* * *
— Вро-ой, мелкий паршивец! — громко возмущается Скуало, замечая выбегающего из его комнаты ребёнка, который перед этим знатно наигрался со шторами в спальне Суперби, превращая их в лоскутки. — Ши-ши-ши, ты не сможешь догнать меня, потому что я принц, а принц совершенен во всём, — каждый раз повторяет Бельфегор, удирая от варийского капитана и прячась в самой дальней пустой и неприметной комнате на четвёртом этаже особняка. Выходит он оттуда обычно часа через два, потому что к этому времени Скуало остывает и забивает на пацана, занимаясь более важными делами. Сейчас ему десять. В его волосы до сих пор вплетена диадема, хотя сейчас она располагается больше в середине. Он вступает в независимый отряд убийц Варию по собственному желанию, чтобы вновь ощутить это прекрасное возбуждение от убийства. И ему предоставляют эту возможность.* * *
— Ши-ши-ши, теперь ты — моя персональная мелкая болотная жаба, — парень напяливает большую шапку в виде лягушки на голову десятилетнему ребёнку с неприятным цветом волос и глаз. Ему не нравится зелёный, потому что он считает его холодным, скользким и противным. Мальчик пофигистично касается своего нового головного убора и вздыхает, после чего слышит, как в мягкую плотную ткань вонзается около пяти стилетов. — И что это значит? — невозмутимо спрашивает Фран, доставая из шапки ножи и кидая их на пол. Глаз принца, скрытый длинной чёлкой, которая достаёт до самого носа, дёргается от раздражения. — Ши-ши-ши, лягушка, теперь твоя голова является прекрасной мишенью для меня, так что следи за словами, — Бельфегор хватает прядь неприятного зелёного цвета, что выбивается из-под шапки и обрамляет лицо, и дёргает за неё в сторону, чтобы вызвать хоть какие-нибудь изменения в выражении лица мальчика. — Как Вам не стыдно, издеваетесь над детьми, — флегматично отвечает новый иллюзионист, высвобождая волосы и уходя к себе в комнату. Сейчас ему хочется отдохнуть и немного подумать о том, что происходит с его молодой жизнью. Принц расценивает это, как своеобразный вызов. Маленький Потрошитель сейчас находится в подростковом возрасте. Он прекрасно помнит битву колец, в которой выходит победителем, но в которой Вария всё равно проигрывает. Это сильно задевает гордость Бельфегора.* * *
— Бе-ел-семпа~ай, мне ка~ажется, этот челове~ек уже не подхо~одит на роль вашей поду~ушки для иго~олок, возьми~ите друго~ого, тут всё равно ещё ку~уча челове~ек, которые хотя~ят оцени~ить ваше иску~усство, — безразлично и протяжно замечает Фран, стоя чуть поодаль от кровавой бойни, что устраивает Бельфегор, наслаждаясь каждой пролитой каплей чужой крови. Хранитель Урагана прислушивается к своему кохаю и выбирает другую игрушку, которая ещё дышит, но делает это очень хрипло, булькающе и с постоянным откашливанием крови. Они выполняют миссию по устранению вражеской семьи, и принц-Потрошитель захотел отправиться туда с небольшим сопровождением в виде болтливой лягушки, которая развлекает его по дороге и служит некой преградой до полного безумия, которым заканчиваются все его задания. Он уничтожает не только нужных людей, но и множество мирных жителей, а Фран считается кем-то в роде тормозов, потому что при нём не так сильно теряется самообладание. Бельфегору около двадцати. Он перестаёт безрассудно бросаться в драку, чтобы не ранить своё королевское тело так беспечно. Фран, его маленькая персональная лягушка, всегда поблизости, стоит его только позвать. Он привыкает к его постоянному присутствию, поэтому иногда позволяет увидеть подростку даже свои слабые стороны. Да и цвет волос больше не кажется ему чем-то противным.* * *
— Жабёныш, ты сжимаешь меня слишком сильно, — кусая Франа в плечо, замечает Бельфегор, нервно усмехаясь и продолжая двигаться в юношеском теле. Иллюзионист тихо стонет в подушку, поджимает губы и чуть поворачивает голову в сторону, чтобы посмотреть за спину на своего семпая, который до синяков сжимает бёдра парня. Щёки невообразимо горят от стыда, а тело дрожит от возбуждения. Зелёные глаза затуманены, из-за чего они кажутся больше стеклянными в лунном свете, но всё равно такими завораживающими. — Б… Бел-с-семпай… пож… алуйста… — тихо скулит Фран, сжимая простыни в руках. Колени дрожат, из-за чего стоять совершенно неудобно. Потрошитель усмехается и вновь кусает своего кохая уже между лопатками, немного втягивая кожу в рот и оставляя кровавый след от зубов. Пальцы начинают скользить по бледной коже впалого живота, буквально усеянного сетью сосудов и венок, которые так и хочется изрезать. На спине видно мелкие рубцы от стилетов, что ежедневно прилетают во Франа, стоило ему только открыть рот и начать излагать свою мысль. На плечах и шее кровоточат укусы и засосы, которые Потрошитель оставил на своей собственности. — Попроси меня правильно, лягушка, — Бельфегор почти на грани. Он чувствует, как Туман Варии дрожит в его руках, а его стоны утопают в подушке, поэтому шепчет ему на ухо и слабо прикусывает мочку, вызывая своими действиями ещё большую дрожь и тихий всхлип. Сжимать начинают сильнее, а ощущения становятся ярче и острее у обоих. — Пож… хах… ста… я… больше… не могу… — слова даются с трудом. Язык заплетается, а мысли путаются, как только тонкие губы принца прикасаются ко всем шрамам, а влажный язык с каким-то извинением скользит по всем рубцам. — Больше никаких подобных мыслей, ты понял, жабёныш? — приказывает Бельфегор. Фран кивает, а потом содрогается, не сдерживая стона. Принц сжимает в объятиях юношеское тело и кончает, а потом засыпает, даже не замечая, что иллюзионист начинает гладить его по светлым волосам и просто наблюдать. Бельфегору двадцать пять. Он искренне не понимает, в какой момент эта лягушка так плотно засела у него в голове. Любые размышления всегда сводятся к этому пацану, который совершенно безэмоционален в обычное время, показывая хоть какие-то чувства только в постели, когда принц целует его или делает нечто более взрослое и запретное для них. Бельфегору двадцать пять. Он не знает, как давно подсаживается на такой наркотик, как собственный кохай, который совсем его не уважает, но почему-то постоянно находится рядом. Он не злится открыто, никогда не возмущается, но помогает. Своими зелёными глазами и неуклюжими объятиями он всегда может снять то безумие, в которое впадает Потрошитель, когда видит собственную кровь. Он принимает основной удар на себя, позволяя терзать собственное тело, пока гнев и ярость не утихнут, а на кожу поясницы не попадут первые слёзы отчаяния. Тогда эту пытку можно считать оконченной, а извинения были ненужными, потому что иллюзионист понимал, на что шёл, когда прижал обезумевшего Бельфегора к себе в первый раз.* * *
— Бел-семпа~ай, я люблю~ю Вас, — произносит Фран в своей обычной манере, стоя перед Бельфегором в его же комнате, когда принц выходит из ванной, где смывал кровь своих жертв со своего тела, оставляя на кафельной плитке глубокие неровные царапины, которые приводили его в чувство. — Ши-ши-ши, ты и должен меня любить, потому что я принц, — усмехается Потрошитель, не веря в слова своего кохая. Он не чувствует в них никаких эмоций, лишь полное безразличие. В прочем, так было всегда. Взгляд с лягушонка переходит на окно, где виднеется полная луна и чистое небо. — Нет, Вы не поняли, — иллюзионист отводит взгляд, слегка краснеет и сжимает локоть левой руки пальцами правой. — Я люблю Вас, Бел-семпай. Принц вновь усмехается, говорит что-то про полуночный бред и влияние луны на лягушачий период и чувствует, как по щеке катится слеза. Бельфегор отворачивается от варийского Тумана и выгоняет его из своей комнаты, но Фран упрямо стоит на одном месте, уставившись на Потрошителя. — Бел-семпай, — он сегодня не тянет гласные и действительно старается сказать, что любит. Мешает лишь его врождённое безразличие в голосе и глупая привычка говорить всё, что вздумается. — Я… — Заткнись, жаба! — стилет пролетает около шеи, где остаётся неглубокий порез. Фран вздрагивает и касается кожи пальцами, где маленькими капельками собираться кровь. Он чувствует безумие, видит эту сумасшедшую дикую улыбку и прикрывает зелёные глаза, а потом открывает их и подходит к принцу, касаясь его холодных пальцев своими такими же ледяными. — Бел-семпай, — тихо шепчет Фран, отчаянно краснея и утыкаясь лбом в грудь Бельфегора, который достаёт новый стилет, уже думая, где он будет резать. — Бел-семпай, пожалуйста, поверьте мне. — Не говори чепухи, земноводное, потому что ты лишь жалкая безэмоциональная лягушка, — принц не может сдержать эти горькие слёзы, после чего роняет своё оружие и крепко прижимает кохая к себе, вызывая у того неприятную, но такую желанную боль. И эта боль больше психологическая, исходящая от Бельфегора, нежели физическая. — Ты не любишь меня, потому что ничего не чувствуешь. — Бел-семпай, я люблю Вас больше, чем кого-либо, — поднимая голову, говорит иллюзионист, после чего ладонями касается влажных от слёз щёк Потрошителя и чуть привстаёт на носочки, чтобы поцеловать своего принца. Чтобы поцеловать этого безумного психа с садистскими замашками и показать ему через это касание губ к губам все свои чувства. И у него выходит. — Я тоже, тупая жаба. Франу двадцать. Он безумно любит своего сумасшедшего семпая, который постоянно издевается над ним, но всегда останавливается, если считает, что это переходит рамки. Он влюбился в садиста, именно поэтому на его бёдрах и ягодицах постоянные синяки от пальцев принца, а спина испещрена порезами и укусами. Возможно, он мазохист, раз терпит, но пока Бельфегор позволяет ему быть рядом, он примет всё, что даст ему этот одинокий обезумевший человек.