Тандем

…Конечно, расстояние от столицы условно нейтральных владений Совета, располагавшейся на Массере, до Очагов Наслаждений было неблизким и менялось в зависимости от времени года, но обычные корабли — небольшие, гражданские и, как правило, маломощные — могли преодолеть это расстояние не больше чем за пару дней. Однако в последние несколько лет среди светских представителей прогрессивного обливионского общества особую популярность обретало все, так или иначе ссылающееся на прошлое. Модными — сначала на Очагах и не столь далеком от них Нью-Шеоте, а после и за их пределами — стали украшения ручной работы, прежде десятилетиями пылившиеся в старых шкатулках; в каждом приличном заведении теперь подавались роскошные кушанья со специфическим вкусом, которые не готовили уже несколько веков — убыстрившийся донельзя ритм жизни требовал простой пищи. Престижным считалось иметь хотя бы один небольшой, не предназначенный для дальних полетов повседневный шаттл высшего класса, выпущенный несколько столетий назад — в идеале, конечно, чем ближе год выпуска был к нулевому году пятой эры, тем лучше, — приведенный в приличный вид, разумеется. Конечно, многие не могли позволить себе такую роскошь — да и не видели в этом особенного смысла: в обычных забегаловках и столовых, теперь в дань моде гордо называющих себя тавернами, реже — трактирами и корчмами, все так же подавали незатейливые блюда и сильно разбавленные напитки, а простые даэдроты (как, впрочем, и те, кто не связал себя клятвами верности Принцам) все так же перемещались на всем, что могло двигаться быстрее их собственных ног и почти не грозило развалиться во время рейса. Среди тех же, кто мог это себе позволить, особую популярность приобрели путешествия на лайнерах, настолько неторопливые, что путь, обычно занимающий от силы полтора дня, мог растянуться на недели, а то и месяцы. Конечно, такие путешествия проходили лишь по безопасным маршрутам и не повсеместно — лишь между столичными Планами Сангвина, Шеогората и Вайла, а также Массером, официально независимым, но фактически находящимся под протекторатом Истребований. Перелет от Массера до Очагов, в среднем занимающий сорок часов, длился без малого три недели, позволяя пассажирам вдоволь наиграться в аристократию начала пятой эры, степенно путешествующую между едва колонизированными Планами. И им нравилась эта игра — в конце концов, они бы иначе не платили за это столько денег, — пробовать старые вина за картами и неторопливой беседой намного приятнее вечной спешки. На лайнере каждый день проводились развлекательные мероприятия — чаще всего танцевальные вечера — и ежедневно выпускалась своя газета. В ней смаковались события дня прошедшего и намечались события дня грядущего: ее, по обыкновению, лениво почитывали за светской беседой после сытного обеда. Как правило туда заносились самые яркие моменты и правдоподобные, но безобидные слухи и сплетни, которые неизменно возникают на ограниченной территории. Больше всего общество занимала такая избитая, но такая волнующая тема любви. Почти сразу же — всего лишь на утро второго дня — одна уважаемая, зрелого возраста дама подметила то, как бросает куда-то украдкой робкие взгляды некая юная особа в необычайно скромном закрытом платье. Девушка путешествовала одна и впервые — таким образом, но не незнанием, а влюбленностью были пронизаны все ее движения. Вскоре был замечен и сам объект воздыханий — молодой мер с собранными в хвост темными волосами. Он улыбался и шутил, проводя часы за вином и картами, но его черные глаза были полны печали, а улыбка получалась несколько однобокой. Его звали Олос Анх, он любил карты и выпивку и явно страдал от одиночества или несчастной любви. Ближе к обеду влюбленную девушку заметили практически все — в том числе и объект ее неумелых воздыханий, — и мало кто сомневался, что эта влюбленность будет яркой, но быстротечной. А девушка — высокая, нескладная, с едва оформившейся грудью, с наивным милым личиком и прекрасными каштановыми волосами — девушка, явно с детства начитавшаяся любовных романов, не замечала смешков и шепотков и все так же смотрела до тех пор, пока молодой, едва разменявший третий десяток, тот самый, мер не завел с ней ничего не значащий разговор, продлившийся почти неприлично долго. К вечеру эти двое начали общаться чуть раскованнее и непринужденнее. И только когда они случайно соприкасались локтями или пальцами или оказывались слишком близко, девица неловко замирала, явно не зная что делать. Ее собеседник находил, как выйти из неловкой ситуации, отшучивался — и вот она уже смеялась или что-то шептала ему практически на ухо. Уже никто не сомневался, что в ближайшие дни кто-то из этой парочки окажется в постели другого… …Но этого не произошло ни этой ночью, ни следующей. Девушка, представившаяся как Яле Анагро, все так же всюду ходила за своим возлюбленным, обедала с ним за одним столом и ловила каждое его слово, периодически щебеча что-то о погоде и любимых книгах. Когда Олос уставал от девичьего шума, он уходил играть в карты — выигрывая, впрочем, намного меньше проигранного, — а Яле сидела рядом и с неподдельным интересом пыталась вникнуть в явно непонятные для нее правила. По вечерам они танцевали, в основном, друг с другом, доказывая себе и всем остальным серьезность намерений. Олос оказался ревнив и вспыльчив, что, впрочем, простительно для представителя каждого из восьмидесяти-и-одного народа в тридцать лет. Он даже подрался с одним из своих знакомых по картам — проигравшийся мер решил отомстить успешному обидчику, уведя у него девушку, за что без предупреждения получил в зубы. После того случая Олос несколько дней замазывал полученные в драке синяки под левым глазом и на скуле — и скалился вслед выращивающему новый клык оппоненту. Зато больше никто не подходил к Яле с неприличными предложениями. А сама девушка… она все так же неловко краснела и отводила взгляд при случайном прикосновении, но после танцев неизменно уходила в каюту возлюбленного «наложить на синяки компресс». Но даже несмотря на это, скабрезные шуточки про «копья» и «башни» все больше вытеснялись искренними восторгами — мало где можно встретить настолько чистую, истинно юношескую любовь с первого взгляда. И только один мер на всем судне, кроме, конечно, самой парочки, знал, что вся их любовь — лишь умелая актерская игра. Это был владелец лайнера, полноватый массерианец с мелкими красными глазками и жидкими грязно-пепельными волосами, обыкновенно сидевший в своей роскошной каюте и наблюдающий неотличимое от правды представление, призванное развлекать гостей. Да, он не зря платил ребятам гонорар — и это при том, что на лайнере они проживали бесплатно, — но все же мысль о вселенской несправедливости не давала ему житья. Кто-то молод и успешен у дам как Олос, а кто-то — нет. Наниматель догадывался, что названные ему имена были выдуманы и специально на что-то намекали, но никак не мог уловить мысль. Что-то было в этих двоих странное — он даже не сомневался, что актеры спят и спят давно, и несколько завидовал тому, что юная девчушка, пусть сейчас нескладная, но уже меняющаяся в сторону сбалансированной элегантности, достается какому-то юнцу — наверняка меняющему женщин как реквизит, — а не состоятельному и солидному меру, как он сам. Впрочем, он все еще надеялся склонить актриску к паре веселых ночек: за доплату любая раздвинет ноги, главное лишь назвать подходящую цену... А цену всех вещей на своем корабле он знал прекрасно. Но откуда ему было знать, что «какой-то юнец» отмечал свое тридцатилетие настолько давно, что не помнит точное число прошедших с тех пор лет — сбился со счету. Как и то, что под целомудренно закрытым платьем в пол скрывается не тело юной, высокой, еще нескладной, но уже соблазнительной девушки, а самого обычного парня с Секунды. Любой, кто проходил мимо уютной каюты Олоса в позднее время, мог при желании различить в смеси различных звуков полные похотливого желания стоны, пусть и сильно приглушенные качественной звукоизоляцией. Для сплетников и сплетниц этого было более чем достаточно — теперь можно с чистой совестью порассуждать о временах и нравах, вспомнить свои "приключения в горизонтальной плоскости" или предаться грязным фантазиям. В конце концов, именно за это актеры и получали свой гонорар. — Как же меня все это, блядь, заебало! — Ферран ходил туда-сюда по каюте, пытаясь взглядом если не уничтожить, то устыдить псевдоантикварную мебель. Получалось откровенно плохо — но он и не капитан, чтоб всерьез общаться с неодушевленными предметами. — Тш-ш, wel, не мельтеши, мешаешь. — Ворин, высунув от усердия кончик языка, снимал — вернее, пытался снять — черную линзу с правого глаза. Не сказать, что он не умел это делать — необходимость прятать приметные черты внешности, гетерохромию в том числе, вставала перед Теласом довольно часто, — просто давала о себе знать нехватка скуумы в крови. Руки дрожали, мозг плавился и болел, а внутренности выворачивало и жгло — без привычного обезболивающего было несладко, но пока еще терпимо. — В следующий раз юную прелесть-какую-дурочку будешь изображать ты, капитан. И мне похуй, как ты это со своей рожей сделаешь. Тихо звякнули брошенные на стол посеребренные шпильки, сложная налакированная прическа прелесть-какой-дурочки рассыпалась неаккуратными жесткими комками — Ферран зашипел, представляя как будет все это размачивать и расчесывать... Голос капитана вырвал его из не самых радостных мыслей. — Хочешь сказать, из меня не получится высокородной леди? Ты меня ранил в самое сердце! — Телас, наконец вытащивший из глаза линзу, зевнул и с наслаждением проморгался. — Поверь, нацепить платье и похлопать ресницами сможет любой racugravia. — Я сомневаюсь, что любому кретину по силам носить платье и хлопать ресницами три скамповы недели! Три! — Еще первая неделя не окончилась, wel, а ты уже готов сдаться как какой-то дилетант. Так хорошее имя не зарабатывают, не-а. — Я сомневаюсь, что хорошее имя зарабатывают, маскируясь под... вот это. — Ферран устало махнул в сторону лежащего на стуле платья и вздохнул. Он устал, хочет выпить и сыграть в карты, а не умилительно улыбаться и терпеть сальные взгляды и шутки от каждого второго на корабле, но кто вообще считается с его, Феррана, желаниями? — Если тебя это утешит, то было время, когда я зарабатывал на хлеб ролью аргонианки-уборщицы. Тогда я был столь же прекрасен, как сейчас… И вот что ты ржешь? Из меня была лучшая ящерица в Аурбисе! Ферран, едва подавляя смех, махнул рукой, мол скампы с тобой, капитан, сделаю вид что поверил. — Смех смехом, а в деле мы не продвинулись ни на шаг. — Почему же? Нет никого, кто бы не следил за бурным романом Яле и Олоса... — Ворин встал с кровати, отошел на два шага и снова на нее прыгнул: она заскрипела, жалобно стукнула ножками… Кажется, даже хрустнула. Ферран так и не понял, зачем ставить в каютах неприкрученные ни к чему кровати, но кто этих аристократов разберет… — Я не против быть наживкой, капитан, но наша добыча затаилась. Или вообще не здесь. Или… — Из всех пассажиров только Яле Ангаро попадает в идеальный типаж жертвы. Если наводчик на борту — а я почти уверен, что он на борту, — он даст сигнал своим, когда лайнер войдет в сектор Сангвина. — Да, а потом меня похитят. — Ферран, забывшись, запустил в волосы ладонь, запутал их еще больше и недовольно зашипел. — Если ты сейчас скажешь, что мы вычисляем координаты их базы именно так только потому, что иначе скучно… Ворин лишь развел руками, мол, хорошо, молчу. Ферран лишь вздохнул — и закатил глаза. Идея действительно была довольно рисковая — но и результат того стоил. Почти два нирн-месяца они пытались выйти на тех, кто повадился похищать девушек и женщин в секторах Сангвина и Шеогората. Не то чтобы это было необычное дело для этих мест — все же Очаги Наслаждений всегда требуют свежей плоти, да и на территориях Принцев не изжиты рабство и торговля разумными… Но это другой случай. Первоклассные лайнеры, медленные, неповоротливые, под завязку набитые сокровищами и богатыми пассажирами — хорошая добыча, лакомый кусок. Ферран и сам не отказался бы их ограбить когда-нибудь в другой раз. Но маршрут самый безопасный из всех возможных, под постоянным надзором боевых кораблей… Кто бы ни рискнул нападать на лайнеры, он отчаянный — и очень удачливый. За два месяца ни Дэйре и ее птички, ни сам Телас не нашли хоть какой-то информации, кроме того, что пропадают девушки лишь на одном маршруте, и что все они молоды, миловидны и едут одни. Конечно, вместе с ними порой угоняли и других красивых и богатых дам, но дело было явно не в них. Кому-то нужны были именно юные и наивные девицы, но зачем они были нужны, можно было только гадать. Ферран не хотел думать об этом лишний раз — в конце концов, именно ему предстоит стать очередной жертвой, — но и не думать не мог. Неизвестность не пугала, но настораживала. Пусть он уверен в своих силах, пусть способен за себя постоять — ни одна из похищенных не засветилась нигде. Ни тел, ни следов… Ворин тихо подошел и положил руку — тяжелую и горячую — Феррану на плечо. Это было действительно неожиданно, но все же приятно. Капитан умеет приходить и поддерживать тогда, когда действительно нужно. — У нас все получится, wel. Не сомневайся. Этой ночью мутсэра Олос остался в личной каюте возлюбленной — две умудренные опытом и годами соседки из кают напротив не могли не заметить, что он не выходил. Конечно, никто уже не сомневался в том, что Яле и Олос делят на двоих часы счастья, но прежде они расходились по собственным каютам. Очень вовремя: интерес к их роману начинал угасать, новая сплетня его освежила. Конечно, наблюдение за романом, который непременно обернется романтической драмой ближе к концу путешествия, не было единственным развлечением, даже не первостепенным… Но оно добавляло остроты. Лайнер тихо и неторопливо шел по самому безопасному маршруту Массер — Очаги Наслаждения — так тихо и неторопливо, что каждый на борту смаковал каждое мгновение. Даже команда — неслышимая и почти незаметная среди блеска и роскоши — не могла не поддаться влиянию атмосферы. Вдали от суеты и повседневных забот так просто — и так хочется — поверить в красивую сказку. Несколько недель на роскошном лайнере в одном из самых прекрасных секторов Обливиона — лишь отдых, глоток свежего воздуха, прекрасное представление… Даже если бы не было запрета на перемещение в пространстве-времени через Снорукав, едва ли кто согласился бы на реальное путешествие. Богатые путешественники наслаждались круизом и приятной компанией, команда делала свою работу, нанятые актеры отрабатывали крупный аванс, а владелец лайнера подсчитывал прибыль и решал, сколько денег предложить юной актрисе за приватное представление. Все шло так, как должно. Лишь три мера на весь корабль знали, что это всего лишь затишье перед бурей. Но никто — даже наконец поймавший нужную частоту наводчик — не знал, что до нападения осталось несколько нирн-суток.