Ill'ness

Громко хлопает дверь и что-то в коридоре падает на пол, звучно разлетаясь на мелкие осколки под смачно брошенное: «Блядь!». Сегодня она снова пьяна. Не так, чтобы очень, но вполне достаточно, чтобы запнуться о небольшую ступеньку перед гостиной и со всей высоты своих каблуков херакнуться на белый вычищенный до блеска пол, оставив на нем темные следы от помады, которая тебе никогда не нравилась. Она делала ее губы по-настоящему блядскими, лишний раз подчеркивая прожженную натуру. Такие губы не хотелось целовать, скорее стукнуть по ним членом. Да, было бы в самый раз. Грязно. Ты никогда не любил этого. Кажется, она поранилась. Ярко бурые пятна на полу. «Не смей гадить в моей квартире, сука!» — крикнуть, вышвырнуть за дверь, как шкодливую кошку и затереть следы ее присутствия, но нет. Отходишь от окна, за которым уже давно простилается ночной мрак, а на часах уже далеко за три и обходишь ее, лежащую на полу и давящуюся собственным смехом. — Смотри, я у твоих ног. Как ты и хотел, — перекатывается на спину, раскидывая в сторону руки, глядя на тебя снизу вверх. Дерзко. Насмешливо. Чертова девка! Где ты была все это время? Куда так вырядилась? Это долбанное платье едва прикрывает задницу. Перед кем ты ею крутила? Первая мысль - удавить, уничтожить, насладиться страхом расплаты в мутных полупьяных глазах, в которые еще вчера смотрел, вбивая ее в кровать. И срать на то, что безбожно напиздел КанНаму и всей стране о своем покладистом характере. Кажется, ты все-таки немного садист. — Очаровательно, — сипло, сквозь плотно стиснутые зубы, ладони в кулаки. Только бы сдержаться и не прибить. Прямо здесь. В этой стерильной белизне просторного помещения, которое сейчас сдавливает, как никогда раньше. Вдохнуть. Только бы вдохнуть, чтобы отпустило. Ужасный когтистый монстр внутри, которого боишься ты сам. Рычит и рвется наружу, остервенело царапаясь о стенки сознания. Такие тонкие и хрупкие, что кажется, будто еще немного и конец. Тебе. Ей. Вам обоим. Новая картинка. Одна - вторая, сменяет другую. Она с ним. С тем, кто не ты. Касается ее, шарит руками по телу, забираясь под платье. Кусок никчемной тряпки! Ты сожжешь его! Одержим! Так хочется сдавить пальцы на ее горле, но вместо этого обхватываешь ими тонкое запястье, рывком поднимая на ноги, буквально впечатывая в собственную грудь, ощущая стойкий запах перегара. Он всюду. Обволакивает, поглощает. Протяни руку и кажется, ощутишь кожей эту затхлую, загустелую субстанцию. Тупая сука. Сколько раз говорил, что не хочешь иметь с этим дерьмом ничего общего? — Шлялась где? — отвернуть голову, чтобы не чувствовать смрад, которым ты и без того насквозь провонял по ее вине. Показать, насколько она отвратительная и грязная, на деле спасти себя от очередной слабины, когда она снова вопьется пытливым взглядом. — Пила с подругами, — шепчет еле слышно, «шагая» двумя пальцами по татуировке на шее, оставляя едва заметные следы от ногтей. «Какие подруги, глупая? Им нужна не ты, а деньги, что я даю тебе», — наказать, добить. До хрипа и болезненно хруста, но не можешь. Долбанные пальцы, скользнувшие под шапку. Мешают, сбивают. Не поддаваться. Рывок. Разворачиваешься и тащишь за собой. Дурацкая лестница, из-за которой приходится, чуть ли не взвалить на себя девчонку. В прошлом жилище было проще. За волосы в коридоре, два поворота по полу и на месте. Благо, что рядом нет кошек, а щенок заперт на террасе. На прошлой неделе эта идиотка чуть не упала на него. Взгляд через плечо. Идет молча, послушно, то и дело, приваливаясь то к одному поручню, то к другому и ты неосознанно напрягаешься. Она не такая. Дикая, необузданная и наглая. К чему эта показная покорность? Какого черта она молчит? Злишься. На нее. На себя. На ее долбанных подруг, которых перетрахали почти все твои друзья. На Донгаба, который случайно заметив ее в клубе, решил позвонить. На этот город, сделавший тебя знаменитым, но отобравшим ее. Ту, какой она была когда-то. Толкаешь стеклянную дверь, ступая на деревянный пол, и усаживаешь несопротивляющуюся девушку на край ванной, в которой без труда уместились бы четыре таких, как она и принимаешься за платье, которое с момента, как увидел, мечтаешь изрезать. Чертова молния заедает, и ты безжалостно рвешь ее под сдавленный смешок, который, как ты думаешь, только показался. Ее лицо все так же беспристрастно. Изорванный кусок ткани летит в мусорный алюминиевый бак, и ты отвинчиваешь краны, набирая воду, мечтая утопить в ней эту ведьму, чтобы отпустила и больше не мучила. Но вместо этого присаживаешься на колени, медленно, сантиметр за сантиметром, стаскивая провокационные черные чулки со стройных ног, в очередной раз убеждаясь - ее не вырвать из себя. Только если вместе с венами, по которым она течет. Одна за другой красные ниточки жизни, выпущенные из тела. Тянутся вверх, оплетают тонкие женские фаланги, и она снова шустро перебирает пальцами, и ты как послушная марионетка двигаешься вслед за ними под аккомпанемент женского смеха. Сука! Ненавидишь так сильно, насколько только может ненавидеть сердце, но именно она заставляет его биться, сжимая в своих вечно холодных ладонях, забирая все тепло без остатка. Эгоистично. Она пьет тебя. Безжалостно высасывает. Когда в последний раз смотрелся в зеркало, разглядел там лишь безликую тень на месте прежде веселого и задорного парня. Ты болен. Неизлечимо. Поднимаешься на ноги, окидывая ее взглядом - свою собственную чуму. Склоняет голову набок и не спеша подается назад, опуская руки в воду по локти, нащупывая дно. Слишком трезво, как тебе кажется. Погружается полностью, оказываясь скрытой по самую шею, и продолжает молчать, медленно моргая, словно охотница, гипнотизирующая намеченную дичь. Отводишь взгляд и устремляешь его перед собой, за широкое окно, на мгновение, задумываясь, что, несмотря на всю абсурдность ситуации, ощущаешь себя, как никогда на правильном месте. Здесь твоя жизнь - между Намсан и Юксам - Билдинг. Твой персональный ад, с редкими отпускными в рай. В те дни, когда она улыбается тебе все так же нежно и искренне, как раньше. Оборачиваешься, и дыхание внезапно перехватывает. Где она? Резко подаешься вперед, нависая над водной гладью, что в свете одинокого ночника кажется совсем черной, и уже было протягиваешь руку, как тебя неожиданно окатывают водой. Плотная пелена на глазах, не разглядеть, но явственно ощущаешь чужие губы, накрывшие свои. Ласковые нежные ладони ложатся на впалые щеки, продвигаются дальше, обхватывая затылок, и ты понимаешь, что снова угодил в капкан. Хотел разорвать цепи, освободиться, но лишь сильнее затянул поводок на собственной шее. Безумный глупец, недооценивший чужую власть. Победно улыбается сквозь поцелуй. Ты не видишь, но отчетливо чувствуешь. Поднимается на ноги, перешагивая бортик ванной, вынуждая отступить, капитулировать и толкает на деревянную ступень у подножия окна, на которую ты тут же присаживаешься, так и застывая с разведенными коленями и сидящей между ними девушкой. Ты уже знаешь, чем все окончится. Знаешь этот взгляд, которым она сейчас смотрит снизу вверх. Совсем не так, как еще пару минут назад. Нет, в ее глазах нет стыда или просьбы простить. Там плещется что-то такое, отчего сердце всякий раз замирало. То, что дозволено видеть лишь тебе одному. Улыбается. Едва заметно, но ты замечаешь. Касаешься пальцами ее щеки, поворачивая ладонь ребром, отбрасывая мокрые темные пряди за спину, успевая заприметить маленькую каплю, стекающую по шее, оседающую на острой ключице и срываешься. Приникаешь к соблазнительному участку тела губами, прижимая к себе девушку за талию, ощутимо сжимая зубы на нежной коже, расцветающей багровыми собственническими отметинами. Ее слишком мало. Так было всегда. С первых минут знакомства какая-то неизвестно откуда взявшаяся зависимость. Потребность быть всегда рядом. Слиться воедино. Поглотить. Сделать частью себя. Заводишь руку за спину, проворно расправляясь с застежкой бюстгальтера, пока девушка возится с ремнем на джинсах и, отбросив его в сторону, обхватываешь губами сосок, мягко вбирая его в себя, срывая с губ брюнетки шумных вздох. Мало. Невыносимо. В такие моменты чувствуешь себя, как никогда жадным. В голове неистово бьется о черепную коробку грешное «хочу» и ты не можешь отказать. Опускаешь ладони на бедра девушки и резко вздергиваешь вверх, меняя местами, опрокидывая любовницу на разогретый из-за духоты и пара настил прямо напротив окна, принимаясь за собственную футболку, бросая ее прямо под ноги. Плевать. Абсолютно на все. Ни капли смущения и никому ненужного жеманства. Лукаво улыбается, чуть подтягивая колени к груди, касаясь маленькими аккуратными ступнями напряженного пресса, и продвигается выше, словно «шагая», устраивая щиколотки на твоих плечах, приглашая. Вспыхиваешь с новой силой, буквально утопая в собственном безумии и противоречиях. Всякий раз, обещая вычеркнуть ее из своей жизни, терпишь сокрушительное фиаско, понимая, что готов перебить добрую половину населения страны за неосторожно брошенный на нее взгляд, что уже говорить о том, чтобы кто-то увидел ее такой, какой сейчас видишь ты. Чтобы кто-то смотрел твоими глазами. Невозможно! Немыслимо! Распаляясь от собственных мыслей, судорожно дергаешь за две небольших шелковых ленточки по бокам трусиков девушки, и кружевное безобразие падает на пол, оставляя ее полностью открытой для тебя. Тебя одного. Приспускаешь уже расстегнутые брюнеткой джинсы и делаешь шаг, плотно прижимаясь к ее бедрам, направляя себя вперед, проникая медленно, позволяя прочувствовать себя полностью, до основания. Только бы не финишировать раньше времени. Эта ведьма вдоволь поиздевалась над тобой сегодня. Протяжный стон приводит в чувство, и ты совершаешь первый толчок, до синяков впиваясь пальцами в упругие бедра девушки. Жарко. Невыносимо. Будто горишь от макушки до пальцев, которые едва не сводит от удовольствия. Толчок за толчком, выбивая, наконец, из нее искренность, прижимаясь к ее лбу своим, широко разводя в стороны стройные ноги. С надрывом произнесенное: — Смотри на меня! Ты обожаешь вот так смотреть в ее глаза и видеть в них свое отражение. Понимаешь, что в таком положении она не солжет. Не сможет, несмотря на внутреннюю кровопролитную войну, которую ведут ее любовь и гордость. «Сдайся. Прекрати борьбу. Тебе не нужно быть сильной рядом со мной. Я буду сражаться за нас обоих», — так хотелось прошептать, но вряд ли она сможет ответить. Есть время лишь для поцелуя. Долгого и тягучего, выбивающего из-под ног почву, из-за чего приходится буквально придавить собой девушку, чтобы после так же внезапно отстраниться и в момент острой вспышки удовольствия, услышать заветное: — Я люблю тебя, Ли Джункен.