Иль оплошал я?

— Ты считаешь это чем-то унизительным? Иван вздрогнул. Он стоял один в императорском зале, уставившись в пол, и совсем не заметил появление Франциска. Взглянув на него растерянным взглядом и в ответ получив пристальный, Брагинский отвернулся, тяжело вздохнув. — Нет. За спиной послышался приближающийся стук каблуков. Ранее тишина зала долго давила на русского, оставив наедине со своими мыслями. Но звонкий голос со стуком как будто вмешались в сия гармонию, бья по слуху. Франция, обойдя своего подопечного, нежно приобнял его за обнаженные плечи. — Mon cher*, ты прекрасен. Ну вот. Приехали. Из-под наращенных ресниц Брагинский снова взглянул на себя в зеркало, а потом залился румянцем. Светло-фиолетовое платье, а-ля рококо, покрывало его стройный стан, распушаясь в районе талии. На свисающих с плеч рукавах красовались аметистовые динамичные украшения, из которых до самой талии спадали жемчужные бусы. Сам же подол своей роскошностью не отличался — драпировочная нижняя часть платья фиалкового цвета исключала всякие украшения и рюшки. Туфли были на невысоком каблуке, подобраны четко по размеру. Франциск провелся ладонью по руке Ивана ниже, задевая бриллиантовые браслеты и обхватывая разгоряченную ладонь. — Если ты чувствуешь себя некомфортно, то я могу попросить переодеть тебя в более скромное платье. Брагинский, вспоминая неугомонных французских фрейлин, мучительное нанесение макияжа, болезненное затягивание корсета, всеобщие усилия с закаливанием прически и выбором украшений, вздрогнул и стремительно отказался. Не то, чтобы ему было невесело и противно всё это, нет. Скорее, непривычно и утомительно. — Скоро бал, — русский плавно вывернулся из объятий француза и гордо прошелся вдоль зеркальной поверхности. — В этом нет смысла, cher*. Если я сейчас забрезгую и побегу переодеваться, то мы опоздаем. А ведь Россия и Франция — главные гости на балу Екатерины. Франциска приводило в восторг, когда дикий русский пытался подражать ему и использовал этикет с элементами французского. Вот прямо, как сейчас. Обычно он делал это только при Екатерине II или остальных должностных лицах, а наедине разговаривал исключительно на славянском, матюкаясь, аки сапожник. Но иногда, очень редко, Иван пытался сделать Французу приятное. Он без протестов надевал любое платье, спокойно красился, не бунтовал за обедом без пряностей с водкой и пользовался этикетом. В такие моменты у Бонфуа зарождались надежды, что вот, Брагинский проникся тобой. Чужая страна подстроилась под твой стиль жизни, оставив в стороне собственные принципы. Улицы, мода, язык — всё копирует твою культуру и пытается подражать ей, считая прекрасной. Всё, но только не мысли самого Ивана. — Бонфуа, — француз вздрогнул, когда спокойный голос вывел его из раздумий. — Не могли бы Вы… Пригласить меня на танец? Я хотел бы испробовать себя в этом платье. Вот этого Франция никак не ожидал. Точнее, не то что не ожидал, а в жизни не слыхал о подобном. Испробовать в платье… Франциск усмехнулся, а после всё же слегка поклонился и произнес бархатным голосом: — Не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами вальс? Иван залился румянцем, кивнул и слегка улыбнулся, соглашаясь. *** Люди. Как много людей. Брагинский нервно вздохнул и в сотый раз устремил взгляд в гущу толпы. Он выискивал там знакомую макушку, но, не находя таковой, раскрывал веер и пытался успокоиться. Сердце бешено колотилось, руки в перчатках запотевали, а низ живота нещадно крутило. Русский не понимал, почему испытывает такое беспокойство, ведь буквально час назад он спокойно расхаживал по дворцу, здоровался со слугами и прекрасно чувствовал себя в женском обличье. Но, почему-то, именно сейчас, среди толпы приглашенных девиц, в сердце закралась непонятная тревога. Может быть, ранее такого не было, потому что рядом был Франция? Если что, то он бы культурно отшил всех приставучих дам и кавалеров. Или это потому, что Брагинский чувствовал себя лгуном? Некомфортно было сидеть среди девичий компании и участвовать в тихом обсуждении кавалеров. Многие девушки просто трепетали перед ним, думая, что раз Анастасия такая важная личность, то наверняка познала запретный плод с множествами партнерами, а значит и опыт имеет. Познать-то запретный плод, Иван познал. Но вот не с таким количеством, как считает молодежь, и далеко не в их веке. Единственными исключениями были ночи с Франциском — он обучал его новым распутный забавам, и потому Брагинский не погорел на первых же вопросах. О собственном мужском достоинстве Россия старался не думать. — Милая сударыня! — неожиданно, одна из девушек судорожно схватила его за локоть и пролепетала: — Милая сударыня, не серчайте за наглость мою и беспокойство дерзкое! Но помогите мне, ради всего святого! Иван от неожиданности сначала растерялся, но поспешил взять себя в руки и спокойно выдал: — Говори. — Видите… — девушка наклонилась ниже к нему, как будто прячась от любопытных ушей подруг. — Видите, у фортепиано сударь стоит, светленький? Димочкой его зовут, люб он мне. Да только уж сколько времени сидим, все танцуют да танцуют, а он даже в сторону мою не взглянет. Так и сам не танцует, все с друзьями речи толкует… — она замолкла, устремив взор на того самого «Димочку». Брагинский же не сразу понял, о ком идет речь. Уловив взглядом фортепиано, он попытался выглядеть среди толпы светлого паренька. Несколько секунд русский мешкал глазами, пока не заметил облокотившегося об инструмент юношу. Высокий, стройный, облачен в жилет из белого пике, синий фрак и бежевые брюки. Он расслаблено стоял, нисколько не смущая фортепианиста и спокойно переговаривался с группой взбудораженных молодых людей. Нередко, кто-то из них улыбчиво подшучивал над пареньком, получая в ответ отведенный взгляд и смущенную улыбку. Н-да, не боевой боярин. — И что ты хочешь мне предложить, золотце моё? — Не сочтите за дерзость, просьбу мою исполните. Переживаю я, что Димонька мой про меня забыл, о другой думает. Подойдите к нему, предложите пригласить на танец… Не серчайте, и кавалеру своему скажите, чтобы ревности не держал в душе. — Так какой смысл, ежели я ему предложу? — А вот такой — если не забыл меня, то скажет, что занят он, есть с кем потанцевать, да прощения у вас вымолвит. А если забыл и духом слаб, то примет Ваше предложение беспрекословно. Иван задумался. Франциска он еще не видел, и, видимо, долго не увидит. Сидеть одному — скучно. Так от чего же и не подыграть девице? — Хорошо, выполню твою просьбу. В ответ получив страстные благодарности, Брагинский улыбнулся и склонил голову, прикидывая, сколько часов осталось до белого танца. *** В освещенном свечами зале стоял гул. Симфонический оркестр умиротворенно играл вальс, как будто подталкивая молодежь к решительным действиям. Мужчины копошились у стен, попивая шампанское и предвкушающее ухмыляясь, а девушки сидели на бархатных диванах, стреляя глазами на партнеров. И те, и те, оживленно перешептывались, обсуждая намеченных красавиц и красавцев. Иван Брагинский сидел в середине компании девиц, хлопая глазками и с «интересом» вслушиваясь в споры подруг. Его уже порядком успело достать женское общество, учитывая, какая он по натуре страна. Но мысли, что время не стоит на месте, что мода и жизнь меняется, а ты, Россия, тем более, утихомиривали чувство стыда, зарождающиеся внутри. — Анастасия, — Мария наклонилась ближе, стараясь слиться с всеобщим шепотом. — Пришел час. С минуты на минуту начнется белый танец. Мария, а именно так звали девушку, все время не отходила от Ивана и пыталась всячески его развлечь. Брагинскому сначала было даже забавно наблюдать за непутевой девушкой, которая на свой страх и риск заговорила с такой уважаемой личностью. Но постепенно атмосфера между ними перешла с официальной на дружескую — русский уже сам цокал на каблуках за Машей, с неким интересом наблюдая вместе с ней за Дмитрием. Тот же и бровью не повел, продолжая беседы с друзьями. — Послушайте, — вдруг, девушка сжала ладонь Ивана в своей. — Не хочется мне любовь вашу разрушать с месье Франциском. Если же Вы засомневались, то извольте отказать мне в помощи. Вижу же я беспокойство в глазах Ваших, вижу нерешительность. Да, Брагинский и в правду переживал. Франция, как только их представили аудитории, куда-то пропал, оставив Россию в гордом одиночестве. Даже во время их беготни по залу он не заметил знакомого лица. — Машенька, милая. Неужто думаешь, что испугалась я? Думаешь, оба святые мы, никогда «перчатки не меняли»? Наивная, — последнее слово Иван сладко протянул, проведя рукой по волосам девушки. Та покраснела и промолчала. Но через несколько минут девичье любопытство взяло над ней верх: — А где же тогда месье Франциск? «Хотелось бы самому знать…» — Он на время удалился… — Но уже конец бала! Как же… — взглянув на Брагинского и уловив раздраженное выражение лица, девушка предпочла замолкнуть. — Excusez-moi*, сударыня! Ради Бога, excusez-moi! Я не хотела задеть Вас!.. — Маша, время, — Ивану совсем не хотелось выслушивать утешения от Маши. И потому, улыбнувшись, он галантно привстал. «А сейчас — белый танец. Дамы приглашают кавалеров!» *** Вообще, Иван Брагинский был умен. Очень умен. Но нельзя упускать одну важную деталь — он был русским. Сначала делал, а потом уже думал. Медленно подойдя к тому самому Дмитрию, Иван, строго соблюдая все правила женской обаятельности, пригласил того на танец, получив согласие. А потом до него снизошло — в белом танце мужчина не имеет права отказывать девушке. Тогда... Каков был смысл этой проверки? Брагинского бросило в пот. Это что, шутка какая-то? Тогда и ясно становится, какого черта он внимания на них не обращал. Или это просто два актера и они пытаются Брагинскому мозги запудрить? Да какого лешего тут происходит?! Конечно, русский понимал, что это не катастрофа и что ничего такого ему не будет. Но недопонимание рожало в голове мысли вплоть до: «А вдруг, это проверка? И весь бал Екатерина, наряду с Франциском, где-нибудь в толпе следит за мной, оценивая поведение и манеру держаться?». Но Ваня не был бы Россией, если бы сначала не обматюкал себя, а потом не махнул на все это рукой. Ну и подумаешь. Ну и ладно. Ну и пусть. Вот потанцует, поблагодарит кавалера и разберется, что за чертовщина тут происходит. По окончанию вальса, партнеры в знак благодарности поклонились друг другу и разошлись. Один счастливый, а второй — взбешенный. Этот щегол набрался дерзости начать его лапать! Слава Богу, что среди многочисленных пар и приглушенного света это осталось никем незамеченным. «Господи Боже, похоже, я возбудился…» Подойдя к тому же дивану, с огромным желанием переговорить с Марией, Ваня увидел… Францию? — Франциск… — Иван, — тот сидел в расслабленной позе, потягивая вино. — Прекрасно танцуешь… Ну, как танец? Понравился? — он усмехнулся и отпил алого напитка. — Так это всё твои проделки… — прошипел Брагинский, но сразу же был грубо прерван. — Нет. Это всё твоя распутность. Мы с тобой договорились: танцуем только вдвоем. А ты что? Выбрал какого-то щегла и в пляс, — либо это действие алкоголя, либо француз ревнует. Первое вероятнее всего. — Я… — В случае оплошностей Екатерина разрешила мне тебя наказывать, — Бонфуа вертел в руках бокал, наблюдая, как в нем плещется жидкость. — А это — большая оплошность. Брагинского такое положение вещей не устроило. Да кем он себя возомнил? Наставником решил прикинуться? Сам же кинул, а теперь ещё и права качает! — И где же я оплошал, позволь узнать? Я не так ступил, иль не так что сказал? — Ты не то выбрал, — француз резко вскочил и подойдя к русскому, грубо притянул его за голову к себе, поцеловав. От него сильно несло алкоголем. Наконец, оторвавшись от губ Ивана, Француа шепотом произнес: — «Синяя» спальня. После чего плавно отплыл от Брагинского, оставив наедине с вздыхающими девицами и своими пошлыми мыслями. *** Буквально через несколько минут, по окутанному мраком дворцу раздался стремительный топот каблучков. Ваня решил сначала поискать Машеньку, но не найдя её, а от дворецкого получив невнятное: "Мария покинула залу", плюнул на эту затею. Всё-таки, времени у него в будущем будет навалом. Сейчас же он несся в спальню, по пути заполняя мысли разными распутными фантазиями. Остановившись в алом будуаре*, Иван заколебался. Ведь это был их первый раз в подобном месте и в подобное время. Сам француз все время настаивал, что некрасиво «прилюдно» заниматься подобными вещами — только в их спальне и только ночью. А сейчас, под воздействием, видимо, не одного бокала, он нарушит собственное «вето». Может, остановить его?.. Но русский лишь встряхнул головой, и, приподняв подол платья, уверенно открыл белоснежную дверь. *** Целовался Бонфуа просто головокружительно. Каждый раз, он либо игриво оставлял на алых губах нежный, дразнящий поцелуй, либо со страстью впивался, прикусывая губы, лаская, сплетая языки. И то и то кружило, пьянило, заставляя просто отдаться в чужие руки. Сейчас же Франциск впечатал Брагинского в лазурную стену, властно накрыв его губы своими. Проскулив от неожиданности, Ваня протестующе уперся руками в грудь Бонфуа, за что получил укус. С первых же секунд поцелуй получился грубый, влажный. Франция буквально трахал Россию языком, вынуждая поскуливать и беспомощно впиваться ногтями в плечи. Иногда, причмокнув, он отстранялся, пошло высовывая язык, но затем с тихим рыком снова впивался в искусанные губы, заставляя чуть ли не кончать от грубых ласк. Вдруг, Брагинский почувствовал, что загребущие руки пробрались под платье и теперь бесстыдно лапают его во всевозможных местах, не забывая болезненно оттягивать резинку чулок. — Тц, Франциск! Ты испортишь платье!.. Но какой пьяный будет кого-то слушать? Правильно, никакой. Проведясь ладонью по плечу Ивана, Франциск резко сдернул лиф платья, оголив грудь. Россия же лишь судорожно вздохнул. Закончив поцелуи, Бонфуа пристально взглянул русскому в глаза. Не прерывая зрительного контакта, медленно опустился и кончиком языка провелся по соску, лаская. Вторая же рука уже давно вылезла из-под подола и теперь властно вдавливала запястье любовника в стену. Дыхание Ивана участилось. Франциск прекрасно знал, что в возбужденном состоянии Ваня пьянеет от любых ласк, особенно тех, что «на грани» и потому развлекался вовсю — нежно полизывал, прикусывал соски. Постепенно ласки начали переходить ниже, и когда язык столкнулся на пути с жесткой тканью, то платье было безжалостно сдернуто, порвано и отброшено в сторону. Силы и далее разорвать корсет уж точно нашлись. Иван остался полностью обнаженным. Подняв взгляд, он решительно взглянул любовнику в глаза. Чего ты ждешь? Бонфуа не торопился. Алкоголь постепенно отпускал, а потому к нему возвращалась данная игривость и тактичность. Он оглаживал бока, грудь, спину русского, испытывая терпение. Было бы глупо вот так быстро разрядиться и разойтись, нет. Это не по-французски. — На колени. Ваня опешил, но приказ исполнил. Видимо, хорошенько европейца накрыло, что он в непривычной манере доминирует. Усевшись на бело-алый пол, Россия сдернул бежевые брюки до колен. Нервно облизнувшись, провелся рукой по возбужденной промежности. Бонфуа зашипел и схватил его за волосы, полностью испортив часовые труды фрейлин. — Быстрее. Сглотнув, Иван приспустил трусы и уставился на вставший колом член, заливаясь краской. Господи, да от чего ж так стыдно то? Проведя кончиком языка по длине снизу вверх и достигнув головки, мягко обхватил её ртом, посасывая. Сразу же после этого открыл рот и вобрал в него член, вырвав из француза тихий вздох. Поерзав, Брагинский начал движения головой вверх-вниз, постепенно ускоряя темп. Руками же он синхронно стимулировал основание, стараясь не сильно сжимать пенис. Реакция ждать себя не заставила — буквально через несколько минут Бонфуа разморило, и вместо пафосного молчания полились пошлые стоны. Вдруг, Франциск грубо схватил Ваню за волосы и потянул от себя. Тот же сдаваться не собирался — зажмурился, и, вцепившись руками в чужие бедра, плотно захватил губами член, начав играться языком. За свою настойчивость и был «награжден» — Франция кончил, а затем и сам схватил Россию за голову, не дав отстраниться и вынуждая сглотнуть. Когда же русскому удалось это сделать, то он чуть не задохнулся. Сперма заполнила весь рот, воздуха не хватало, а иного варианта помимо того, как всё это проглотить, у него не было. И потому, получив долю кислорода чуть не подавился собственной слюной. — Ты… В порядке? — Франция, немного протрезвев и отдышавшись, убрал прилипшие пряди со лба, а потом уселся рядом с Брагинским. — Да… — вот врет же. Дышит и задыхается, как утопающий, хоть врачей зови. — Тогда продолжим, — Франциск ухмыльнулся и, не дав Брагинскому хоть слово смолвить, повалил его на пол. *** — Брагинский! Россия вздрогнул, широко раскрыл глаза и неуклюже свалился с дивана. — Д-да? Не сразу поняв, кто и что перед ним, Иван выпрямился во весь рост и улыбнулся. Голова спросонья кружилась, задница нещадно болела, а мозг отказывался работать. Совсем. — Давненько ты меня не баловал видом своего стана, — Брагинский, наконец, узнал голос Екатерины и начал заливаться краской. — Будь добр, приоденься. Мне нужно с тобой поговорить. Развернувшись на высоких каблуках, Екатерина Великая удалилась. Иван же сразу ринулся одеваться, по пути вспоминая прошедшую ночь. И потому через 15 минут он хоть и выглядел, как подобающий камергер*, но был алей не хуже рака. Заявившись к Екатерине Алексеевне, Брагинский застал её сидящей на диване и глубоко выдыхающей. — Екатерина Алексеевна, желали видеть? Услышав знакомый голос, императрица подняла взгляд и нахмурилась. — Да, садись, — она указала рукой рядом с собой. — Что слышать желали? — России ох как не нравилось её состояние, а уж тем более настроение. Сейчас точно что-то будет… Несколько секунд немка всё так же хмурилась, а потом не выдержала и рассмеялась. — Дорогой мой… — она прикрыла рот рукой. — Прошу, попытайтесь с Франциском быть чуть потише и больше не поддаваться греху в чужих покоях… Вот теперь Брагинский точно напоминал вареную свеклу. — Как Ваше… — Машенька, фрейлина моя. Ох уж эта девица… — Екатерина перестала смеяться и вытерла "выступившие от смеха слезы" плавным движением. — Увидала, что Франциска нет, и давай ко мне приставать со своими глупыми просьбами. А мне ж всё некогда, гости при дворе. Я с дуру и дала волю её распутству. Ох, и закружила же она тебя с другим юношей, авось не по нраву он тебе пришелся? — императрица прищурилась. — Не по нраву, совсем не по нраву. — Ну вот и хорошо. А после проказы-то она сбежала, стерва. Говорит: «Месье Франциск так смотрел, так смотрел на Ивана, что аж сердце замирает!», ну и клонит к тому самому, — она смущенно хихикнула. — А я и не знала, где вы, куда гостей не впускать. Ринулась искать, по пути и стоны услыхала. Его хоть, иль твои? — Его, — Иван знал, что Екатерине ужасно льстит, когда именно Россия сверху и потому частенько лгал. — Неужто и комнату после нас отмыли? — Отмыли, конечно. Не гоже след распутства вашего на века во дворце оставлять. Еще раз хихикнув, императрица встала. — Как ванну примешь, да готов будешь, завтракать являйся. Но только, пожалуйста, хотя бы в купальне не смущайте народ наш, а то ведь все уже красные ходят, как багровый закат. И, закончив речь на такой красивой ноте, с улыбкой удалилась. Брагинскому же от стыда захотелось застрелиться прямо на месте.