С такими друзьями....

И все-таки скрыть ничего не удалось. Веста отвратительный целитель. Астрид отчитала её и сказала, что следующий её заказ принесёт ей меньше денег, хотя было видно, что поступок Весты она частично одобряет, при том, что конфликт был исчерпан. Но, согласно правилам, её все же наказали. И Веста не была сильно против… После её прибытия в Скайрим вообще мало кто интересуется, чего она хочет. Сейчас же Слышащий снова потерянно брела по дороге к Рифтену, специально подцепляя носами сапогов жёлтые листья. Её отправили в Гильдию воров — оценить драгоценный амулет, отданный в качестве предоплаты на возможные расходы. Настроение упало совсем, снова напала идиотская апатия. Веста даже не захотела призывать Люсьена сегодня. И новое задание не беспокоило совершенно. Почему все так удивляются тому, что заказ «нереальный»? Веста обокрала все Талморское посольство однажды; Была в Пиршественном зале Совнгарда, будучи живой; Держала руку на голове Пожирателя мира, прежде чем тот стал духом (Или кем-то вроде, девушка до сих пор мучает себя вопросом, что с ним стало и ждать ли его вновь). Разве убийство императора — невозможность? После всего, что она прошла, вероятно, всего лишь формальность. Скорее всего, паршивое самочувствие вызывал последний сон или тот факт, что кто-то знает. И от этого кого-то невозможно избавиться, никак. Цицерон может растрепать своим дурацким незакрывающимся ртом. Но может и промолчать. Но Веста так и не смогла понять, что он скорее сделает. Тот же Арнбьорн, являясь вервольфом до сих пор, все же периодически ест людей, а Бабетта вообще не может не пить кровь. И ничего, к ним относятся не то что нормально, а очень хорошо. Они все семья. А Веста, сколько бы не пробыла среди них, остаётся чужой. Вряд ли её выгонят или попытаются убить (это не станет чем-то неожиданным, если её снова захотят убить), но шёпот и косые взгляды в сторону каннибала… Девушка не хотела бы это видеть. Она не хотела бы, чтобы хоть кто-то знал о том, каким монстром она является. Поэтому она так и не может дать ответ, Скайрим ли это сделал с ней или она была такой с рождения… Хочется срочно пожаловаться кому-то, тому, кто знает, что она сделана не из стали, и кто поймёт, что у неё тоже есть чувства, как у всех остальных людей. (Обычно об этом все забывают, говоря только о герое-довакине). У Весты множество друзей (в основном, это те люди, чьи проблемы девушка по доброте душевной решила), но близких, конечно, очень мало. Есть два близких друга за пределами Скайрима, интересно, ждут ли они её ещё? Они оба часто говорили о том, что её ждёт тяжёлый путь, но она пройдёт его и присоединится к ним. Похоже, они оба искусные колдуны, или просто знают, что произойдёт. Весёлый нервный данмер Нел и добрый, но с такими мёртвыми глазами, имперец Себастьян. Оба объективно потрясающие и знают столько всего, сколько не знает никто, по крайней мере из тех, кого знает она лично. Они готовили её… Лучше бы она никогда не узнала к чему. Девушке все же хочется верить, что про неё все ещё помнят и по-прежнему ждут, чтобы включить в свою компанию, где помимо них двоих есть ещё бретон и альтмер, о которых Веста очень много слышала, но не встретила лично, потому что их не было в Сиродиле. Но ведь и в Скайриме она уже нашла себе хороших друзей (Уриэлла не в счёт, это Веста привела её в провинцию). Судьба — удивительная вещь, она иногда даёт человеку гораздо больше, чем он ждал. Весте, например, она дала прекрасных Серану, Вилкаса (хорошо, что он больше не пытается обратить на себя её внимание, Веста чувствовала себя ужасно из-за этого. Главная героиня ушла интеллектом не дальше автора), старину Брина и, чтоб её, трех крутых драконов. Отдельно Веста как-то сразу выделила Одавинга. Он гораздо ближе ей по характеру, чем двое других, и поэтому ссорятся они очень редко. (Хотя Весте и её ужасном характере вообще противопоказано с кем-либо общаться). Для девушки он сразу стал особенным. Он стал лучшим. Он стал родным. Иногда Весте казалось, что рядом с дова она чувствует себя влюблённой, иногда, что он роднее, чем Хакáн. Одавинг легко описывает в словах то, что Веста не может выразить сама. Он всегда даёт ей возможность ощутить ветер, бьющий в лицо на огромной высоте, и оценить вид, которого невозможно увидеть с земли, и дракон делает это совершенно добровольно (хоть и крааайне редко). Как и другие дова, он не видит в ней оружия, своеобразного «драконоотвода», которым все сочли нового довакина. Для них Веста «Гра-зеймазин», брат по битве, брат-дова (кажется, им абсолютно плевать на то, что она девушка). Он понимает её легко и быстро, как дова понимает другого дова. Она спрашивала, почему она — дракон, а Языков так никто не называл. Партурнакс тогда строго заметил, что они, имея драконью кровь, драконьей души не имели, поэтому и смогли создать Драконобой, с чем, кстати, согласился Арнгейр, приведя в противоположный пример Тайбера Септима. (Предложение Весты заранее основать собственный культ все отвергли). Единственной проблемой в этой дружбе стал языковой первоначальный барьер, когда Одавинг из своего упрямства отказывался говорить на языке смертных, а Веста никак не могла объяснить ему, что нихрена не понимает. Но потом девушка как-то сама начала понимать, что нужно говорить Пф, обучение у того, кто знает язык? Это слишком просто. Нормальные люди учат язык во время разговора.. В голове пронеслось, что даже если не сказать ему ничего о проблеме, то хотя бы разговор с ним может облегчить её мысли. Его характер неплохо дополнял её. И в целом, Одавинг был её любимым дова, а она больше всех остальных йорре нравилась ему. (Наверное, она вообще единственная из йорре ему нравилась) — Од! Ах! Винг! — Крикнула драконорожденная в небо и села под дерево ожидая своего друга. Дракон появился достаточно быстро… в этот раз. Похоже, он был где-то неподалёку. Всё же, из-за регулярных призывов довакином, дракон уже заранее начинал придумывать, как приземлиться посреди леса, чтобы не навредить себе и не выслушать гневную тираду о том, что древесина — товар ценный, и вообще природу нужно уважать. — Дрем йол лог, Одавинг. — Поздоровалась Веста. — Нейль фадон. — Дрем йол лог, Кронид. — Ты до сих пор зовешь меня так? Покоритель. Это очень приятно, но мне неловко от этого. Вспомнив, что дракон предпочитает, когда с ним говорят только на его языке, нордка извинилась: — Кросис, неиль фадон. Зу фен тинвак ва ру. Зу’у тирааз. — Фун довах, — дракон наклонил голову ближе, приглашая забраться ему на спину. Одавинг предпочитает вести разговоры в более укромных местах. Ему нужна высота, поэтому он обычно несёт драконорожденную в горы, а затем возвращает на место. — Хану фолук Зу’у, — она хватается за рог и перебрасывает ногу через шею, садясь в основании головы. Одавинг жуть как не любит это, но сейчас сойдёт и так. — Хану? — он уточняет, ведь Веста иногда путает значения слов. — Гех. Зу хон ан зуль. Рок фун ва Зу’у мар рот до Зу’у. Дова собирается спросить, что она имеет в виду, но Веста продолжает. — Давай, я лучше так расскажу. — Гех, — нехотя соглашается дова. Он замечает отличное плато, как раз ещё в пределах Рифта, и плавно опускается. Она начинает дико возмущаться, если он приземлится, как ему удобно. Вздрагивает не только земля под ним, но и Веста на его спине. Девушка тут же спрыгивает на землю. Вид у неё сегодня гораздо более печальный, чем всегда. — Я не знаю, как начать… Это мучает меня уже долго, но я пока не сказала никому. — Может, это болезнь? — предполагает дова. Тела смертных очень слабы и разные недуги часто мучают их, в том числе и недуги головы. — Если бы была болезнь, я бы её излечила. Я не знаю, что это… — Если ты не расскажешь нормально, то как я должен помочь? — справедливо замечает дова и начинает украдкой искать место повыше. — Я даже Партурнаксу не придумала, как сказать… — дракон пихает девушку головой в бок, подбадривая. У дов очень интересные представления о появлении привязанности. Как-то раз Одавинг попытался приободрить драконорожденную, чуть схватив клыками её руку… Тот случай почти закончился дракой. Она буквально падает на его морду и самозабвенно чешет место между глазами. Там дракон чувствует хоть что-то, учитывая толщину его природной брони. Чешуя у драконов всегда горячая, спать, положив чешуйки в спальный мешок, особенно приятно. Правда, со временем они остывают… Одавинг вздыхает и прислоняется ближе. Он слишком сильно размяк из-за неё… Среди драконов никогда не было подобного поведения, все же Веста была смертной больше, чем драконом. Она была заботливой и постоянно стремилась выразить свою привязанность, особенно, когда дракон был против. Девушка сразу показалась ему странной. Не только потому что поймала его, как какую-то добычу, и начала допрашивать. Во многом из-за того, что она сначала успокоила его. А потом поинтересовалась в порядке ли он после освобождения. А потом уговорила облететь весь Скайрим, то и дело повизгивая от восторга и засыпая дракона странными вопросами. И не стоит забывать о том, как ей нравилось трогать его рога и постоянно сокрушаться о том, что хочет такие же. Может ли не быть странным йор, который хочет рога? А после всего она стала звать его… Сначала ему показалось, но зов повторился. Когда он прибыл, то она сразу же недовольно высказалась о том, что он, как её друг, должен был дать ей знак, что с ним все хорошо. Она была странной, но дова решил дать ей шанс и пока что не жалел об этом. — На днях мне снилось, что я драконий жрец. — Жрец? Ты бы никогда не была им, — алый дракон издаёт громкий смешок. Веста резко убирает руку и возмущенно поднимается. — Потому что женщина не могла стать жрецом?! Ты знаешь, это просто… — Нет. Потому что ты строптивая. Ты не понравилась бы Алдуину никогда. Веста нахмуривается и грозно выдыхает. — По слухам, ему вообще сложно было угодить. — Почему? — Одавинг притворно удивляется. — Проявляй беспрекословную преданность и не вздумай подшучивать над ним — весь рецепт успеха. Ты не проявляла ничего из этого, ещё и уничтожила многих его соратников. Ладно, рассказывай о сне. — Я была жрецом, и, когда мне дали маску, я надела её, но она приплавилась к моему лицу. Я никак не могла её снять, и никто не мог мне помочь. А до этого мне снилось, что я снова кого-то ем. — Но ты ела кого-то и в жизни? — донести до Одавинга насколько это ужасно оказалось трудновато. Он не жил рядом со смертными столько, сколько Партурнакс. Он не прочувствовал их души, как сделал это старый дова. А ещё Веста для него стала гра-зеймазином, а разве плохо для собрата-дракона съесть пару случайных смертных? Донести до него насколько это ужасно получилось лишь после их совместного разговора с Партурнаксом. Они периодически говорили на драконьем между собой, так что она поняла лишь часть диалога, но этого вполне хватило, чтобы понять, что Партурнакс даёт пояснения Одавингу совсем по другой теме, а Веста присутствует рядом чисто для прикола. — За последние пару дней двоих, — Веста вздыхает и садится прямо на землю. — И ещё голос… Он говорит мне, что я должна это делать. Он так пугает меня. — Ты точно не связалась с даэдра? Они сильны… Хотя, вроде, они и побаивались мощи нашего Ту’ума. — Я, по-твоему, ничего не понимаю в жизни? Я не больна и не одержима. Это что-то другое. И оно чертовски жуткое, Од. Одавинг игнорирует вспышку гнева. Если бы он реагировал на каждый её нервный припадок, то уже сожрал бы. Веста злится, потому что действительно напугана, очень редкий случай. Она достаточно часто бывает раздражена из-за каких-то мелочей, но девушка старается держаться пути Голоса и не искажать свою душу, чтобы Крики выходили «чистыми»… или она просто была немного пьяна, когда несла этот бред. — Дрех зу’у фод вах аак ру? — он переходит на драконий, чтобы показать, что его снова раздражает её маленькая истерика. — Кросис, Одавинг. Ради Акатоша, ты же воин! Ты не можешь обидеться из-за того, что ты я повышаю голос на тебя. Дракон фыркает и отворачивается, рассматривая рифтенские леса. — Ну пожалуйста, извини меня. Я понимаю, что ты не можешь помочь мне сейчас. Но ты можешь помочь мне, рассказав о Культе дракона. — Нид. Зу’у ни лаан вах тинвак до нии. Он оскорбился и не будет говорить о её проблеме снова. Обидчивый зануда. — Партурнакс мне не расскажет. Он ненавидит вспоминать об этом времени. Голос говорит мне о том, что однажды я стану дова, если буду продолжать в том же духе. А я не могу стать дова, я стану чудовищем… Дракон немного качает головой и выдыхает горячий воздух перед собой. — Одавинг, — вырывая дракона из прострации, произнесла Веста. — О, я считал, что я не так стар, чтобы погружаться в воспоминания. — Одавинг! — позвала девушка, но уже настойчивее, привлекая внимание дракона. — Мы друзья, я больше не повышаю голос, хорошо? Говорим на равных и без агрессии. — Ты смешно бесишься, — разговор снова приобретал привычное направление. Безмятежное, беззаботное, которое подразумевает, что дова будет подшучивать над довакином, медленно выходящим из себя. — Что именно ты хочешь знать, неиль фадон? Зу хузра. — Спасибо. Ты никогда не слышал о том, чтобы человек становился драконом или подобным дракону? — девушка аккуратно опускается на камни, подгибая ноги под себя. — Я слышал только о том, что на Солстейме, куда мы послали своих жрецов, произошёл бунт, йорре силой голоса подчиняли драконов себе. Чтобы подчинить себе дракона нужно было иметь огромную силу, но были ли они подобны драконам? Думаю, нет. Алдуин послал нескольких из нас разобраться с предателем, но что с ними случилось… Этого не могу вспомнить, — дракон говорит слишком долго, нехарактерно для себя. Девушка хмурится, какая-то картинка, вроде, складывается. Но вот какая? И как это поможет ей справиться с голосом? Может ли быть голос связан с этим Мираком? — Ты не можешь вспомнить… Был ли среди них жрец Мирак? Среди отправленных на Солстейм. — Насколько я помню… Так звали предателя. Он был верным жрецом, пока был в Скайриме. Значит, ей точно стоит отправиться на Солстейм… Да чтоб все это побрали даэдра. Нужно было оставаться в Сиродиле… — Этот хану. Голос… Он действительно так сильно влияет на тебя? — Одавинг спускается со своего уступа ближе к драконорожденной. — Я борюсь с ним. Пока что я все контролирую. Дракон снова окидывает её взглядом. Внешний вид прославленной героини сильно изменился с того момента. В тот момент на ней была черная латная броня, слепившая солнечными бликами. Сила её голоса была устрашающей для смертного… Это был буквально бескрылый дова с двумя острыми мечами вместо клыков. Она была странной и притягательной, но очень суровой. Другой йор рядом с ней, местный ярл, выглядел такой сошкой в сравнении. А сейчас это уставший и замученный обычный норд. Что-то буквально пожирает её силы, ведь ещё пару месяцев назад она выглядела гораздо лучше. Без бледности и темноты у глаз. Веста — смертная, как ни крути. Её не оживить криком, как произошло с самим Одавингом. — Спасибо, что пришел на помощь. Спусти меня вниз, пожалуйста.

***

Заверив дракона в том, что его поддержка помогла ей, девушка вновь побрела в Рифтен. — Ты был драконорожденным, Тайбер Септим. С тобой случалась такая же фигня, когда ты был жив? — с другой стороны, у Скайрима есть одна ужасно замечательная черта. Если ты идёшь по дороге и говоришь сам с собой, то никто не обратит внимания, потому что дороги пусты… По закону жанра, подчеркивая драматичность момента, начался дождь. Или Талос дал ей ответ: «Отвали, женщина, реши свои проблемы, не приставая ко мне». Отплевываясь от мокрых волос, Веста мрачно начала оглашать ситуацию своему внутреннему голосу, которым являлся её внутренний дова. По крайней мере ей нравилось думать, что это действительно ее дова. И это не тот стремный голос выслушивает её жалобы сейчас… отрицание шизофрении примерно так и выглядит Однажды на Глотке мира они втроем придумали имя её дракону (Партурнакс ещё сказал потом, что они с Одавингом все никак не повзрослеют): Бромалогхун. Что в переводе значило северный воскрешенный герой. Весте имя очень нравилось, она даже выучила его запись. Может, Одавинг прав, и это просто её крыша немножко едет в сторону после всего пережитого. Несколько лет назад в Сиродиле она видела, как Нел пьёт скуму перед сном, потому что ему все время снилось что-то настолько ужасное, что он не мог проспать нормально и пяти минут. Он говорил, что это из-за его прошлого, и целовал кольцо с символом солнца на пальце. А Себастьян не мог нормально реагировать на все слова, начинающиеся с «даэдра/и», его взгляд темнел, а сам он начинал скрипеть зубами от злости. (Веста имела неосторожность однажды высказать свое мнение об Обливионе и Дагоне при нем, парень просто пришел в бешенство. А как красиво летели стулья из окна…). У них были такие постаревшие глаза, хотя на вид они оба были не сильно старше её. Может, они тоже когда-то столкнулись с чем-то подобным? Тогда ей действительно нужно поработать над собой и отдохнуть. С этой позиции попытка стать частью семьи Темного братства даже похвальна… Она тяжело вздыхает и читает выученные наизусть строки. В ее ладони появляется небольшой синеватый сгусток магии, который нордка направляет на пространство прямо перед собой. Происходит вспышка, из клубов светло-синего дыма появляется призрак Лашанса. — В дождь вызвала… Я начал думать, что мы скоро встретимся в Пустоте, — Лашанс поворачивается к слышащей. — Что с твоим лицом? — Все нормально. Идем, Люсьен, нужно торопиться, я не хочу болеть.