Помолчим...

Новая квартирка Крису нравится. Несмотря на небольшие размеры, она весьма функциональна и довольно уютна. Нравится Крису и подъезд – чистый холл, светлый лифт без характерного аромата испражнений и мата на стенах, цветы на лестничной клетке. И сосед. Сосед Крису тоже нравится. Скромный молчаливый худенький паренек с робкой улыбкой. Крис слышал, что того зовут Том, но заговорить долго не решался. Глупо и смешно, особенно если каждое утро ровно в восемь вы вдвоем стоите у лифта, а потом пятьдесят семь секунд – Крис засекал – спускаетесь на первый этаж. Крис обычно покидает лифт первым, придерживает тяжелую дверь подъезда, пропуская вперед неизменно краснеющего Тома, выходит следом и идет на работу, учить математике тридцать мелких оболтусов. Наверное, потому он и молчит – знает, что в течение ближайших шести-семи часов побыть в тишине не получится. Первые дни они просто молча ждут лифт. Крис молчит, не чувствуя себя пока еще полноправным жильцом, молчит и сосед, пряча глаза в раскрытом учебнике. «Основы программирования», - читает Крис. Но скоро он встречает соседа улыбкой, тот заливается румянцем до слегка оттопыренных ушей и улыбается в ответ, старательно отводя взгляд. А Крис с удивлением замечает, как преображается худое лицо, становясь почти красивым, как загораются радостью изумрудные глаза. - Привет, - решается, наконец, на исходе второй недели. Молчание в ответ. Может, задумался и не услышал, думает. И повторяет. – Ты ведь Том? Паренек сжимается в комок и едва заметно кивает. - А я Крис, - еще одна попытка. – Живу в сто двадцать пятой. Двери лифта открываются, и Том, словно мышка, шустро ныряет в кабину и прижимается к стене. Такое поведение Криса смущает и обескураживает. Неужели сосед его боится? Вряд ли, иначе не ездил бы с ним в лифте каждый день. - У тебя все хорошо? И снова кивок в ответ и тяжкий вздох. Из дрожащих рук падают все те же «Основы», и оба приседают, чтобы поднять. Теперь у Тома алеют не только щеки, но и уши, и шея, и даже грудь, насколько позволяет видеть не на все пуговицы застегнутая рубашка. В этот раз Крис не торопится открыть дверь. С парнем настолько очевидно происходит нечто непонятное, что обостренное чувство социальной справедливости вопит, требуя разобраться. - Том, ты не ответил… Тебя, может, кто-то обижает? На паренька жалко смотреть, он сутулится, прячет глаза и качает головой. Сильно закушенная губа начинает кровить, но он не замечает, позволяя алой капельке стекать по подбородку. Крис как завороженный следит за ней, забывая моргать. Том достает из кармана блокнот и маленький, чуть погрызенный карандаш. «Я немой» - пишет быстро. Буквы крупные, округлые, и такими же становятся глаза Криса, когда он читает. - Черт… прости, я дурак. Ты меня слышишь? Том кивает и, утерев рукавом рубашки рот, застенчиво улыбается. И Крис не может сдержать ответной улыбки. Впервые весь день из головы не выходит сосед: улыбка, такая теплая и светлая, теперь понятная и вполне оправданная застенчивость… Люди жестоки, особенно дети, и как знать, скольким комплексами они наградили вполне симпатичного парня. Первое, что делает Крис по возвращении домой – включает компьютер и грузит интернет. Следующим утром он нарочно выходит из квартиры на несколько минут раньше. И не зря. Изменив расписанию, у лифта стоит Том. - Привет! – с улыбкой говорит Крис, повторяя слово жестом. Том растерянно моргает, но, к огромной радости, больше не сжимается боязливо и глаз не отводит. А потом повторяет жест. Нельзя сказать, что они друзья, для этого они слишком мало знакомы, однако было бы ошибкой считать, что оба к этому не стремятся. Крис с упорством ученика-отличника изучает язык глухонемых, и его знаний уже хватает, чтобы Тому не приходилось постоянно писать. А Том… Том живет их встречами возле лифта. От утра до утра, от улыбки до улыбки. Крис знает, что Тому восемнадцать, что он студент и талантливый программист. И что он омега. Альфа в нем едва ли не с первого взгляда признал Тома подходящим для отношений, но Крис больше всего боится обидеть и показаться навязчивым. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, вполне возможно, что очень и очень долго, поскольку Том ни о чем не просит, а Крис, терзаемый страхами, опасается проявлять инициативу, только природа решила по-своему. Это утро мало отличается от пары десятков точно таких же. И ровно в восемь Крис уже ждет Тома у дверей лифта. Он улыбается ему, как хорошему другу, но цепкий взгляд отмечает болезненный вид, опухшие, лихорадочно блестящие глаза и дрожащие руки. - Ты не заболел? – Том привычно закусывает губу и качает головой. Тогда Крис одним шагом преодолевает разделяющее их расстояние, кладет руку на лоб и едва удерживает равновесие – с такой, неожиданной в столь тщедушном теле, силой отталкивает его Том. Спустя одно долгое мгновение до Криса доходит причина такого поведения. Он принюхивается и кивает сам себе. Так и есть. - Том, у тебя течка? Тот смущен до невозможности, шея идет некрасивыми красными пятнами, редкое, слишком редкое дыхание со свистом покидает легкие. - Ты зачем тогда вышел? Почему лекарство не принял? Куда твои родители только смотрят? Вопросы сыплются как из рога изобилия, но ответ на них один – молчание. А Крис говорит, не замолкая, потому что только так он уверен, что удержит себя в руках и не набросится на омегу с вполне определенными намерениями. Том замирает, жесты складываются в слова. Слишком быстро, и Крис не понимает их все, однако суть улавливает. «Первый раз», «страшно», «больно», «дома никого нет». - Как первый раз? Ты же вроде взрослый уже. Том опять краснеет и пожимает плечами. В глазах стоят непролитые слезы. А Крис… Крис проклинает себя за так некстати проснувшиеся инстинкты, за уже невооруженным глазом заметное возбуждение, за жгучее желание стянуть с омеги брюки и доставить им обоим удовольствие. - Так, никуда ты в таком состоянии, понятное дело, не пойдешь, поэтому возвращайся домой, а я быстренько сгоняю в аптеку. Том робко касается его руки, вызывая в теле ответную дрожь, и тянет за собой, к себе. - Нет-нет-нет, - буквально из последних сил, на глазах теряя самообладание, говорит Крис. – Ты, полагаю, представляешь, чем мы тогда закончим. Том представляет. Он и боится этого, и хочет. Но страх побеждает. Крис возвращается спустя полчаса. Дверь в квартиру просто прикрыта, и он тихо заходит, скидывает ботинки на коврик и делает шаг в комнату. - Чертовы очереди… словно всему городу срочно нужны лекарства, прости, что так… - он осекается на полуслове. Том, свернувшись клубком, лежит на диване, зажав ладони между ног, и тяжело дышит. Гладкий лоб покрыт испариной, рыжеватые волнистые локоны от пота завились в тугие кудряшки. Он весь сейчас – концентрированный соблазн для альфы. Но Крис держится, из последних сил, правда, но держится. Тогда Том прямо смотрит на него своими невозможными зелеными глазами и медленно кивает. Крис стоит, как вкопанный, он тоже весь в испарине и близок к обмороку. Швырнуть пакетик и сбежать? Но Том не в состоянии принять лекарство сам… Остаться? Но он не может, просто физически не может быть рядом и не вместе. Сомнения разрешает омега. Ложится на спину и принимается гладить себя, неотрывно глядя на Криса. И устоять против такого приглашения невозможно. Крис в одно мгновение сбрасывает одежду и ложится рядом. Том испуган, он пахнет страхом и желанием, а еще чистотой и невинностью. И этот коктейль лишает Криса последней воли. Решение принято. - Не бойся, - шепчет, помогая раздеться. – Все хорошо, я с тобой. От собственных слов становится смешно – ведь именно этого омега и боится. Он нежен и предельно осторожен, и долгий поцелуй кружит голову обоим, так что не ясно, кто из них стонет первым. Том все еще боится и смущается, но Крис терпелив, он не торопится, поцелуй за поцелуем, ласка за лаской руша тщательно выстроенные от внешнего мира барьеры. И омега постепенно расслабляется, впервые в жизни учась доверять, учась отдаваться. И когда он, уже готовый принять, собирается перевернуться на живот, Крис не пускает. - Лицом к лицу, только так. Хочу видеть, что тебе нравится. И Том, уткнувшись носом в шею, смущенно кивает. Внутри жарко и тесно, и Крис до скрипа сжимает зубы, силясь сдержаться. Но Том двигается первым, подаваясь бедрами навстречу. - Ты мой, - шепчет Крис. И молчание в ответ – согласие. Твой, только твой. Навсегда.