Глава I.
Зверски истерзанное тело девушки распласталось на сухой, осенней траве. Опавшие листья еле прикрывали её обнажённые участки светлой кожи, а вся униформа несчастной была разодрана в клочья. Туманные глаза бесстрастно изучали её. Наблюдатель снял с ветки старого, корявого дерева темно-зеленый плащ, который видимо зацепился пока она бегством спаслась от убийцы, и накрыл её изуродованное тело. Потихоньку возле ее трупа стали собираться и другие солдаты, которые не могли так просто унять своё любопытство. Умеренным шагом к Аккерману подошла Ханджи, сильный ветер тормошил в разные стороны выбившийся каштановые локоны, из и без того неопрятно собранного пучка. — Уже четвёртая жертва за две недели. Сколько уже служу здесь, ни разу в этих лесах такого не происходило. Ты заметил какие укусы на теле глубокие? Может волки? — она ждала ответа, но Леви молчал, тогда прерывая неловкую для неё тишину, она снова продолжила, — Ты так смотришь на неё, знал? — Нет, впервые её вижу, — сухо ответил он и, поняв, что действительно пристально смотрит, отвел от умерший взгляд. — Все жертвы были девушками? — Три девушки и один парень, кажется — Омега. — С чего решила? — Слишком щупленький был мальчишка, — она поправила квадратные очки и, подув теплым дыханьем согревая свои ледяные ладони, сунула их в карман, — Пойдём, Леви, нам здесь нечего делать. Скоро прибудут Майк и Эрвин, они как обычно все уладят. От последнего услышанного имени идти наоборот расхотелось. Он не видел своего Альфу уже больше недели, Смита, как и других генералов и командующих, созвали на собрание в стены Розы. — Я пожалуй останусь, — спокойно произнёс Аккерман и от этих слов губы Ханджи протянулись до ушей. — Не улыбайся! Ты делаешь это страшно… — Никогда не понимала ваших отношений с Эрвином. Он случаем не твой Альфа? — её лицо так и не покидала ехидная улыбка. — Четырехглазая, ты похоже забываешься! — Все, молчу, молчу… Ты как хочешь, а я больше мёрзнуть не собираюсь. Кажется, кстати, дождь начинается. Смотри, не вымокни пока командира ждешь, — она махнула ему на прощанье рукой и отправилась в корпус. Зоэ оказалась права, стал моросить дождь, Капрал отстранился от любопытного стада и медленно пошёл вдоль тропки. Из-за последних проливных ливней, всю землю покрывали огромные, вязкие лужи, отчего длинные сапоги Леви, просто тонули в этой липучий грязи. Вся эта мерзость, которая прилипла к обуви, навеивала ему воспоминания о жизни под землёй. Он дотронулся до своего шрама на руке, вспоминая Кенни, и его жестокие уроки выживания. Детство Леви оставляло желать лучшего. Кенни часто заявлялся домой в полу-трезвом состоянии, от него всегда пахло табаком и перегаром. Самым омерзительным чувством для мальчика было, когда его опекун дотрагивался до его плеч своими грязными, с засохшей, багровой кровью руками. Он часто небрежно кидал своё пальто и шляпу, а потом вальяжно мог усесться на стул, задрав свои потертые, старые сапоги, на обеденный стол. Жить под одной крышей с серийным убийцей было не столь приятно, но деваться было особо некуда. Посчитав паренька слишком слабым, Кенни начал учить его драться, заманивая типичными фразами: «Ну что? Нападай, сопляк!»; «Как же ты жалок!»; «Так, ты быстро сдохнешь в этом грёбаном мирке!». В одной из таких тренировок, Кенни заломил руки мальчика к спине и заставил молить о пощаде, но Леви молчал, лишь его взгляд был далеко не детским, глаза выражали отвращение и неприязнь. Мужчина взял свой разделочный нож и прислонил острое лезвие к тонкой детской шее, но даже тогда Леви не проронил и звука. Кенни медленно отпустил ребёнка со словами: «Ну хоть в одном тебе можно отдать должное, ты не скулишь как сучка». Он потормошил мальчишку по угольно-черным волосам и, достав дешевую сигарету, закурил её, окутывая маленькую комнату густым, табачным дымом. Дождь усилился до ливня, возвращая Капрала в реальность от воспоминаний. Крупные капли стекали по бледной коже с прилипших к лицу прядей. Сзади послышался тяжелый топот сапог, Леви не успел обернуться, как уже оказался в крепких, тёплых объятьях своего Альфы. Снова его окутал такой родной, приятный запах перечной мяты и хвои. Леви так не хотел, чтобы этот момент заканчивался, но Эрвин бережно его отстранил от себя и пристально посмотрел. Взгляд командира был строгим и суровым: — Что ты делаешь? Знаешь ведь, что сейчас опасно здесь ходить, тем-более одному! — Я убиваю титанов, а ты хочешь сказать, что я не справился бы с обычным хищником? — Леви иронично попытался выдавить улыбку. — Твоя самоуверенность меня просто убивает! Я даже не могу представить, чтобы я делал если бы с тобой что-нибудь произошло… — Он перестал говорить, сама мысль, что Леви больше не будет — наводила страх. — Все в порядке, — произнёс сухо Аккерман и посмотрел на Эрвина. Командир нежно прикоснулся к ледяным рукам партнёра: — Пойдём в корпус, такими темпами ты заболеешь, — Эрвин снял с себя плащ и бережно накинул на свою Омегу, Леви ничего не ответил, лишь ещё крепче сжал его теплую, сильную руку.***
Жестокий вердикт уже был вынесен. Осуждающие глаза церковников смотрели на него с укором, но на этих религиозных святош ему было глубоко насрать. Военная полиция стояла статно и ровно по шеренге, они внимательно наблюдали, чтобы заключенный никуда не смог сбежать, а также следили, чтобы ему в этом никто не помог. Шанса на спасение не было, надежда на жизнь просто канула в пропасть. Леви бешено выискивал глазами на трибунах своего Альфу, но так и не смог найти. Его можно было понять, видимо, Эрвину было тяжело смотреть, как собираются повесить его любовь. Самым тяжелым наказанием была даже не виселица, а расставание с ним… «Неужели, эта была последняя ночь проведённая с Эрвином?» — подумал Аккерман и приподнял голову кверху. Весь потолок был расписан ангелами и божествами, разнообразными гравировками и фрагментами. Этими символиками на стенах и на потолке — суд хотел показать, что все решает только бог, а они лишь приспешники, которые помогают ему в этом. Леви размышлял, как же это отвратительно — перекрываться богом… На последней стене, почти на самом краю была изображена и другая сторона этой медали: её «украшали» измученные лица людей, попавших в ад, они кричали сквозь языки пламени. Мимолетный взгляд заключенного упал на ещё одно изображение грешника: хрупкую девушку разрывали демоны с человеческим телом и волчьими мордами. Леви отвел взгляд, он не хотел смотреть на всё это перед смертью. Ржавые, тяжелые оковы на руках, натирали запястья до крови. Военные подошли к заключенному и стали толкать его к площади на которой и должен был совершиться приговор. Дойдя до назначенного, лишающего жизни места, солдаты накинули на его истощенную шею веревку, сделанную из крепкой и жесткой пеньки. Военный медленно затянул удавку и произнёс: — Вам есть, что сказать напоследок? — Есть, но не вам, — сухо проговорил Капрал. На что солдат лишь тихо процедил: «мне жаль» и отошёл. Исполнитель казни лишил его опоры под ногами, и Леви стал задыхаться. Он чувствовал, как сдавливаются его сонные артерии, перекрывая подачу крови, пытался освободить связанные руки, чтобы хоть как-то продлить минуты жизни. Перед глазами стало все расплываться и мутнеть. Он понимал, что сейчас потеряет сознание и больше его не будет существовать… — Леви, проснись! — вывел его из этого кошмара, такой родной, спокойный голос. Леви стал жадно и глубоко вдыхать в легкие кислород, по лбу тоненькой струйкой стекали капли пота, все тело бешено горело… Сердце билось так, будто он час убегал от погони. Сильная рука Эрвина обняла его, а его тёплые губы поцеловали мягкую макушку: — Это всего лишь кошмарный сон, успокойся… Ничего не бойся, я ведь рядом с тобой. Слова всего лишь слова, как бы кто не уверял, но они не могут успокоить, люди делают вид, что все проходит, но умиротворяет только лишь время. Чувство ужаса все не покидало, словно все это происходило не во сне, а наяву. Единственное чего не хотел Леви — это напрягать Эрвина своими мыслями и проблемами, слишком унизительно распускать нюни и показывать свою слабость. Нет, выпрашивать жалость к себе он не собирался, поэтому попытался восстановить дыхание. Как только это удалось сделать, он уткнулся в сильное, волевое плечо Эрвина, но заснуть уже не мог…***
— Что на этот раз тебе снилось? — спросил Эрвин, наливая Леви, горячий, крепкий кофе. — Спасибо, — процедил Капрал, отхлебнул глоток ароматного напитка, но так и не ответил на вопрос. — Послушай, я ведь переживаю. И я хочу, чтобы ты доверял мне и делился со мной. Снова снилась мать или смерть друзей? Леви уже и не мог вспомнить, когда в последний раз ему снился приятный сон. Раньше ему часто снилась мать. Он слышал во сне её мягкий, звонкий голос, чувствовал прикосновение любящих, материнских рук. Словно она напоследок потормошила его вороные волосы на макушке и ушла во мрак, оставив мальчика одного, в этом подземном, грязном мире. Когда Аккерман потерял Изабель и Фарлана, его кошмары разнообразились. Он видел их мёртвые тела, в памяти до сих пор запечатлелось предсмертное выражение лица девушки, в котором читался страх и ужас. Во всех случившихся смертях Леви чувствовал себя виноватым. Он потерял всех дорогих ему людей, теперь он боялся потерять своего Альфу, который спас его от одиночества и смерти. Он любил его, как никого другого. Жизни Леви теперь принадлежала лишь Эрвину. — Нет, — кратко ответил Капрал. — А ты сегодня я смотрю «болтлив», — саркастично произнёс Смит и улыбнулся. — Тебе снились вещие сны? — Нет, да я и не особо в это верю. Мне кажется, что нельзя определить и узнать будущее по сну. Жизнь определяют только твои действия, поступки и ходы. Так что тебе приснилось? — Не важно, — Леви снова хотел промолчать, но посмотрев на недовольное и напряженное лицо собеседника, продолжил, — Просто, меня не покидает чувство, что мой сон вещий. — И я так понимаю он весьма трагичный? Раз ты вчера так себя вёл, а сейчас всё пытаешься увернуться, чтобы мне его не рассказывать. — Весьма… — лишь произнёс Капрал и снова уткнулся в чашку. В дверь постучали и раздался тихий, женский голос с вопросом: «Эрвин Смит, можно?» — Входи, — ответил он. Вошла хрупкая девушка с испуганными глазами, её всю трясло от страха. Эрвин переглянулся с Леви, по взгляду которого было видно, что ему не менее любопытно. — К-командир Смит, было совершено ещё одно нападение, — девушка заикалась, а голос оказался настолько писклявым и противным, что складывалось ощущение, словно ножом по стеклу проводят. — Снова девушка? — Да, но она единственная, которая смогла выжить и убежать. Это — Криста Ленц.