***
Утром Тейту пришлось позвонить на работу и сказать, что ему опять нужен отпуск. Положенные дни он уже истратил, так что начальник после демонстративной паузы сказал: «Могу отпустить на два дня, не больше». Тейту было мало двух дней, и он не мог работать из дома. Он ниоткуда не мог сейчас работать. Ему казалось, что он подвешен на тончайшей нити и стоит качнуться чуть сильнее, он сорвётся, рухнет вниз, и тогда единственное, на что он будет способен, – это зарыться в спальне в подушки и плакать. Спрятаться от всех и не выходить. Выпить что-то из таблеток Ингрэма и уснуть. Забыться наконец. Не знать про всё это, про смерти, произошедшие и ещё нет, точно так же колеблющиеся на почти невидимой, тоньше волоса нити. Тейт боялся думать о Джордане. И поэтому инфаркт Дэвида был почти что спасительным: ему нужно было думать ещё и о нём, и он не мог с головой погрязнуть в трясине пугающих, тёмных мыслей о Джордане, о чёрном океане, поглотившем его, о взрыве, о скалах, о шансах. – Я не могу сейчас работать, – сказал Тейт. – Если вы не можете отпустить меня, то тогда единственный вариант – увольнение. Корбин сердито дышал в трубку и ничего не отвечал. Хотя это никогда не обсуждалось в открытую, весь офис был теперь в курсе, с кем спит Тейт Эйвери. И Корбин, получается, отказывался пойти навстречу сотруднику, который недавно похоронил сразу двоих близких людей и, возможно, потерял ещё одного, не найденного пока Джейка Джордана, чьё имя было во всех новостях вместе с именем Туана Татенды. Сказать ещё и о том, что Ингрэма едва успели вытащить с того света, Тейт не мог: верхушка правления банка и служба безопасности запретили сообщать кому бы то ни было о произошедшем. Они считали, что новость об инфаркте Ингрэма плохо скажется на бизнесе, вызовет сложности как с врагами, так и с партнёрами. Ингрэм и до того не давал комментариев, с журналистами общались только пресс-секретари, и то, что он не сделал никакого заявления по поводу появления и немедленного исчезновения Джордана и смерти Татенды, никого не удивило. Ингрэмы – когда их ещё было двое – всегда недолюбливали репортёров и делали всё, чтобы от них скрыться. Об инфаркте не знал даже никто из родни Дэвида, и Ханне и Тейту приходилось извиняться перед ними и говорить, что Дэвид ни с кем сейчас не желает общаться. Корбин пыхтел в трубку, и Тейт прекрасно знал, о чём тот думает: во-первых, найти замену уволившемуся Тейту будет непросто, во-вторых, даже если он и считал, что траур по людям, которые не были Тейту родственниками, излишне затянулся, он не мог сказать подобное вслух. В итоге Корбин дал Тейту ещё неделю. После звонка Тейт сумел наконец запихнуть в себя завтрак, хотя не смог бы вспомнить, что приготовила миссис Шерер: он не отрывался от новостей, пока ел. За шесть часов сна не произошло ничего. Поиски продолжались, но из троих пропавших так ни одного и не обнаружили. Журналисты постепенно переключались на другие темы, шансы таяли. Тейт чувствовал прилив отчаяния так, как звери чувствуют скорое землетрясение – надвигалось что-то невыносимо страшное. Потом он поехал в больницу. Ингрэм не спал, но и не бодрствовал – находился где-то посередине, накачанный литрами препаратов, медленно текущими в него по прозрачным трубочкам. Они уходили под тонкое белое покрывало, которым Ингрэм был накрыт по самый подбородок. Тейту хотелось приподнять одеяло и увидеть, куда были присоединены все эти трубки и провода, как сплетались между собой, и одновременно страшно было это узнать. Открытыми оставалась лишь голова – и то бесконечные трубки наползали на скулу, как будто выходили откуда-то из шеи, – да ещё сбоку из-под одеяла выглядывал край правой ладони. – Привет, – заставил себя улыбнуться Тейт, подходя к кровати. Ингрэм перевёл взгляд на него, но в нём не было узнавания, он смотрел на Тейта с равнодушием камеры, среагировавшей на движение. – Меня пустили ненадолго, – продолжил Тейт, – потому что тебе нельзя волноваться. Но тебе ведь нужен кто-то рядом? Не только врачи. Тейт осторожно, как будто всё здесь было хрупким, подкатил маленькое кресло к кровати. Он сел, и лицо Дэвида наконец оказалось напротив его лица, совсем рядом. – Всё позади. Ты поправишься… – Тейт потянулся к руке Дэвида, но на полдороге остановился: вдруг даже касание было опасным. – Сказали, первые несколько дней будут тяжёлыми, а потом, когда ты чуть окрепнешь… Лицо Ингрэма вдруг изменилось: губы дрогнули и между бровей появилась складка. Он как будто хотел что-то сказать, но не мог. – Тихо, тихо, – успокаивающе прошептал Тейт. – Тебе нельзя говорить. Ты что-то хотел, да? Давай, я тогда расскажу о чём-нибудь другом, не о проблемах. Я вчера привёз Тоффи и Капкейка. Они пока не освоились, но мне кажется, им у нас всё равно лучше. Думал, буду гулять с ними по утрам, но сегодня я сразу поехал к тебе. Может, сегодня ещё успею погулять днём. Обещают хорошую погоду, но без жары, примерно, как вчера. Тейт не знал, о чём ещё говорить. Болтать о какой-то ерунде вроде книг и общих знакомых было глупо, про новости, которые могли взволновать Ингрэма, ему говорить запретили, а про действительно важное – про Джордана – вообще нельзя было упоминать… Джордан был той самой последней каплей, которую сердце Ингрэма не смогло вынести. Где он? – Если разрешат, я приеду после обеда. Сейчас меня пустили только на пятнадцать минут, а потом можно будет остаться подольше – если тебе, конечно, после моего прихода не станет хуже. Я разговаривал с твоим врачом, она одна из лучших. Если она говорит, что всё будет хорошо, то так оно и будет. Тейт опять вернулся к рассказу про спаниелей, подумав, что разговоры о врачах могут нервировать Ингрэма, и так и болтал про собак, про миссис Шерер, про то, что видел в парке во время прогулки, вымучивая фразу за фразой. Ингрэм не сводил с него тусклых, заметно отёкших глаз, но они не выражали ничего. Тейт замолчал – может быть, он говорил всё это зря, в пустоту, – но зато решился на прощание коснуться руки Дэвида. Он чуть сдвинул край одеяла в сторону, так что открылись бледные опухшие пальцы. Холодная ладонь показалась безжизненной, когда Тейт дотронулся до неё. И вдруг пальцы дрогнули, но так слабо, что не смогли сомкнуться вокруг пальцев Тейта. Тот перевёл взгляд с гладкой, восковой ладони на лицо Ингрэма: – Осторожнее, тебе нельзя шевелиться. Губы Ингрэма приоткрылись. – Нет, нет, – уговаривал его Тейт. – Не надо. Даже если ты хочешь сказать что-то важное, это всё равно не важнее твоей жизни. Не надо. Ингрэм часто заморгал, а потом болезненно сглотнул. Тейт без всяких слов понял, что ему хотели сказать: Ингрэм просил не уходить. В его глазах выло и металось что-то отчаянное. – Я никуда не ухожу, видишь? Я здесь. Я буду с тобой, я не уйду. Всё в порядке, я здесь… Тейт аккуратно прикрыл руку Ингрэма одеялом и ещё несколько раз погладил сквозь ткань: – Ты скоро поправишься, мы вернёмся домой… Они уже готовят тебе программу реабилитации, я разговаривал с врачом. Это значит, что всё хорошо. Ты вернёшься домой уже совсем скоро, дни быстро пролетят, сам потом удивишься… Я понимаю, что лежать тут скучновато, но я буду приходить каждый день. Тейт понял, что должен просто говорить. Звук его голоса – какой бы чепухой ни были слова – успокаивал Ингрэма и снова погружал в пугающе безмятежное состояние. Через несколько минут глаза у Дэвида начали закрываться. Пятнадцать минут давно прошли, но Тейта никто не выпроваживал. Он тихо отодвинул кресло к стеклянной перегородке и достал телефон. Где он? Ингрэм тихо спал. Так тихо, что ни грудь, ни живот не поднимались – будто он и не дышал. Тейту стало бы страшно, если бы линия на мониторе не вычерчивала каждый удар сердца. Иногда к Ингрэму заходили медсёстры и что-то молча проверяли, скупо и сочувственно улыбаясь Тейту; последняя сказала, что теперь ему нужно уйти: Ингрэму будут убирать катетер из артерии, и в палате не должно быть посторонних. Где он?***
С того момента, как Ингрэм пришёл в сознание, прошло лишь чуть больше суток, но ему стало заметно лучше. Он был очень слаб, но когда обхватил пальцы Тейта, их прикосновение было определённым и осязаемым – не таким как то первое, которое можно было принять за непроизвольные подёргивания. Тейт осторожно гладил его руку, прохладную и странно тяжёлую. Он почти всегда держал Ингрэма за руку, пока тот не спал, угадывая, что так легче. Сначала Ингрэм хватался за него почти испуганно – хотя «хватался» было громко сказано, – потом уверенно, сейчас спокойно. Несмотря на лекарства лицо Ингрэма, когда он приходил в себя, было напряжённым, как будто он постоянно прислушивался к чему-то внутри себя, но когда он находил взглядом Тейта и тот садился рядом и брал его за руку, то скованные, жёсткие черты будто оттаивали, и обведённые чёрными кругами глаза смотрели не выжидающе, а мирно и тихо. Когда после почти двух дней тишины Ингрэм вдруг заговорил, Тейт вздрогнул от неожиданности. – Что… там? – просипел он. – Джейк… – Поговорим, когда ты окрепнешь, – Тейт следил за выражением лица Ингрэма, иногда переводя взгляд на монитор: на экране всё было хорошо. – Тебе нельзя волноваться. – Я буду… если ты не скажешь… – глаза из тёмных провалов смотрели со знакомым упрямством. – Новостей нет. На мониторе два пика прыгнули чуть выше остальных, но потом ритм восстановился. – Ты быстро поправляешься, – Тейт растянул губы в фальшивой улыбке. – Тут очень хорошие врачи, тебя быстро поставят на ноги. – Сколько… – Два дня. Ты ничего важного не пропустил, поверь. – Тейт заметил, что мышцы на шее Ингрэма болезненно натягиваются – так было каждый раз перед тем, как он заговаривал. – Пожалуйста, не надо ничего спрашивать. Тебе нельзя. Ингрэм послушно замолчал. Несмотря на ввалившиеся глаза и складки, протянувшиеся от крыльев носа к углам рта, Ингрэм не выглядел постаревшим. И видеть молодого, сильного, красивого мужчину опутанного всеми этими трубками и датчиками было особенно страшно – от неправильности. Но то, что пережил Ингрэм, тоже было неправильным. Как будто небеса обрушились на землю. Где он? Тейт был рад, что Ингрэм не задавал больше вопросов, потому что он каждый раз боролся с искушением, с нестерпимым почти желанием рассказать хоть что-то. Сказать, что о Джордане до сих пор нет никаких вестей, что он исчез бесследно и, возможно, мёртв, и все надежды – зря. Потому что Ингрэм был единственным человеком, которому было точно так же не всё равно. Нет, был, конечно, Стивен Джордан, который приехал в Мелвилл-Харбор, была Марион Грассер, которая постоянно звонила и требовала принять меры, но они были слишком далеко от Тейта, он их почти не знал… Наверное, только Ингрэм мог понять, каково было терять Джордана-друга, в какое страшное одиночество обрушивала эта смерть… Тейт до сих пор не решался думать о смерти Джордана как о свершившемся факте. Джордан просто пропал на время – для него это было даже нормальным. Но где он?***
Когда Тейт сел в машину, водитель обернулся к нему и сказал: – К вам приехал мистер Спектер. Сказал, что готов ждать сколько угодно. – Приехал ко мне? – переспросил Тейт. – Да, к вам. – Чёрт… – пробормотал Тейт. Он понятия не имел, что Спектер от него хотел, но было ясно, что ничего хорошего. – Если вы не хотите его видеть, могу отвезти вас… куда скажете. – Нет, давайте домой. Спектер сидел с ноутбуком на коленях в одной из гостиных. На столике рядом стояла недопитая чашка кофе и поднос с крошечными сэндвичами. Тейт впервые в жизни видел Спектера настолько собранным и серьёзным. Раньше он даже с партнёрами по бизнесу общался расслабленно и лениво, словно в полусне, хотя Тейт, возможно, никогда и не видел его за настоящим деловым разговором: они происходили за закрытыми дверями. – Тебя почти так же тяжело поймать, как и Ингрэма, – сказал Спектер, переводя взгляд с экрана на Тейта. Белки глаз ярко поблескивали на загорелом лице. Потом Спектер настороженно уставился на спаниелей, забежавших в гостиную вслед за Тейтом: – Они спокойные? – Кусать они тебя точно не станут, – Тейт протянул Спектеру руку для рукопожатия. – Неужели боишься? – Не люблю собак. Кошки – приятные… Я раньше держал на «Мадженте» кота, Майло. Тейт, который так и не пообедал по-хорошему, только перехватил кофе с бейглом в госпитале, взял с подноса сэндвич. – Давай перейдём к делу. Ты ведь не поболтать приехал. – Конечно, нет. Я приехал узнать, где Ингрэм, – требовательно заявил Спектер. – Что вообще происходит? Тейт прожевал сэндвич, выиграв тем самым пять секунд на размышление. – Он ни с кем не общается, ни по работе, ни лично. У него, как ты понимаешь, тяжёлый период. Это всё, что я могу сказать. Спектер покачал головой: – Меня не устраивает этот ответ, Тейт. – Прости, но ничем не могу помочь, – Тейт смотрел ему в глаза с вызывающим равнодушием. – Мы с ним не закончили один разговор, так уж получилось. Но это был чертовски важный разговор, ты даже не представляешь, и мы должны были принять несколько решений. Ситуация критическая, но уже третий день я и ещё несколько десятков очень заинтересованных людей не можем к нему пробиться. – Наверняка есть кто-то, кто может заняться этими делами вместо него. – Есть, но у него своё мнение на ситуацию, и он хочет… – Спектер выдохнул. – Это сложно объяснить… Джоэль хочет пойти по наименее рискованному пути, а я считаю, что надо действовать иначе. Но Джоэль мне не подчиняется, поэтому нужен Ингрэм. – Я бы хотел помочь, но… никак. Спектер яростно раздувал ноздри и сопел. Он глядел на Тейта так, словно тот навред ему удерживал где-то Ингрэма. – Хорошо, – медленно выдавил Спектер сквозь зубы. – Тогда такой вопрос… – Он потёр ладони одна о другую. – Ингрэм в больнице? Тейт дёрнул плечом: – С чего ты это взял? – Он выглядел не очень. Честно говоря, просто хреново. Глотал таблетки… – Да, он в больнице, – решил сказать правду Тейт. Технически, он не нарушал распоряжения охраны: Спектер сам догадался. – Что-то вроде нервного срыва? Тейт сжал пальцы в кулаки. Он собирался сделать рискованный ход, и если рассудил неправильно, Ингрэм потом с него голову снимет. Хотя это не Ингрэм принял решение обо всём скрывать, а его заместители из банка могли и не знать о делах с «Бревисом» и о том, что как раз перед тем, как попасть в больницу, Ингрэм обсуждал со Спектером что-то очень важное. Секрет, в который никого больше не посвящали. Тейту захотелось зажмуриться, как перед прыжком с высоты, но он произнёс это, глядя Спектеру прямо в глаза: – У него инфаркт. Дэвид в очень плохом состоянии. – Насколько плохом?! – Спектер всем своим грузным телом подался вперёд. – Что с ним? – Он пальцами едва шевелит. Сегодня смог сказать пару слов, хотя ему нельзя. Врачи говорят, малейшее напряжение может привести к повторному приступу. – Вот это новости… – Спектер провёл ладонью по взмокшему лбу. – Это просто катастрофа. – Он казался по-настоящему расстроенным, обескураженным, но уже через секунду встрепенулся, словно очнувшись: – А Джоэль знает?! – Никто не знает. Только охрана, двое замов в банке и личный ассистент. Спектер задумался, нижняя его челюсть при этом ходила ходуном, словно он что-то пережёвывал. – Тейт, ты можешь… Чёрт, это прозвучит цинично, но это очень важный вопрос: ты примерно представляешь, когда Ингрэм будет способен – хотя бы частично, на минуточку – вернуться к делам? – Две недели? – неуверенно предположил Тейт. – Если повезёт. Врачи говорят про два месяца, но я думаю, он столько не вытерпит и едва поправится… – Мы не можем ждать! – резко произнёс Спектер. – Надо что-то делать. – Он не может говорить и почти всё время спит. Я даже не уверен, что он… что он на сто процентов понимает, что происходит. Конечно, он понимает, но какие-то простые вещи. Он спрашивал про Джордана, например. Но ваши вопросы с перевозками, с налогами, пошлинами, фрахтом – не факт, что он сможет в это всё вникнуть. Он очень слаб. Он отключится быстрее, чем ты сможешь объяснить ему, зачем пришёл. Спектер бессильно опустил голову. Тейт слышал его учащённое дыхание. – Эти вопросы придётся решить с другими, – добавил он. – Дэвид не поручил бы им эти дела, если бы они не были достаточно компетентны. Раз он решил… – Они компетентны, – оборвал его Спектер, – но не хотят брать на себя такую ответственность. И хотят прикрыть свою задницу в первую очередь. – Ты думаешь, что Ингрэм думал иначе? – Я уверен в этом. Мы с ним уже всё решили, но нужно было обсудить план ещё кое с кем, там ведь не только мои суда задействованы. Мы договорились созвониться после семи, я уехал, а потом… Видимо, потом он загремел в больницу. – И не успел никого поставить в известность – про ваш план. – Да, и теперь Джоэль и остальные… – Спектер окинул взглядом комнату: – Тут ведь нельзя курить? – Есть специальная комната. – Я помню, Ингрэм мне рассказывал. – Можем пойти туда, – предложил Тейт, вспомнив, что Спектер раньше практически не вынимал сигару изо рта. Потом он стал курить меньше – врачи запретили, – но окончательно не бросил. – Ну давай посмотрим на его хвалёную курительную. Когда они пришли туда, Спектер быстро пробежался взглядом по стенам, задрал голову, чтобы посмотреть на бесконечно далёкий потолок, и сразу же подошёл к одному из шкафов с сигарами: верхние половины дверец были стеклянными, и Спектер видел коробки. – Выбирай, – Тейт улыбнулся, заметив, как изменилось лицо Спектера при виде коллекции Ингрэма. – Он точно не будет против. В другое время Спектер изучил бы все полки в этом хьюмидоре и в других, но сегодня было не до того: он быстро взял проверенный вариант – «Эпикур» – и отнёс к столу. Обычно Спектер, как истинный афисионадо, распаковывал, обрезал и прикуривал сигары очень медленно, смакуя каждый шаг ритуала, сейчас же он просто плюхнулся в кресло, притянул к себе гильотину и зажигалку и за пару машинальных движений проделал всё необходимое. – Получается, у меня нет никакой возможности увидеть Ингрэма, – сказал Спектер. – Это я понял. Но ты ездишь к нему, так? Можешь передать ему, что ждать больше нельзя, а от него требуется лишь один имейл, чтобы запустить… – Господи, нет! – не выдержал Тейт. – Ему нельзя волноваться. Ему даже головой кивать нельзя! Ты можешь думать о чём-нибудь, кроме… кроме этих своих фрахтов? Спектер яростно уставился на Тейта, не донеся сигары до рта: – Знаешь что, мой человеколюбивый Тейт? Если ничего не предпринять, то когда Ингрэм вернётся к делам, у него случится второй инфаркт – от того, что он увидит. Или, ещё вариант, его на выходе из больницы будет ждать ФБР с наручниками! Тейт остолбенел: – Настолько плохо? – Я уже полчаса пытаюсь тебе это втолковать! Очень плохо! Где-то на стороне Ингрэма произошла утечка информации. Мы с трудом протащили медь, которую везло моё судно, но Ингрэм считал, что другие поставки тоже под угрозой… – Спектер махнул рукой. – Ты вряд ли поймёшь… – Расскажи мне, – Тейт, отогнав зависший между ним и Спектером лоскут серого дыма, посмотрел Спектеру в глаза. – Я знаю, что Ингрэм перевозит и легализует незаконно добытое сырье. Знаю про «Бревис». Речь ведь о нём? У Тейта были кое-какие мысли, как он мог бы помочь Спектеру в этой ситуации, но сейчас главный мотив был другой – через Спектера он мог узнать о подпольном бизнесе Ингрэма ещё больше, возможно, какую-то конкретику, железные факты, которые могли бы послужить в будущем противовесом. Тейт не думал всерьёз использовать это против Ингрэма – шантажировать такого человека было просто самоубийственно; он просто хотел лучше понимать, в какую игру оказался втянут, кто ещё в ней участвует и как ему в ней уцелеть. – Ингрэм тебе рассказал? – Спектер приподнял брови в картинном изумлении, а потом добавил желчно: – Он серьёзно вляпался, я смотрю. Ну, раз ты всё равно знаешь… У «Бревиса» были свои люди на таможнях в десятках стран. В случае с сырьём контрабанда в чистом виде почти невозможна, нельзя выгрузить сто тысяч тонн руды под покровом ночи. Судно должно войти в порт, причём в крупный. Поэтому нужны свои люди в порту и «окно» на таможне. Ингрэм считает, что любое из окон может захлопнуться, стоит нам туда сунуться. «Бревис» остановил все операции такого рода и загружает суда и составы только законным способом. Сомнительное сырьё пока просто придерживает. Но есть суда, которые уже вышли в рейс с сырьём, на которое нет документов или они поддельные, и эти суда должны где-то встать под разгрузку. А прийти им некуда. Мы не можем использовать старые контакты на таможнях и в портах, потому что вся сеть скомпрометирована. – И много таких судов? – спросил Тейт. – Нет. Шестнадцать, из них одиннадцать – мои. По крайней мере, так сказал Ингрэм. Люди Джоэля проанализировали все поставки, и говорят, что остальным ничего не угрожает. – Хорошо, эту часть я понял. Проблема с планом по спасению, да? – Для каждого судна своя схема. Это понятно: разные регионы, разные юрисдикции… Но есть что-то вроде общего принципа. Самый очевидный вариант – смешать проблемное сырьё с обычным. У «Меркью» тысячи вполне законных поставок, и можно примазаться к ним. Не без труда, конечно, – слишком большие объёмы. Это логистический кошмар, но вполне рабочий план. Есть определённые риски – минералы, это не нефть, которую легко слить в одну трубу. Технические мелочи не так уж важны, важен сам принцип… – Я примерно понял, что это за план, – кивнул Тейт. – А «Меркью» согласится? – Ингрэм считал, что да. Они очень заинтересованы в том, чтобы «Бревис» работал. Но тут большие риски и для «Меркью» тоже. Понимаешь, груз на всех шестнадцати судах принадлежит формально шестнадцати разным компаниям, которые учреждены независимо и не имеют никакого отношения к «Бревису». Но «Меркью» – одна, – Спектер поднял вверх палец и потряс им. – Одна и на свету. Те компании скидывают груз и исчезают. Джоэль быстренько их ликвидирует, продаёт другим подставным компаниям и так далее. Но «Меркью» и «Спектер Марин» остаются. И если всплывут какие-то неприятные факты, если хотя бы с одним судном выйдет заминка… – Спектер пожевал кончик сигары, многозначительно глядя на Тейта. – То попадутся большие компании, – продолжил тот. – Именно, – кивнул Спектер. – И это потянет за собой проверки других схожих контрактов. Я думаю, что Джоэль в состоянии обстряпать всё так, что всё пройдёт гладко, но если нет… А ещё: раньше операции такого масштаба контролировал лично Джордан, которого теперь нет. У Тейта мозг словно свело болезненной конвульсией. Где он? – Схем разработали несколько, – рассказывал Спектер дальше. – И мы с Ингрэмом остановились на другой. Она более опасная, но только для «Бревиса», который всё равно никому не достать… Не знаю, как бы тебе это объяснить, но он так хитро устроен, что до владельцев не добраться. – Я представляю, – сказал Тейт. – Схема не самая приятная, к тому же, «Бревис» отработает себе в убыток, но… Уффф… В общем, есть вариант продать весь груз независимым трейдерам. Есть такие, которые работают по сути незаконно. Покупают контрабандную нефть в Ираке и Сирии, например. Или золото в Перу. У них есть контакты в портах, которые вообще толком не контролируются ни одной страной. – Что это за порты такие? – не понял Тейт. – Например, в Сомали есть парочка. В других странах, где неспокойно. В Южной Америке есть порты, которые контролируются не столько правительством, сколько картелями. Это как раз не проблема. Проблема в том, что мы свяжемся с настоящими бандитами, и «Бревису» придётся продать груз очень задешево, зато никаких проблем с легализацией и смешиванием. Мы передаём им груз, и дальше это уже не наши проблемы. На самом деле, всё не настолько просто, но в общем и целом схема работает так. – Первая мне нравилась больше, – заметил Тейт.***
Тейт мог приезжать к Ингрэму в любое время, но в предыдущие дни он был там днём, а вечером уезжал домой. Если охрана и удивилась странному желанию поехать в больницу в семь вечера, то ничего не сказала. Ингрэм не спал – но и бодрствованием это состояние нельзя было назвать. Он улыбнулся Тейту, когда увидел его, даже попытался повернуть голову в его сторону, но через пару минут как будто забыл о его присутствии. Иногда он подвисал в этом состояни на час или два, иногда быстро засыпал. Тейту было нужно, чтобы он заснул, и он чуть приглушил свет в палате. Сам сел в кресло в углу так, чтобы видеть лицо Ингрэма. Тот прикрывал глаза, но потом снова распахивал, находил взглядом Тейта и снова начинал засыпать… Тейт, и без того взвинченный, пробормотал сквозь зубы, когда Ингрэм в шестой раз открыл глаза: «Да усни ты уже! Сколько можно?» Наконец Ингрэм заснул. Тейт бесшумно подошёл ближе и, выждав ещё немного, коснулся его руки. Ингрэм никак не среагировал. Пальцы были расслабленными. Тейт остановился, чтобы сделать глубокий вдох. Надо делать, раз решился и специально приехал. В конце концов, ничего страшного или непоправимого он не совершал. Пока. Осторожно отойдя назад, Тейт закрыл жалюзи на стеклянной части стены, чтобы его не было видно из коридора, а потом принёс ноутбук. Он с трудом всунул ноутбук Ингрэма в сумку от своего. Тейт проводил рядом с Ингрэмом по много часов в день и поэтому приезжал с ноутбуком – пытался работать, хотя в итоге ничего не получалось, и он опять смотрел новости и думал о том, жив ли Джордан. Будь у него телефон, было бы проще, но он был зажат у Ингрэма в руке во время приступа, и вынули его только в больнице. Потом телефон забрал кто-то из охраны, и вряд ли Тейт мог рассчитывать, что СБ его отдаст. А вот ноутбук миссис Шерер положила на обычное место, на стол в спальне. Тейт аккуратно приложил указательный палец Ингрэма к датчику и слегка надавил. Сработало – и на экране появилась строка для ввода пароля. Тейт не знал пароль, вернее, не знал весь пароль, но несколько попыток у него было. Он точно знал, что пароль был полностью цифровым – цифры Ингрэм набирал с пугающей скоростью. Пароль менялся каждые несколько месяцев, но Тейт, без всякого злого умысла, частично подсмотрел самый свежий – просто потому, что Ингрэм много работал не в офисе, а дома, при нём. Три первые цифры шли одна за другой сверху вниз, значит это были или 741 или 852. Точно не 963, потому что потом Ингрэм дважды нажимал безымянным пальцем клавишу чуть правее. Пароль был коротким и небезопасным – и Ингрэму про это говорили, но он считал, что в совокупности с отпечатком пальца этого достаточно. Ему приходилось набирать пароль много раз за день, и ему нужно было что-то короткое и удобное для набора. Тейт думал об этом по дороге в больницу – какие бы цифры Ингрэм выбрал? – но ничего подходящего в голову не приходило. Он точно не стал бы выбирать символические, значащие даты или числа – такого сейчас даже школьники не делали. Тейт понимал, что не сможет догадаться – он может только случайным образом угадать за имеющиеся у него три попытки. Он набрал 741 и замер, примеряясь. Какую клавишу было бы удобно нажимать безымянным пальцем? Скорее нижнюю, значит, дальше шли или 22, или 33. А может, и 66. Набирать 55 было бы неудобно. Тейт набрал 22. Пароль не подошёл. У Тейта было пять вариантов на выбор – и всего две попытки. 74155 казался ему маловероятным. А ещё ему почему-то больше нравились пароли с 852. Сложно объяснить почему – просто они казались более располагающими. Тейт набрал 85233. Снова не то. Он решил попробовать 85266. Ему самому было бы неудобно его набирать так, как делал это Ингрэм, но он и не проработал много лет трейдером, сидя за Блумберг-терминалом, когда даже доля секунды имела значение и стоила миллионы долларов. 85266. Последняя попытка. Заставка отъехала в сторону – на экране было десятка два окон. Тейт поудобнее устроился в кресле и потянулся за кружкой с кофе: его ждала бессонная ночь.