Туман

В лесу Бресилиан душно пахнет хвоей, прелой листвой и черной водой. На развернутых спальных мешках — сухие веточки и комочки земли, а мягкие подушки в палатке почему-то пахнут мылом и лавандой. Угли в костре шипят и искрятся, перекидываются на обугленные деревяшки, словно цепляются за свое существование — лишь бы не перестать гореть. Деревья сонно шепчутся кронами, купают длинные ветви в речной воде. Такое спокойное место чтобы сесть и немного отдохнуть... Махариэль нервно вздрагивает, с трудом отводит взгляд от пылающих углей костра — они завораживают и притягивают внимание, усыпляя и вгоняя в дурманящий сон. Все тело долийки напряжено, и ее колотит крупная дрожь. На подсознательном уровне Махариэль понимает, что лагерь посреди леса — не такое уж безопасное место, и что-то есть в этом глубоко неправильное... но она не может уйти — земля словно прогибается под ногами, каждый шаг становится тяжелым и болезненным. — Нам... нам нужно идти, слышите? — долийка хватает за руку Зеврана и Стэна, умоляюще заглядывает в глаза. — Не смотрите на огонь! Нельзя смотреть на огонь! Мабари широко зевает и бухается на задние лапы, низко опустив голову. У Зеврана подкашиваются колени. Стэн садится у костра, не обращая внимания на долийку. На губах кунари — сонная улыбка, совершенно неестественная на таком серьезном лице. — Тебе нужно отдохнуть, кадан, — говорит он мягко. — И нам всем нужно... отдохнуть... и увидеть сны... Махариэль медленно опускается рядом, пытается не смыкать глаза — но как только она касается земли, ее затягивает в водоворот навеянного сна. — Ты засыпаешь, кадан, — шепчет Стэн, ложась рядом и слабо отпихивая морду мабари со своих колен. — И мы... тоже... Свет. Желтоватый, пугающий, неестественный, он с трудом просачивается сквозь белесый туман, который, кажется, укутал лес, словно саван. Деревья больше не шепчут, они стоят, неподвижные и скрученные, они выступают из тумана неожиданно, словно способны ходить, они тихо гудят и зловеще щелкают ветвями перед самым лицом. Махариэль дрожит от холода, обнимает себя за плечи и несколько раз моргает, чтобы сфокусировать взгляд. На поляне, где она сидит, нет костра, нет спальных мешков и палатки, нет Стэна, Зеврана и мабари. Она одна, а вокруг нее — окутанный туманом лес. Эльфийка поднимается на ноги, зябко поводит плечами. Ей страшно, по-настоящему страшно, ей хочется закричать, но в горле пересохло, она не может выговорить ни звука — только шепчет. Где же все? Страх гонит ее прочь, в глубину леса. Махариэль пытается найти своих друзей — но они сгинули в небытие, словно этот белесый липкий туман сожрал их и превратил в часть самого себя. От этой мысли делается не по себе. Махариэль останавливается, тяжело дыша, сердце стучит, как барабанная дробь. Эльфийка слышит звук, идущий издалека. Шепот — не шепот, и даже не пение — звук больше похож на медленное ритмичное заклинание. Сердце бьется быстрее, и Махариэль мчится дальше, пытается достичь источника звука. Быть может, там найдутся и ее друзья. С другой стороны леса, словно в ответ на ритмичное пение, приходит еще один звук — громкий волчий вой. Махариэль зажимает уши руками — ей кажется, что лес отвечает на вой, скрипит корнями и играет ветвями, пугает, запутывает тропы. Из глубины леса — новый звук, он сливается с волчьим воем и протяжным пением. — Дален... — голос, который Махариэль узнала бы из тысячи — низкий, глубокий, хрипловатый. И принадлежит он человеку, который улыбался так, как Махариэль не улыбался никто, у кого глаза цвета грозового неба и волосы цвета выгоревшей на солнце травы... — Тамлен! Долийка видит его — он медленно идет по тропе, изредка оборачиваясь, чтобы снова прошептать сокровенное и давно позабытое «Дален». — Тамлен! Тамлен, подожди! Фигура скрывается в тумане, и Митал, сбивая ноги, бежит следом за ней, спотыкается о откуда ни возьмись древесные корни, падает, разбивая ладони в кровь. — Тамлен! Охотник резко останавливается и идет назад, навстречу Махариэль. Останавливается в шаге от нее, смотрит сверху вниз, скривив губы. — Ты вернулась? — Конечно, конечно я вернулась, Тамлен! — Махариэль неуверенно обнимает его за плечи, покрывает лицо солеными от слез поцелуями. Тамлен стоит неподвижно, пронзая ее взглядом, полным стылого льда. — Тамлен, почему ты так смотришь на меня? Не молчи, пожалуйста, не молчи. Я думала, ты мертв, мне сказали... — Ты не пришла за мной, дален. — В прекрасном голосе долийца слышится неподдельная боль. — Я звал тебя в тишине подземелий, но ты не пришла. Ты оставила меня погибать. — Я пыталась найти тебя! — Ты пришла слишком поздно! Это ты виновата, слышишь! Махариэль плачет, размазывая по лицу слезы. Лицо Тамлена искажено злобой, оно уродливо и только сейчас долийка видит, что оно поражено скверной и истерзано когтями. — А сейчас, — успокоившись, вздыхает Тамлен, — обернись и скажи, что ты видишь. Он берет ее за плечи грубыми пальцами, разворачивает и прижимается к ее спине грудью, дышит в шею и тихо смеется. Его дыхание пахнет гниющей плотью, а пальцы — рыхлые и черные. Махариэль передергивает, но она не решается вырваться. Перед ее глазами — долийский лагерь. Колокольчики над аравелем Хранительницы и позабытый посох Мерриль. Лагерь пуст, не слышны голоса долийцев, не мычат в стойлах белоснежные галлы. — Ты видишь, дален? — Тамлен сильнее сжимает плечи эльфийки пальцами и целует ее в шею, лижет мокрую кожу чернеющим языком. — Здесь больше никого нет. И ты знаешь, кто в этом виноват. Махариэль выворачивается из рук Тамлена, медленно ходит по лагерю, заглядывает в каждый аравель, дотрагивается до пучков сушеных трав и кожаных чехлов, и не верит. Они не могли уйти. Они не могли исчезнуть, раствориться в лунном тумане, как сделала ее собственная мать, не могли уйти и не вернуться. Тамлен стоит, скрестив руки на груди. На его шее вздуваются черные вены, белки глаз заволакивает мутной пеленой. Руки истончаются и медленно осыпаются на рыхлую землю белым пеплом. — Смотри, — вкрадчиво шепчет он. — Я исчезаю. И ты тоже скоро исчезнешь. Махариэль кричит, швыряет в Тамлена валяющимся под ногой камнем и бежит прочь, через лес, натыкаясь на древесные стволы, размазывая по лицу горькие слезы. Лес шумит и смыкается над ней, затягивает следы густым мхом, на котором влажно блестит свежая кровь. — Ты можешь бежать от меня, дален! — кричит ей вслед гниющий и рассыпающийся Тамлен. — Но ты никогда не убежишь от чувства вины! Слышишь! Никогда! — Ты бы так никогда не сказал! — кричит в ответ Махариэль. — Ты не Тамлен! Она останавливается, прижимаясь спиной к раскидистому дубу, дышит ртом и старается успокоиться. Туман густеет и скользит по земле, скрывая белеющие сквозь мох старые кости. «Митал, защитница, прошу, помоги мне... Пусть все закончится. Пожалуйста. Пожалуйста...» Туман затягивает все.