нелепые признания

kings of leon – waste a moment

Чонин проснулся, открыл глаза, потянулся, поднимаясь, и вынес для себя вердикт, что последние грамм этак двести скотча вчера определенно были лишними. Как это выглядело для мирно читающего книгу, сидя в кресле у камина, Кенсу – тело на полу что-то простонало. Чонин, что окончательно принял вертикальное положение, провел языком по иссохшим губам, кривясь от этого непередаваемого привкуса во рту, сопровождающего любое похмелье, и твердой походкой направился в ванную, дабы почистить зубы. Как это выглядело для отложившего свое чтиво, чтобы полностью насладиться разворачивающимся перед ним действом, Кенсу – у тела дернулся палец на руке и слегка затрепетали ресницы. Спустя полчаса тело, что в своей фантазии уже избавилось от головной боли и теперь наслаждалось терпким кофе, наконец открыло глаза и выдало ёмкое: - Блять. Кенсу понял, что пора брать дело в свои руки. Он, не обращая внимания на вопли раненого тюленя, поднял тело с пола и потащил в ванную, где безжалостно пихнул его голову прямо под струю ледяной воды и удерживал ровно до того момента, как тело начало материться связными предложениями, обещать скорейшую смерть всему роду людскому и размахивать еще плохо слушающимися конечностями. Зубы чистило тело уже само, не забывая бросать из-под мокрой челки испепеляющие взгляды через зеркало на откровенно забавляющегося происходящим Кенсу. В туалет тело сходило даже без присмотра и четкого руководства. После всех этих нехитрых махинаций Чонина уже почти можно было отнести к виду Homo erectus – до sapiens не хватало буквально пары таблеток аспирина, которые по доброте душевной все-таки предоставил ему Кенсу, и такого же количества часов на банальное оклематься. Чонин плюхнулся на стул на кухне, массируя пальцами пока все еще пульсирующие виски, и периферийное зрение выхватило одну странность, до того незамеченную: на ногах его было надето нечто клетчатое, а в его гардеробе определенно ранее не встречалось штанишек в клеточку. Чонин нахмурился. Мозг отказывался работать и напоминать о событиях прошедшего вечера. В поисках ответов на помощь пришли ощущения, тихо шепнувшие о том, что ногам в целом непривычно свободно, а ниже колен даже как-то чересчур прохладно. Чонин нервно отъехал назад на стуле, проглотив болезненное шипение от снова вдарившего по мозгам молотка, и уставился вниз. - Я в юбке. - Это называет килт, - отвлекся от варки кофе Кенсу. - Но технически да, ты в юбке. - Что вообще было? - Это я у тебя хотел спросить. Чонин собрал все свои силы в кулак и начал шевелить извилинами. Все началось еще в сентябре, когда они собрались всей своей довольно многочисленной компанией, чтобы решить, как провести новогодние праздники. Казалось бы, что в начале осени об этом еще рано задумываться, но встреча последнего года прошла настолько погано – Чонина до сих пор передергивало, стоило вспомнить - и повлекла за собой такой же паршивый год, что в этот раз они решили подойти к этому вопросу со всей неприсущей никому из них серьезностью. Мнения разделились мгновенно. Подавляющее большинство было за то, чтобы рвануть куда-нибудь отдыхать заграницу. Большинство – это все, кроме Сехуна, который, выбирая между любым местом на планете и домом, всегда выбирал дом. Поэтому на его точку зрения даже не обратили внимания, а сам Сехун пожал плечами, таким образом говоря, что в остальном ему похер, каким будет исход. По крайней мере таким образом он избежал развернувшихся после озвучивания всех пожеланий баталий. Ибо варианты не сходились от слова совсем. И это была война. Чонин грезил Щвейцарией и Церматтом. В принципе, его бы устроил любой горнолыжный курорт, но Маттерхорн манила его к себе похлеще чем сирены мореплавателей, поэтому в своем желании Чонин был тверд и решителен. Чунмён хотел к морю. Греть свои косточки на пляже, щуриться на солнце, вкушать экзотические фрукты и просто приятно проводить время в окружении полуобнаженных красоток и полного перечня слабоалкогольных, но дурманящих голову коктейлей. К слову, Чунмён-то свое желание осуществил, о чем уже третий день свидетельствовали обновления его инстаграмма. Исин мечтал о доме, в котором не был уже с полгода, и звал всех с собой. Обещал теплую, по-настоящему семейную атмосферу, традиционную кухню и бесплатную экскурсию по достопримечательностям Чанши. Бэкхён настаивал на Шотландии. Никто не понимал, почему, да и сам он не мог толком обосновать свой выбор, но готов был перегрызть за него всем глотки. Кенсу, раньше всех почуявший, какая жопа намечается, занял твердый нейтралитет и отсел к только что не жрущему поп-корн, наблюдая за почти уже дерущейся толпой как за экшн-муви, Сехуну. Чанёль хотел в Нью-Йорк, и встретить Новый год на Таймс сквер. Из всех, почему-то только на него посмотрели как на дебила. Типа «да, конечно, все мы люди работающие и неплохо зарабатывающие, но ты хоть представляешь, во сколько нам встанет один только перелет?» Чанёль кинул вселенскую обиду и не разговаривал ни с кем целых тридцать шесть минут. Чондэ и Минсок были единодушны, как и всегда. И дело даже не в связывающих их отношениях, просто степень укуренности, если и различалась, то максимум на пару процентов. А ведь Минсок поначалу подавал надежды на нормальность, которые быстро разбились о кошачью улыбку и заинтересованный прищур глаз Чондэ. Они наперебой вещали о том, как было б круто в Амстердаме, снять какой-нибудь лофт, позвать толпу незнакомых людей и отрываться так, будто завтра не наступит никогда. В итоге они решили ехать в Шотландию. Как хотел Бэкхён. Они всегда всё делали так, как хотел Бэкхён. Чертов Бён Бэкхён, у которого тонны компромата на каждого из них, острые ногти и зубы и неплохой хук правой. Но был в этом и плюс: если Бэкхён чем-то горел, то он делал всё и без вопросов, а за предложение помочь можно было и огрести. Так что от всех требовалось только в нужный момент отдать требуемую сумму денег и там уже до дня отлёта ни о чем не думать. Но было бы глупо рассчитывать, что вот они решили провести Новый год в Шотландии своей дружной мужской компанией, и всё прям будет зашибись. Нет, проблемы начались практически сразу. Первым слетел Чунмён. На следующий же день после встречи он позвонил и сказал, что ебал в рот эту праздничную Европу, его ждут Мальдивы и беспорядочные половые связи с обладательницами карамельного загара и ног, что называется, от ушей. К этому Бэкхён был готов. Две недели спустя пришел с повинной Исин, и в перерывах между извинениями можно было услышать, что на праздники он всё же едет домой. Он хотел отложить поездку до Китайского Нового года, но сил терпеть уже не было никаких. Бэкхён поднял его с колен и похлопал по плечу, уверяя, что не за что извиняться, тем более уж в такой форме. Семья – святое. Отказавшийся от поездки Минсок поверг всех в глубочайший шок. Причина узналась через три дня бесполезных дозвонов до, как оказалось, ушедшего в запой Чондэ. Новость о расставании привела всех уже в ахуй. На расспросы оба не отвечали, а потом Минсок вообще плавно выпал из их жизни. Чондэ запил еще сильнее. Бэкхён даже не злился, вычеркивая еще одного человека, ведь сам не так давно пережил драматичное расставание. И плевать, что недавно - это еще летом, больно-то было до сих пор. Чанёль бы ни за что не слился сам, но плавающий в своих нескончаемых страданиях и в алкоголе напару с Чондэ Бэкхён, услышав о появлении у лучшего друга девушки и о том, что он хочет взять её с собой, устроил форменную истерику. «Если хотите сосаться под бой курантов, то оставайтесь дома, ибо я лицезреть это не намерен». Чанёль и остался. Дома. Сехун слетел уже в самый последний момент, за две недели до Нового года, когда уже и билеты были куплены, и домик в деревушке недалеко от Эдинбурга полностью оплачен. Сказал короткое «работа», стойко выдержал все оры Бэкхёна, а потом, уже сидя вдвоем с Чонином на кухне у себя в квартире и потягивая пиво в честь окончания рабочей недели, сказал, что изначально знал, что всё так и получится, но наивно верил в лучшее. И эта вера довела его до того, что Новый год он будет встречать в гордом одиночестве, уставший, как собака, после четырнадцатичасовой смены. И похер бы на все, но магия первого дня, «как встретишь новый год – так его и проведешь» и прочее дерьмо вгоняли в апатию. Это признание прибило Чонина к земле весом тонн в сто, и он решительно заявил, что ни за что не оставит Сехуна одного. Ни на праздник, ни по жизни. Сехун улыбнулся одними глазами, и уже привычным то ли безразличным, то ли беззаботным тоном отметил, что, если сольется еще и Чонин, то Бэкхён начнет убивать всех без разбора, да и «не порти себе праздник». Поэтому двадцать девятого декабря Чонин прочитал сообщение: «Купи мне в Шотландии Compass Box Oak Cross. Без него можешь не возвращаться». И следом: «А вообще, хорошо вам отдохнуть». Убрал телефон в карман, выключая, и сел в самолет до Лондона, где им предстояла пересадка на рейс уже до Эдинбурга. Удавиться хотелось до безумия. Так, ладно, Чонин хотя бы объяснил для себя килт – традиционная одежда все-таки. Почему он в ней, конечно, все еще не было ясно. Он почти начал восстанавливать последовательность событий после их приезда, как из соседней комнаты донеслись истошные вопли страдающих в аду душ, и Чонин схватился за голову, пытаясь заткнуть уши. Но звук достигал его даже так, рвал на кусочки мозг, выворачивал наизнанку, заставлял хотеть и самому кричать во весь голос, лишь бы чем-то перебить, лишь бы не слышать… - Какой дебил притащил волынку?! – поинтересовался влетевший в кухню Чондэ, тут же закрывая за собой дверь, чтоб адские звуки были хоть немного потише. Кенсу коротко кивнул в сторону почти уже бьющегося в истерике Чонина, поставил на стол две чашки кофе для друзей и принялся за готовку к празднику. – Яс-сно. Итак, что же заставило нашего вечного трезвенника упиться до такой степени, что домой его принесли четыре здоровенных бородатых мужика в юбках? Чонин резко убрал руки от головы и перевел взгляд с блестнувшим в их глубине интеллектом на Чондэ. Воспоминания медленно начинали возвращаться. После в общей сложности двадцати семи часового перелета у всей добравшейся-таки до Шотландии компании было одно простое желание – сдохнуть. Чондэ в голос матерился, клял Бэкхёна на чем свет стоит, хотя тот и сам понимал, как лоханулся, взяв билеты не хотя бы на день раньше. Им бы отдохнуть, поспать, не скрючившись в кресле самолёта, но максимум, что они могли себе позволить – полчаса дрёмы, растянувшись во весь рост, на нормальной кровати, а потом нужно было бежать по магазинам. У Бэкхёна уже было заготовлено новогоднее меню с полным перечнем продуктов, по которому они и закупались под аккомпанемент играющей из каждого утюга «Auld Lang Syne» и тихого чертыхания Кенсу, который уже в красках представлял, как ему придется все это готовить. Чонин сразу и неожиданно отделился от друзей и отправился на поиски заказанного Сехуном виски. В восемь вечера он обнаружил себя в пабе перед стаканом с тем самым «Compass Box Oak Cross», который пах яблоком и шоколадом, и лишь слегка спиртом, и это слишком напоминало о Сехуне. Чонин растекся по барной стойке, умостив подбородок на сложенных руках и утыкаясь носом в рокс, предаваясь думам о том, какой же он все-таки трус и мудак, что оставил самого дорогого человека на праздники в одиночестве, испугавшись гнева Бэкхёна. - Эй, парень, скотч обычно пьют, а не гипнотизируют его по два часа, - раздался сбоку веселый голос. – Что, разругался с зазнобой накануне праздника? – мужчина занял соседний с Чонином стул и махнул бармену рукой, заказывая пиво. - Боюсь, моя зазноба не в курсе моих к ней чувств, - Чонин поднял стакан, задумчиво покрутил и все-таки выпил. Приятно. Понятно, по чему Сехун так тащится. – Поэтому она встречает Новый год дома, а я сижу здесь. - Не дело это, - покачал головой собеседник. – Пойдем, расскажешь, как дело обстоит, - он панибратски обнял Чонина за плечи и кивнул в сторону столика, за которым сидели еще трое его друзей и призывно потрясывали в воздухе кружками. Чонин сам не знал, что на него нашло, наверное, грусть и желание выговориться подтолкнули его в спину, поэтому он покорно пошел за новым знакомцем и сел на освобожденный от вещей для него стул. А потом начал рассказывать историю своей жизни и влюбленности четверым мужикам глубоко за тридцать, с бородами, в килтах, которые по комплекции напоминали рестлеров, но сверкали дружелюбными улыбками и в особо грустные моменты ободряюще хлопали по плечу. Неудивительно, что все свелось к банальному «все бабы – стервы». Сехун, конечно, бабой не был, но во время своего повествования Чонин старался говорить в максимально нейтральном роде о своей пассии, дабы и заочно не оскорбить Сехуна сравнением с девушкой, и не выдать своим новым знакомым, что влюблен-то он на самом деле в парня. Неудивительно, что они все напились до чертиков. В принципе, даже то, что сейчас Чонин сидел на кухне в юбке, уже не удивляло – память подсказала, что в какой-то момент вечера он вылил на джинсы пиво, и уже хорошо поддатые мужики выпросили у хозяина бара снять со стены висящий в качестве декорации килт и торжественно вручили его Чонину. И всем было как-то плевать, что юбка пыльная и не подходила по размеру - отряхнули на улочке, булавочкой, найденной у женщины за соседним столиком, закололи, и все, и красавец. Что в какой-то момент все вознамерились обучить заезжего гостя, как танцевать кайли, было уже странновато, но пока еще ожидаемо. В конце концов, люди, особенно пьяные, любят приобщать иностранцев к своим традициям. Танцевали всем залом, сшибая столы и сбивая стаканы, что почему-то не бились, лишь обдавали ноги холодной жидкостью, на пол. Но в какое же надо было быть говно, чтоб пойти катать по улицам подожженные бочки с дегтем? Нет, это, конечно, тоже вроде как какая-то местная традиция, если Чонин хоть немного правильно помнит все, что ему втирали, но дикость же! Кажется, в какой-то момент, Чонин запнулся за свою же ногу и покатился следом за бочками…А потом его новоприобретенные лучшие друзья потащили раненного товарища в указанную неуверенным перстом сторону к домику, что стоял в нескольких сотнях метров от деревушки, где проходил весь разгул. Наверное, они затащили его в дом и, сгрузив тело в первой попавшейся комнате, оставили просыпаться. Это Чонин уже совсем не помнил. - Вообще, они сдали тебя мне на руки, - уточнил Кенсу. - Почему я тогда спал в гостиной на полу? - Мне лень было тащить тебя до кровати. - А мне вот интересно, - вклинился в разговор Чондэ, – как ты с ними общался? Или твой английский настолько корейский, что они приняли его за шотландский? - Ха-ха. Очень смешно, - попытался огрызнуться Чонин. - А меня вот больше интересует, какого хрена ты тут забыл, – неожиданно агрессивно отозвался Кенсу, который вкупе с зажатым в руке ножом, которым он только что нарезал овощи, смотрелся более чем пугающе. - В смысле? - Ну, если ты так относишься к Сехуну, то почему ты не остался с ним? - Он сказал мне не портить себе праздники, я же объяснял, - Чонин непонимающе нахмурился. - Действительно, встречать Новый год в компании двух брошенок, одна из которых долбанутая истеричка, а вторая пытается делать вид, что все нормально и отболело, и меня, вместо того, чтобы провести этот день с любимым человеком, это же совсем не называется портить себе праздник, - нож с громким стуком опустился на доску, и Чонину на мгновение показалось, что это его голова, а не попка огурца, отлетела и прокатилась по поверхности стола. - То есть я… - Долбоеб, да. Определенно. - Я должен полететь обратно в Сеул! – Чонин резко вскочил из-за стола, даже не дернувшись от ощущения свалившейся в очередной раз на голову наковальни. - До Нового года всё равно не успеешь, - спустил его с небес на землю Чондэ, задумчиво листая что-то в телефоне. – Да и билеты на самолет стоят, если уж не как моя, то как твоя жизнь точно. - Позвони ему хотя бы. И скажи, что любишь, - Кенсу вернулся к миролюбивому тону, но лезвие в чужих руках всё еще не давало расслабиться. – Пусть он остался один, но это должно хоть немного улучшить ему настроение. А там, как вернемся, уже поговорите нормально. - Ты думаешь, что он… - Даже если вдруг и не ответит тебе взаимностью, в чем я сильно сомневаюсь, наблюдая за вашими отношениями последние пять лет, то не пошлёт уж точно. - Сколько у нас разница с Кореей? - Часов девять. - Блять, - Чонин бросил взгляд на экран мобильного Чондэ, где высвечивалось 14:58, и ломанулся на поиски своего телефона. Даже нахлынувшие с новой силой, еще более ужасающие, чем до того, звуки игры Бэкхёна на волынке не остановили его. Мобильный обнаружился в кармане скинутого в прихожей пуховика, и уже через минуту трясущиеся пальцы набирали выбитый на подкорке мозга номер. Но вместо привычного сехуновского «внемлю», в трубке раздался приятный женский голос, сообщающий о том, что абонент находится вне зоны действия сети. Чонин будто упал в бездну. Захотелось вновь нажраться, и хоть желудок сделал кульбит, высказывая свое недовольство такими мыслями, но это дало бы возможность немного заглушить страдания от своих неверных решений. Чтобы вернуть Чонина из тлена в реальный мир, нужно быть Бён Бэкхёном, который выдал последнюю насквозь фальшивую ноту и с громкими матами отшвырнул от себя инструмент. Чтобы заставить Чонина что-то делать, а не апатично лежать на диване весь вечер и следующие три дня, нужно быть До Кенсу, который пару раз ударил влажным полотенцем по мягким частям тела и отправил на кухню помогать себе же. Чтобы выудить из Чонина улыбку, нужно быть Ким Чондэ, который на сто процентов понимающий, а ебанутый и того больше, который, заявив, что он отныне горец, устроил битву на багетах под аккомпанемент квиновских принцев вселенной, а потом попытался натянуть на голову тушку гуся. Просто из интереса. Чонин ржал, как припадочный. За стол садились уже в двенадцатом часу, несмотря на все ранние приготовления – все же обязательно должно было пойти по пизде. Сначала они сожгли многострадального гуся, все же побывавшего на голове у Чондэ, потом разбили сервиз, запнувшись о оставленную посреди гостиной волынку, а в качестве десерта чуть не спалили весь дом, уронив елку в уже разожженный камин. В магазин пришлось бегать трижды, наводить порядок дважды, и, слава богу, до вызова пожарных все-таки не дошло – справились своими силами. Но и без того не самое идеально праздничное настроение было подпорчено. Чондэ искал смысл жизни в бокале с шампанским, Чонин обнимался с полюбившимся вискарем, Кенсу хотел просто пойти спать, потому что после всех фейлов этого дня сил не осталось уже никаких, и только Бэкхён цеплялся за спасательный круг, коим являлась приближающаяся полночь, знаменующая настоящее начало праздника, новой жизни, можно сказать. - Друзья мои, прошлый год был тяжелым, и я хочу поздравить вас в первую очередь с тем, что мы его пережили. - Бэкхён, что за речь президента? – закатил глаза Чондэ. - Заткнись! – на мгновение лицо Бэкхёна исказила гримаса ярости, но он быстро совладал с собой, вновь натягивая маску безграничного счастья. – Итак. Я рад, что встречаю Новый год именно с вами. Не с предателями, променявшими друзей на бабу, не с сексуально озабоченными богатеями, не с разбивателями сердец и не с гребаными трудоголиками. С вами. Людьми, которые знают не только, что такое настоящая дружба, но и ответственность, - и вроде они должны были проникнуться тостом Бэкхёна, прослезиться, наверное, в умилении, но после каждого сказанного слова желание дать другу по роже планомерно возрастало. - Короче говоря, с Новым годом вас, парни. Будем надеяться, что этот год принесет нам только счастье, - подвел итог Кенсу и поднял в воздух бокал. Часы пробили полночь, и одновременно со звуком чокающихся бокалов раздался стук в дверь. - Мы кого-то еще ждем? – Чондэ настороженно приподнял бровь. - Вроде нет, - так же удивленно пожал плечами Бэкхён. - Может, это новые друзья Чонина решили зайти поздравить? - Да вряд ли. - Все равно, сходи проверь, - и проще было послушно встать из-за стола, чем начать спорить, а в итоге все равно сделать то же самое. Чонину открыл дверь и понял, что, кажется, его настигла «белочка». По крайней мере списать это просто на алкогольные глюки не получалось: с ночной попойки он уже отошел, а заново напиться еще не успел. А чудес, таких как исполнение новогоднего желания, загаданного каких-то полминуты назад, как известно, не бывает. Вывод напрашивался один – Чонин сошел с ума. Потому что не мог в реальности на пороге домика близ деревушки где-то под Эдинбургом стоять, упираясь руками в колени, будто после долгого бега, настоящий О Сехун. - Что за…? - Чонин…я... - начал говорить глюк. – Должен…сказать… - Ты настоящий? - Ты издеваешься? – Сехун устало прислонился к косяку и, закрыв глаза, сделал два глубоких вдоха. - Нет. Просто в шоке. Ты хоть пройди для начала, - Чонин, все еще не веря своему счастью, поднял валяющуюся на земле небольшую дорожную сумку и за лацкан потянул друга внутрь. - НЕ СМЕЙ ПЕРЕСТУПАТЬ ПОРОГ! – выскочивший в коридор Бён Бэкхён, напугал так, что Чонин выронил сумку прямо себе на ногу, а Сехун завалился назад, приземляясь задницей на припорошенную снегом плитку. - Что, прости? – вежливо поинтересовался он, потирая ушибленную часть тела. - First-footing. Шотландцы считают, удача на весь следующий год зависит от того, кто первым войдет в их дом в новом году. - Начнем с того, что ты не шотландец, и это не твой дом. - Не важно! Первым переступить порог должен симпатичный брюнет! – Бэкхён загородил дверь собой, чтобы у Сехуна точно не было возможности войти. - Ты что, серьезно? - Абсолютно. - Если и верить в приметы об удаче и не пускать Сехуна в дом, то уж скорее потому что он лох по жизни и принести кому-то удачу по определению не может, а не потому что он блондин, - абсурдность ситуации рассмешила Чонина чуть ли не до слёз. – И вообще, он крашеный. Так что прекрати страдать херней, Бэк, и… - Да идите. Вы. Нахуй, - припечатал Сехун и, крутанувшись на пятках, решительно двинулся в сторону деревни. - Какого…? Сехун! - Кака-а-ая драма, - меланхолично протянул высунувшийся из гостиной Чондэ, продолжая потягивать шампанское уже из горла. - Ты что стоишь? Беги за ним! – Кенсу швырнул ему в лицо куртку – спасибо, что не ботинки – и Чонин ломанулся следом за быстро удаляющейся фигурой. - И все равно на порог я его не пущу! - услышал он напоследок истеричные визги Бэкхёна и решил, что, когда они вместе с Сехуном вернутся, нужно будет определенно набить Бёну морду. - Сехун! Да стой же ты! – спустя пять минут Чонину все же удалось нагнать друга и, схватив за предплечье, заставить повернуться к себе лицом, что, казалось, пылает от гнева. – Что на тебя нашло? Я, конечно, все понимаю, Бэкхён – мудак… - Мудак – ты, Чонин, - рявкнул Сехун. - Я здесь причем? - Действительно! Вообще же не при чем! – Сехуну удалось вырваться из чужой хватки, и теперь он расхаживал взад-вперед, бурно жестикулируя и высказывая все свое недовольство. – Я, блять, две недели работал без выходных по восемнадцать часов в сутки, чтобы успеть разобраться со всеми делами и все-таки приехать в эту гребаную Шотландию! К Бэкхёну я ехал по-твоему, а? - Ты приехал…ко мне? – Чонин боялся вставить даже слово в монолог разбушевавшегося Сехуна, но эти вылетели против его воли. - ПРИКИНЬ! Двадцатичасовой перелет, такси, которое в чертов канун Нового года стоит почти как моя почка, так и то меня высадили за пару километров до этой деревушки, название которой я, блин, даже выговорить не могу, и весь остальной путь мне пришло преодолевать на своих двоих! Все ради чего? Да чтобы сказать, что я тебя, черт возьми, люблю! Под чертов бой курантов! Чтоб запомнилось это на всю гребаную жизнь! И что я получаю по приезду? «Лол, давайте его не пустим, он же такой лошара да и вообще не по фен-шую». Повторюсь: идите вы нахуй, Чонин. - Стоп. Ты меня что? - Твою ж мать. Сехун всегда был очень решительным парнем. Когда они еще на первом году старшей школы всем классом сохли по одной девчонке, естественно первой красавице всего их учебного заведения, и дружно боялись к ней подойти, Сехун просто ударил кулаком по столу и заявил, что позовет ее на свидание. Отговаривали долго. Большинство из зависти к его смелости, а Чонин потому что уже предвидел, как ему придется утешать лучшего друга после сокрушительного отказа и затыкать втихую смеющихся над опозорившимся парнем трусов. Конечно же, Сехун никого не послушал и на большой перемене подошел к той девчонке, а уже вечером вел ее на свидание, провожаемый озлобленными взглядами всего класса. Сехун мог спорить с учителями, идти и доказывать что-то директору, заводить новые знакомства с интересными ему людьми, просить автографы и совместное фото у встретившихся на улице айдолов и не краснеть, покупая презервативы. Сехун твердо знал, чего он хочет в ту или иную минуту, и всегда двигался к своим целям. Но только до того момента, пока все шло по его плану. Стоило вклиниться каким-то неожиданным обстоятельствам, как Сехун терял уверенность в себе в принципе и превращался в маленького забитого ребенка, который бежит не то что от проблем, от всего вообще. Если Чонин правильно понимал психологию своего друга и происходящие сейчас события, то получалось, что Сехун прилетел в Шотландию только ради Чонина, чтобы в полночь признаться ему в своих чувствах. До полуночи приехать он не успел, и, очевидно, стоя на пороге, задыхаясь от долгого бега, сказать он пытался именно свое признание. Но вмешались мудачизм Бэкхёна и тупость самого Чонина. Фраза «я люблю тебя» всё же была озвучена, но совсем не так, как планировалось изначально. Поэтому да, было совсем не удивительно, что, пока Чонин переваривал информацию, Сехун уже сбежал. - Твою ж мать, - поддержал Чонин озвученную Сехуном точку зрения. Казалось, что деревенька просто утопала в пламени, и, если бы не веселый смех, громкие поздравления и повсеместные радостные повизгивания да звук взрывающихся в воздухе фейерверков, то обилие огня пугало бы. Файерщики были повсюду, по улицам снова катились подожженные бочки, а в руках у простого люда были факелы. И не представлялось возможным найти кого-то на этом празднике огня и солнца, что напоминал Чонину скорее филиал ада – игры Бэкхёна на волынке в качестве саундтрека не хватало. Чонин, должно быть, оббежал всю деревню раза три, пока отчаяние не накрыло его с голой, заставляя потерянно замереть посреди площади. - Lang may yer lum reek*, Чонин! – уже знакомые мужчины отделились от толпы, наблюдающей за шоу, и подошли к своему юному другу, поздравляя, хлопая по плечам и вкладывая в руки бутылку скотча. – Ты чего какой взъерошенный? - Он…она…здесь, - Чонин сделал глоток, дабы промочить пересохшее горло. – И…Блять, я сморозил глупость и испортил все, что мог! - И она обиделась на тебя и сбежала? Ох уж эти женщины! Давай, рассказывай, как выглядит твоя зазноба, поможем найти, - мужчины выстроились перед Чонином в ряд и замерли по стойке смирно, будто отряд, готовый к указаниям своего командира. - Она…не женщина, - Чонин весь съежился, ожидая реакции на эти слова, но шотландцы лишь на мгновение нахмурились, соображая, что именно это может значить, выдали многозначительное «оу» и просто кивнули. – То есть…все нормально? Я не буду бит и даже не получу уничижительных взглядов? - Мы не закостенелые консерваторы. Если у твоей зазнобы такие же причиндалы, и тебя это не смущает, то почему это должно волновать нас? Так как он выглядит? - Худой, немного выше меня, красивый как сука, несмотря на то что челюсть с левой стороны чуть скошена, а на правой щеке шрам, волосы - пепельный блонд, но их не видно из-за откровенно уебанской кепки. Одет в черный пуховик с рукавами военной расцветки и голубые джинсы. И ведь без шарфа, дебил этакий! А еще брови… - Про брови, так уж и быть, можешь не рассказывать, - хохотнули мужики. - Если откинуть пункт с кепкой, то он сейчас стоит за твоей спиной. Удачи! Чонин развернулся так резко, что на ногах его удержали только усилия четверых, что тут же подтолкнули в спину, подбадривающее подмигнули и удалились в сторону паба, громко рассуждая на тему, насколько бы была проще их жизнь, если бы они были женаты не на своих мегерах, а имели бы отношения, к примеру, друг с другом: встретились, попили пивка, потрахались и разошлись по домам – сказка же. Сехун с едва заметным любопытством наблюдал за процессией, пытаясь создать в голове картину того, как ж Чонин докатился до таких знакомств, но, поведя плечами, скинул с себя оцепенение, выдавая недовольное: - У меня не уебанская кепка. - О, еще какая! – рассмеялся Чонин, ненавязчиво придвигаясь ближе. Сехун заметил. - Так значит, зазноба? – абсолютно будничным тоном поинтересовался он, засовывая руки в карманы и ковыряя носком ботинок снег под ногами, но тем не менее бросая из-под растрепанной челки игривые взгляды и безуспешно пряча улыбку в воротнике пуховика. - А ты, стало быть, любишь? - И-и-и-и мы берем первое место в рейтинге самых тупых признаний, - Сехун сделал шаг навстречу. - Заткнись и дай мне уже тебя поцеловать, - Чонин окончательно сократил расстояние между ними, собственническим жестом обхватывая шею Сехуна. - Мы так то в людном месте. - Да мне похуй, - губы встретились на полпути. Поцелуй не получился ни нежным, ни страстным. Лишь первый из тысячи, которые ожидали их в будущем, он был изучающим, но в то же время утверждающим право: моё, дорвался, никому не отдам. Кажется, сбоку кто-то присвистнул, и Сехун мгновенно разорвал прикосновение, пряча пылающее лицо в воротнике Чонина и щекоча его шею то ли нервными, то ли все-таки счастливыми смешками. Чонин и представить не мог, что эта поездка, этот Новый год принесет ему такое счастье. А еще невольно задумывался, а хватило ли бы у них смелости признаться в своих чувствах, останься они вместе дома, или это разлука и страх одиночества пнули их под зад в направлении друг друга? Если все же второе, то Бэкхёну надо было не рожу бить, а в ноги кланяться. Или можно выполнять эти пункты последовательно. Они почти уже присоединились к празднованию Нового года в баре с новыми друзьями Чонина, когда пришло сообщение от Кенсу, в котором говорилось, что они могут возвращаться. Парни пожали плечами и двинули обратно. Может быть, с шотландскими мужиками в килтах и с бородами, похожими на рестлеров, но с добродушыми улыбками, было бы веселее, но в домике близ деревушки где-то под Эдинбургом их ждали настоящие друзья. И плевать, что Бэкхён – слегка мудак и истеричка, что Кенсу большую часть времени пребывает в состоянии, что еще чуть-чуть и он кого-нибудь точно убьет, а Чондэ все еще брошенка и за маской балагура он пока всего лишь прячется. Зато свои, родные и почти всегда любимые. - И как вы уговорили Бэкхёна нас пустить? – поинтересовался Сехун с порога, скидывая верхнюю одежду и принимая из рук Кенсу задабривающий стакан с виски. - Или за время нашего отсутствия все же заходил какой-то симпатичный брюнет? - Скажем так, в его стакане с соком внезапно оказалась некоторая доза снотворного, поэтому временно его решения не котируются, - Чондэ перешел с шампанского на красное вино и восседал с бокалом в кресле аки царь. - Свобода - прекрасное чувство, не так ли? - Просто восхитительное, - Сехун перегнулся через диван, чтоб посмотреть на посасывающего во сне палец Бэкхёна. - Напомни мне, кстати, утром, что в этом году я должен сломать ему жизнь. - Я тебе в этом помогу, - Чонин коварно ухмыльнулся, любовно поглаживая клетчатый бок волынки. Поблагодарить Бэкхёна действительно можно будет и позже. *Пусть дым всегда поднимается вверх по вашему дымоходу.