***
У Виктора сегодня назначено коронарное шунтирование. Ему приходилось делать эту операцию несколько раз, поэтому особой нервной симптоматики сам хирург у себя не наблюдает. Перед операцией, даже за пару дней, Никифоров старается настроиться, часто прокручивает у себя в голове её ход, последовательность действий и иногда даже "оперирует" в воздухе, еще раз повторяя все движения, которые и так практически вдолблены в кости. Его пациент мужчина - Виктор предпочитал всегда знакомится со своими клиентами, прежде чем оперировать. Он старается отвечать на вопросы, где-то подбодрить, где-то успокоить, поскольку считает, что доверие пациента - уже процентов десять выполненного дела. - И помните, Григорий Александрович, постарайтесь не напрягать руки и всю грудную клетку в целом, - хирург говорит спокойно, приветливо улыбаясь, - Тогда шунты прослужат вам достаточно долгое время. - Спасибо Вам, Виктор Андреевич, - благодарит его пациент, пожимая руку, - Теперь-то дело за Вами. Виктора дергает от этих слов. Его сердце начинает быстро биться, ладони покрываются холодным потом, а во рту становится чуть больше сухо, чем обычно. "Теперь-то дело за вами." Мужчина натянуто улыбается и быстро покидает палату. Никифоров никогда не нервничал перед операциями. В смысле, он нервничал, конечно; перед своими первыми - особенно, и это было нормально, если учитывать то, что на врача ложится ответственность за жизнь своего пациента, а двадцатипятилетний Виктор был к этой самой ответственности не сильно готов. Но при такой операции летальный исход невозможен даже теоретически, так какого, спрашивается, чёрта, у него так трясутся руки? Его почти истерический поток мыслей остановился только тогда, когда в грудь ему врезался кто-то мимо проходящий. - Ох, простите, я...- начал было Виктор, но когда увидел перед собой широко распахнутые глаза цвета топленного шоколада, скрытые за стеклами очков, успешно забыл, что хотел сказать. Боже. - Э-это Вы извините, пожалуйста, я не хотел, - тихо произносит парень, покрываясь очаровательным румянцем, - Несусь, а куда - не смотрю. Никифоров пару раз открывает и закрывает рот, практически не в силах выдавить из себя хоть что-то. Внезапно парень быстро наклоняется, и Виктор, не успев среагировать должным образом, заезжает своим локтем прямо по макушке кареглазого. Тот хватается за неё почти моментально, и вопросительно-непонимающе смотрит на мужчину. "Твою мать, Никифоров!" - О, Господи, извини меня, прошу, - Виктор закрывает рот одной ладонью, вторую инстинктивно протягивая к пострадавшему, - Я не хотел, правда, прости! - Да ничего, - парень краснеет еще больше, когда мягкая ладонь блондина приземляется ему на макушку. - Шишки не будет, - радостно констатирует хирург и солнечно улыбается. - Вы обронили, - парень протягивает Никифорову медицинскую карту пациента, которую он нес Миле, и он отмечает, что пальцы кареглазого ну просто умилительно подрагивают. - Спасибо, - еще шире улыбается Виктор, протягивая руку навстречу. - Я Виктор Никифоров, кардиохирург этажом выше. - Кацуки Юри, нейрохирург, этажом ниже, - несмело улыбается тот в ответ и пожимает крепкую ладонь. Они болтают еще пару минут и расходятся по своим делам, договорившись встретиться попозже. На операции у Виктора не дрожат руки.***
Сердце у Никифорова крепкое, и первый раз ему кажется, что оно барахлит тогда, когда Юри, заметив его, радостно улыбается, чуть покраснев. Потом когда Кацуки смущенно отводит взгляд. И еще раз, когда он заправляет прядь отросших волос за ухо. Таких моментов целое множество, и Виктор на протяжении всего этого месяца, который прошел с их знакомства, не оперирует - творит. Операции быстрые, удачные и сделаны на совесть - ни одной жалобы от пациентов. - Почему ты вообще перебрался из Японии в Питер? - спрашивает Виктор у сидящего напротив Юри, пьющего чай из кружки мужчины, - там у тебя было бы огромное количество возможностей, да и оборудование там посерьезней будет. - Не знаю, - честно отвечает Кацуки, - помнится, еще в детстве я был тут, и, скорее всего, с того момента моей единственной целью было поселиться именно в этом городе. - Вау, - почти что выдыхает Виктор, - это здорово. - Ага, я был тут на соревнованиях. - Правда? На каких? - удивляется услышанному Никифоров. - Фигурное катание, - посмеивается японец, делая еще глоток чая. - Было время, когда я хотел построить карьеру спортсмена. - И почему тебя так резко потянуло в медицину? Юри замолчал и вдруг поник. Виктор нахмурился, но тоже промолчал - не хотелось испортить разговор окончательно. - У моего отца обнаружили опухоль в мозге. Нужно было проводить краниотомию***, но врач не справился, - японец встал с места и подошел к окну, - с того момента я пообещал, что приложу все усилия для того, что бы проводить операции подобного рода. Как-то так. Кацуки вздрогнул, когда крепкие руки Никифорова притянули его в объятья. - Ты умница, Юри, - тихо произнес хирург куда-то в вихрастую макушку. Кацуки, заключенный в кольце его рук, казался Виктору хрупким, ранимым - только сдави посильнее и на осколки разобьешь. Японец тихо вздохнул и расслабился, вжимаясь в мужчину спиной, откидывая голову ему на плечо. За окном шел снег.***
У Виктора в реанимации лежит пациент, который нуждается в пересадке сердца. Операционная все еще не готова, и у хирурга снова трясутся руки. Как у больных Паркинсоном. Никифоров пытается собраться с мыслями, рассовать их всех хотя бы по каким-то кучам, но ничего не выходит - в голове царит полный хаос. Он не знает. Мальчишку привезли в ужасном состоянии, и Виктор, со скоростью света листая медкарту, может только поставить диагноз - ишемическая кардиомиопатия. В таком-то возрасте. Если бы пациент обратился раньше, Никифоров провел бы ему шунтирование и замедлил бы процесс хоть на несколько лет - за это время можно точно понять, что делать. Но парень не обратился, и сейчас нуждается в гребанной пересадке сердца. Вспомнился дядя Яша Фельцман. "Тут тебе не вот это вот". И правда. Юри влетает к нему, почти сшибая дверь собой, захлопывает её - громко, с чувством, с треском. И кидается Виктору на шею. Обнимает. Хирург только сильнее прижимает его к себе и рвано выдыхает - успокаивается. Кацуки тараторит всякую тарабарщину, относительно успокаивающую, гладит Никифорова по голове и зарывается пальцами в платиновые волосы, рвано выдыхая в шею. Мужчина отстраняет его от себя, сложив руки на талии Юри, и соприкасается лбом с горячим лбом японца. Они стоят так минуты две, и Никифоров понимает, что у него опять барахлит сердце - бьется, мечется, как ненормальное, стучась о ребра, пытается выпрыгнуть наружу. Виктор осторожно берет лицо Юри в свои ладони и целует - так, как целуют люди с барахлящим сердцем. Кацуки притягивает мужчину к себе ближе, становясь на носочки, прижимается к нему всем телом, чувствуя руки у себя на пояснице. Когда они отстраняются друг от друга, Виктор наконец-то спокоен насчет операции - все мысли вдруг становятся на свои места, способность мыслить рационально вернулась. - Потом продолжим, - Виктор мягко пробегается пальцами по позвонкам Юри, целуя того сначала в основание шеи, а потом в губы, и выходит из кабинета.***
- Витя, что у тебя сегодня? - интересуется Юри, передавая мужу кружку с чаем. - Ничего особенно важного, - отвечает Никифоров, принимая чашку, - проверю состояние парочки пациентов после операции, заполню некоторые бумажки, и можно ехать домой. Он обнимает стоящего рядом брюнета за талию и улыбается, когда чувствует пальцы в своих волосах. Внезапно волосы несильно, но ощутимо дергают. - Ай! Золото мое, за что? - поднимает голову Виктор. - Серьезнее относись к своей работе. Кардиохирург пристально смотрит на мужа. Юри краснеет под этим пронизывающим взглядом и, кажется, на секунду забывает слова, когда холодные пальцы Никифорова пробираются под его рубашку. - Виктор! Это тебе... Не вот это вот! - и быстро выбегает из кабинета, по его словам, в ординаторскую. Виктор Никифоров ставит себе диагноз. "Кацуки Юри". *Вообще, хирургам принято прятать волосы под шапку, но будем считать, что Юри заправил их потом. **Никола́й Миха́йлович Амо́сов - кардиохирург, один из известнейших в России, разработчик многих методик лечения. *** Краниотомия - общее понятие, описывающее целый ряд операций, в ходе которых производится хирургическое вскрытие черепной коробки.