This is a New Shit

      Зрители аплодировали, кричали, непонятно зачем показывали «козу». Под конец выступления толпа фанатов растянулась практически на километр во все стороны. Тим доигрывал последние ноты мощной альтернативной концовки The Beautiful People. Вернее, поднял бас-гитару над головой и тупо бил по струнам, чтобы издавать хоть какой-нибудь громкий звук. Солнце светило прямо в глаза, выжимая слёзы из глаз и делая невозможным обзор с правой стороны. Скольд мучался уже полчаса, не смея дотронуться до лица. Он знал, как выглядит в конце выступления, и размазанный посреди концерта грим красоты бы ему не прибавил.       Шум был такой, что швед уже в мыслях распрощался с карьерой музыканта из-за возможной глухоты. Тем не менее, в этом океане звуков он как-то уловил звучание гитары, а точнее, его отсутствие. В то же время Фиш заиграл свою финальную партию, и Тим понял — всё. Конец.       Конец песни. Конец концерта. Конец первого тура в Marilyn Manson. Скольд прикрыл глаза, улыбнулся и вдохнул полной грудью. На него нахлынули воспоминания, все счастливые моменты, прожитые за это время. Одновременно он радовался возвращению домой и долгожданному отдыху. В целом, концерт прошёл не очень удачно, но для Тима он был одним из лучших. На сцене он просто забывал обо всём и отрывался по полной.       Лишь через пару мгновений Тим вспомнил, что пока Джинджер играл, остальные должны были покинуть сцену. Он немедленно отключил свой бас от усилителя и развернулся в поисках рубашки, которую он снял из-за жары. Во время игры он улучшил момент, стянул её с себя и бросил куда-то назад, даже не обернувшись. Судя по тому, как на него пялились фанаты, они ждали, что басист швырнёт её в толпу. «Не дождётесь! — подумал Тим. — Она денег стоит». Кроме того, у него были подозрения, что она может прилететь в него обратно.       Рубашку он нашёл рядом с местом, где он хранил остальные инструменты, по ходу игры их меняя. Кто-то из работников уже позаботился о них и унёс со сцены контрабас и чёрную бас-гитару. Недалеко от рубашки валялся и плащ, от которого Тим избавился ещё в самом начале.       Скольд поднял свою одежду и направился к выходу, находившемуся на другой стороне. Он думал, что уходит со сцены последним, и отчасти ему было неловко. В то же время он мог последним попрощаться с фанатами. Помахать им рукой, например...       Но едва Тим вышел из-за колонки, перед его глазами предстала такая картина: Фиш, доиграв свою партию, прыгал на барабанах. Продырявив все до единого, он спрыгнул на пол, но зацепился ногой за что-то и упал. Толпа зашумела: кто-то свистел, кто-то смеялся, кто-то сочувственно вздыхал и охал.       Фиш попробовал подняться, но с негромким криком снова упал. Похоже, он вывихнул правую ногу. — Вот так завершение... — пробормотал Скольд. Он снял с плеча бас, взял его в руку, а на плечо повесил рубашку и плащ.       Швед подошёл к ударнику и помог ему подняться. Тиму самому досталось на этом концерте. Не считая выговора за попытку переговорить с Фишем, Мэнсон ни с того ни с сего налетел на него и толкнул. Басист врезался во что-то невидимое, запутался ногами в проводах и чуть не упал. Но Рыбе, по-видимому, повезло ещё меньше. — Как тебя так угораздило? — Чёрт знает! — сплюнул Джинджер. — Да уж, концовка получилась эффектная! — Скольд прекрасно себе представлял, как они выглядят в глазах фанатов. — Давай помогу дойти...       Фиш опёрся на плечо Тима, и они медленно, с позором, удалились со сцены. — Опять? Нет, ты серьёзно? Опять?! — закричал Мэнсон, едва Тим завёл раненого товарища в гримёрку.       Вокалист сидел слева от двери на крутящемся стуле. За столь короткий промежуток времени он успел смыть грим с лица, но это было неудивительно — косметику, нанесённую за полминуты, удалить можно было также быстро. Несмотря ни на что, у Мэнсона было хорошее, умиротворённое настроение: он повернулся спиной к столу, подбрасывал и ловил шляпу с ушами, ногами покачивая стул то в одну, то в другую сторону. Тим был рад это увидеть — после предыдущего концерта Мэнсон в пух и прах разнёс гримёрку. Скольд еле уберёг свой бас от вокалиста — тот хотел зашвырнуть его в зеркало. Никто так и не понял, был ли Мэрилин в гневе или просто веселился.       Фиш кивнул. Мэнсон разразился смехом. Тим подвёл Рыбу к его месту и усадил на стул. — Что «опять»? — спросил он. — В который раз он себе что-то травмирует! — ответил развеселившийся Мэнсон. Он прекратил подбрасывать шляпу и через всю гримёрную запульнул ею в Пого. Шляпа попала ему в плечо, от чего клавишник подскочил, завопил и со всей дури пнул напугавший его предмет под смех ударника, басиста и вокалиста.       Скольд подошёл к своему столику, свалил с плеча на стул одежду и положил на стол гитару. Фиш в это время оттолкнулся от стены здоровой ногой и подъехал к вокалисту, крутясь на стуле по дороге. — Ну, что на этот раз? — спросил Мэрилин. — Как ты умудрился покалечиться? — Он решил попрыгать на барабанах, — усмехнулся Тим, обернувшись через плечо. — Да?! — Да, — расплылся в улыбке Джинджер. Полученная травма ничуть не сломила весёлого настроя ударника. Казалось, он смеялся над ней.       Тим сразу вспомнил слова Мэнсона, сказанные когда-то давно: «Джинджер Фиш — олицетворение всего спокойствия и всего безумия группы». Скольд накинул на себя рубашку, переложил плащ на стол и придвинул свой стул к друзьям. — Уверен, что ничего серьёзного? Хотя, хуже прилетевшего от Рамиреса баса по голове уже не будет... — вокалист замолчал на полуслове, когда Тим подсел к ним. Он странно посмотрел на шведа. — Что? — Тим ответил ему недоумевающим взглядом.       Не говоря ни слова, Мэнсон протянул руку и дотронулся до его лица. Плотно сжатыми кончиками пальцев он провёл от щеки басиста до его виска. — Руки убери, — выйдя из ступора, оттолкнул его Скольд и засмеялся. — Ты себя в зеркало видел? — как ни в чём ни бывало спросил Мэрилин. Он развернул стул шведа так, чтобы тот смог взглянуть на себя в отражении.       В зеркале Тим увидел то, что и ожидал: бледное, покрытое местами смазанным гримом лицо, взъерошенные волосы и две тонкие чёрные тонкие струйки, исходящие из уголков глаз. — Я знаю. Это от солнца, — пробормотал Скольд, всё ещё разглядывая себя в зеркале и не замечая, как Фиш и Мэнсон многозначительно переглянулись.       Остаток времени ребята провели весело. Швед с удовольствием слушал рассказы вокалиста и ударника о различных травмах последнего, преимущественно на концертах. Счастливый набухавшийся Пого нёс всякую чушь. И лишь Джон сидел на своём месте, угрюмо глядя в пол.       Тим заметил его не сразу, но то, что с ним что-то не так, понял мгновенно. Гитарист сидел неподвижно и вёл себя удивительно тихо, он ничего не слышал и ни на что не реагировал. Кроме того, его столик, к которому Лоури, подобно Мэнсону, повернулся спиной, находился сзади Тима и скрывал Джона от глаз басиста. Но Скольд, случайно обернувшись, увидел напарника и стал краем глаза за ним наблюдать, всё больше разворачивая стул в его сторону. Последние десять минут он уже сидел боком к Мэнсону и Фишу, совершенно не прислушивался к их разговору и смотрел только на Джона, который этого не замечал или вовсе не хотел замечать.       В конце концов швед не выдержал и, оставив двоих болтунов вспоминать прошлое, подошёл к Джону. — Ты чего? — А ты не видел?! — вскинулся гитарист. — Видел, — спокойно ответил Скольд. — Он сделал это специально! Не знаю, зачем, но специально. А я?! Я дурак! Что я наделал?.. — Джон не мог успокоиться. Голос гитариста дрожал, его по-настоящему трясло.       В гримёрке стало тише. Заслышав крик Лоури, Фиш и Мэнсон прервали беседу и теперь прислушивались к разговору Тима и Джона. Скольд, который сначала расположился справа от друга, встал прямо перед ним, чтобы скрыть гитариста от глаз Брайана и Кена. — Ты весь концерт был на нервах. У тебя что-то случилось? — осторожно спросил он, когда диалог их товарищей возобновился. — Неважно... — Джо-о-о-он, — протянул Тим, повышая тон.       В любой другой момент Джон посмеялся бы и назвал Тима «мамочкой», но сейчас он просто отвернулся. — Я не хочу загружать тебя своими проблемами. — Не хочешь загружать меня своими проблемами? И как тебе совесть позволяет так говорить?!       Джон судорожно вздохнул. Он по-прежнему избегал смотреть Тиму в глаза тогда, когда Скольд смотрел на него непрерывно. Одновременно швед чувствовал на себе взгляд Мэнсона. Его это напрягало, и он не спешил поворачиваться. — Завидую я ему, Рыба, — донеслись до Скольда задумчивые слова вокалиста. — Наверное, зря я согласился на это его единственное условие. «Эрин всегда будет рядом со мной. Она поедет с нами». Смотрю на них вдвоём и... Мысли о Дите сами в голову лезут. Во всех смыслах, мне очень её не хватает...       Взявший себя в руки Джон не позволил Тиму узнать ответ Фиша, но Скольд сам без сожаления выбросил из головы услышанное. Проблемы Джона были для него гораздо важнее. — Сегодня я узнал... Сегодня я узнал, что моя сестра умерла. За полчаса до концерта, — безжизненным голосом произнёс Лоури.       Тим замер на месте, потрясённый этой новостью. В его голове отдельные куски данной ситуации начали складываться в одну, общую картину. За пять минут до начала выступления у Джона зазвонил телефон, он вышел поговорить, а вернулся уже совсем другим человеком. Он влетел в гримёрную, не говоря ни слова, схватил гитару и выскочил на сцену. Мэрилин пожал плечами, списал всё на волнение и вышел следом за ним. Тим тогда согласился с вокалистом.       На сцене Джон играл из рук вон плохо. Чуткий музыкальный слух Скольда не раз улавливал косяки гитариста. Зрителям было плевать, но вряд ли оставался хоть один шанс, что Мэнсон этого не заметил. Тим начал подозревать, что Джон прав, и Мэрилин врезался в него не случайно. В конце концов, не мог же он просто не видеть гитариста! — Мне очень жаль, Джон... У меня тоже сестра есть, — неожиданно сказал Скольд. — Младшая... — Пого! Ты что творишь?! — прервал басиста вопль Мэнсона. — Не смей, брось сейчас же!       Тим и Джон инстинктивно повернули головы в сторону клавишника. Тот держал на ладони какие-то таблетки и вяло перебирал их пальцами другой руки в попытке пересчитать. Тим мгновенно понял, что это и почему Мэрилин так отреагировал. Его самого немедленно охватила злость и досада на глупого клавишника. «Смешивать алкоголь и наркотики — самая ужасная идея, которая могла прийти в голову этому идиоту!»       Скольд хотел уже подскочить к товарищу и остановить его, но не успел даже дёрнуться: Гейси уже отправил таблетки в рот. — Пого, фу! — в отчаянии крикнул Мэнсон.       Последовал взрыв хохота со стороны ударника и вокалиста. Даже в другое время Тим едва бы заставил себя улыбнуться, хотя тот факт, что он единственный знал о трагедии в семье Джона, несомненно, влиял на восприятие им ситуации. Скольд считал смех в этом деле неприемлемым, но ребята многое повидали и многое пережили вместе и уже не обращали внимания на смертельный риск Пого, а фраза Мэнсона, от которой создавалось впечатление, что он разговаривал с собакой, казалась им забавной. Сам клавишник никак не отреагировал ни на слова Мэрилина, ни на вспышку смеха. Приняв наркотики, он на мгновение замер, а потом продолжил бубнить что-то себе под нос — ещё громче и невнятнее. — Кто-нибудь, заткните его, а, — недовольно произнёс Мэрилин, ни к кому не обращаясь.       Фиш немного вытянул шею, внимательно вслушиваясь в бормотание Гейси. Затем он приблизился к вокалисту и зашептал ему что-то на ухо, на что Мэнсон также отреагировал смехом. Уже через минуту они оба напрочь забыли о Пого и горячо обсуждали былые приключения.       Некоторое время между Тимом и Джоном продолжалось молчание. Сосредоточенные на своих мыслях музыканты не прислушивались ни к монологу Пого, ни к беседе своих коллег. Скольд не сходил с места, куда встал в самом начале; покачиваясь, он всё ещё смотрел в сторону. Гитарист не двигался и не поднимал головы от пола. Они оба не спешили смотреть друг другу в глаза или возобновлять разговор.       Наконец, Джон выпрямился и отъехал вправо, позволив другу присесть на его столик, скрестив руки на груди. — Ты ведь понимаешь... Моё время в группе закончилось, — сказал он совершенно другим, спокойным и в то же время напряжённым голосом. — С чего ты взял? — повернулся к нему швед. — Не прикидывайся тупым, Тим, тебе не идёт! После такого он не оставит меня в группе. Он сам так сказал. — Неужели ничего нельзя сделать, Джон? Я не верю. Мы что-нибудь придумаем. Как ты тогда впрягался за меня, так и я буду стоять за тебя сейчас. — Спасибо, Тим, но ты ничего не изменишь. Я уже всё сделал сам... Теперь и я не знаю, что на меня нашло. Я просто сорвался, психанул... — Но Брайан не знает, что... у тебя была причина так поступить. Расскажи ему!       Джон покачал головой. — Я не хочу, чтобы он знал. Да и это ничего не изменит. Его гордость не позволит ему оставить этот инцидент без внимания.       И вновь молчание, прерываемое лишь бубнёжом Пого. Судя по выражению лица Мэнсона, он уже очень хотел втащить клавишнику. Скольд неожиданно понял, что имеет какое-то смутное представление о случившемся. — Я не хочу трепать тебе нервы, но расскажи мне всё, что произошло, — обратился он к Джону.       Гитарист не спешил отвечать. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Не знаю, что ты видел, но он просто налетел на меня. Прыгал по сцене, размахивая своими копытами, и врезал мне коленом по плечу. Возможно, это какой-то рефлекс: я сразу же оттолкнул его с криком «ты что творишь?!» Видимо, он не ожидал такой реакции. Он пытался мне объяснить, что ударил меня случайно, но он приближался, и я воспринял это как угрозу. Скинул с себя гитару и приготовился к драке. Тогда он сказал: «Сейчас же подними гитару и продолжай играть, не смей срывать мне выступление. Я бы с удовольствием скинул тебя со сцены, но я дам тебе насладиться моментами твоего последнего концерта», на что я ответил, что и сам не хочу больше находиться рядом с ним. Идя сюда, я думал, что он меня убьёт. Но он просто сказал: «Можешь попрощаться со своими друзьями». Это конец, Тим. Это конец.       Скольд не проронил ни звука, обдумывая рассказ гитариста. В глубине души он понимал, что тот прав. Брайан не потерпит такого оскорбления. Он этого так не оставит. А значит... Да, Джон прав. Это конец. Конец концерта. Конец первого тура в Marilyn Manson. Конец золотого века гротеска. И конец совместной работы с Джоном.       Только сейчас это дошло до Тима окончательно, всей тяжестью обрушившись на шведа. Он давно это знал, понимал, но отказывался принимать, не мог поверить. Теперь приходилось смириться с суровой истиной: Джон уходит, и с его уходом всё изменится. Прекрасные месяцы, проведённые с этой четвёркой, закончились; отныне ничего не будет, как прежде.       Во второй за день и, наверное, в сотый за всё время раз Тим закрыл глаза и окунулся в воспоминания. Те чувства, которые он испытывал сейчас, не имели ничего общего с охватившими его на сцене. Вспоминать лучшие моменты было не больно, боль причиняла мысль, что они никогда не повторятся.       Тим открыл глаза и улыбнулся. Последние два года он был счастлив, и остальные музыканты тоже, швед в этом не сомневался. Несмотря ни на что, это счастье навсегда останется в его сердце.       Скольд положил руку на плечо Джона. Тот обернулся, и Тим заглянул ему прямо в глаза. — Крепись, Пятёрка! Что бы ни случилось, ты всегда будешь одним из нас!