Слёзы Довакина

Солнце отвернулось от окровавленного Скайрима, когда Рунгерд, кое-как волоча ноги, достигла «Гарцующей Кобылы». День выдался не из лёгких. Поэтому, еле заметно улыбнувшись Хульде, драконорождённая незаметно пробралась к месту около окна. Заиграла музыка. Микаэль, несмотря на отвратительный нрав, всегда умел создать нужную атмосферу. Даже пропитые вояки замолкали, дабы насладиться пением юного барда. Однако сегодня он отчего-то пытался превзойти самого Свакнира. Позже, мельком осмотрев посетителей таверны, Рунгерд заметила в тени огня вечно прекрасную Карлотту Валентию. Неужели у малышки Милы появится отец? К столику Рунгерд неторопливо подошла Хильда, неся две кружки пахучего мёда. Трактирщица за столько лет неожиданно стала для прославленной редгарки второй матерью. Именно она позволяла драконорождённой спускать на волю оцепеневшие слёзы, не требуя при этом абсолютно ничего. — Ужасно выглядишь, — Хильда уселась рядом. — Ты давно здесь не появлялась. Наводила порядок у гадких воров? После стольких дней скитаний Довакин наконец-то позволила себе снять шлем. Тёмные кудри аккуратно упали на заляпанный чужой кровью доспех. Рунгерд с вожделением провела ладонями по иссохшим волосам. — А ты как думаешь? — поинтересовалась она, сверкнув пожелтевшими зубами. — Вилкас появлялся? Хильда коротко кивнула и отвела взгляд в сторону. Из груди драконорождённой вырвался приглушённый рык. Помешательство Соратника давило на голову.  — На мой взгляд, он достоин. Пора бы и тебе задуматься о семье, деточка. На одних приключениях и подвигах далеко не уедешь. — Дорогая Хильда, если я заведу семью, то буду проклинать себя. Мой распорядок жизни задушит их. Герои и общепринятые ценности несовместимы, — Довакин отпила мёду. — Не хочу больше чувствовать боли. Вдоволь нахлебалась в Тёмном братстве. Хильда тяжело вздохнула. В её карих глазах промелькнуло сострадания. Она обхватила руки Рунгерд и прошептала: — Говори. Перед глазами драконорождённой вновь пронеслись окровавленные трупы родных людей. Девушка представила их разрывающие уши вопли. Прошло огромное количество времени, но участь братства до сих пор наполняла сердце ядом. — Я должна была быть с ними рядом, — приглушённо заговорила Рунгерд, позволяя слезам катиться по стальной груди. — Знаешь, когда я сплю, каждый из них разговаривает со мной. Они говорят: «Отпусти». Но я не могу, матушка, не могу… Трактирщица прижала Довакина к груди. Руки женщины, напоенные трудом, нежно забегали по чарующим локонам. Рунгерд на секунду превратилась в убитого извергами Ульфрика ребёнка. И Хильда задумалась о неношеных сапожках, которые, вероятно, подойдут темнокожей воительнице… Прошло довольно много времени, когда Рунгерд взяла себя в руки. Она выскользнула из объятий и принялась грязными ладонями утирать остатки солёных капель. Всё это время Хильда заворожено любовалась утончёнными чертами лица приёмной дочери. — Наверное, мне не стоит спрашивать про Бриньольфа, — заметила трактирщица. — Поговорим утром. Перед моим отъездом в Винтерхолд. — Я приготовлю тебе припасов в дорогу. Фигура Довакина исчезла среди постояльцев. Одиночество вновь напало на пожилую женщину. Она прекрасно знала, что не дождётся завтра никаких разговоров.