Теорема «Брайтин»

Я тихонько приоткрываю дверь лофта и проскальзываю внутрь, старательно игнорируя неприятное чувство, сосущее под ложечкой, будто мне здесь совсем не место. – Какого хрена ты крадешься, как воришка? – раздается с правой стороны. Конечно, Брайан сидит за колонной за компьютером и прекрасно видит мое нерешительное шарканье на пороге. На его лице привычная чуть снисходительная усмешка. – Извини, – я запинаюсь, пряча лицо за пакетами, которые ставлю на стол. ¬– Я тут накупил всякой еды… Думал, ты можешь быть голоден. Брайан шумно прыскает и, грациозно поднявшись с компьютерного кресла, лениво подходит к железной колонне. – Какой ты предусмотрительный, – он обвивает холодное железо руками и прижимается к колонне щекой. – А я как раз собирался забить косячок с новой партии от Аниты. Она пообещала, что дурь – высший класс. – Конечно, – я закатываю глаза. – Анита скажет что угодно, чтобы втолкать это дерьмо подороже. – Да иди нахуй, – фыркает Брайан. – Мне больше достанется. Он проходит за мою спину и, распахнув один из верхних шкафчиков, выуживает с верхней полки свою шкатулочку с ценной дурью. – Где Джастин? – спрашиваю почти непринужденно, ощущая, как слова колючками пробегаются по языку. Последние пару месяцев мне так не хватало общества Брайана, что мне совсем не хочется делить его с кем-либо, будь то Линдси, Тэд, Эммет и уж тем более его золотой мальчик. – Ужинает с семьей, – растягивая слова, произносит Брайан. Он усаживается на белый кожаный диван и, открыв шкатулку, начинает набивать косяк. – Семьей? Его родители в разводе, насколько я помню, – я снимаю крышки с контейнеров с еще дымящимися куриными крылышками и рисом тепаньяки. – Я имел в виду его мать, Дэбби и дядю Вика, – пожимает плечами Брайан. – Вообще-то, это моя семья, а не Джастина. За исключением Дженнифер, – я раздраженно бросаю контейнеры на журнальный столик, совершенно не заботясь о том, что брызги соуса могут попасть на светлый ковер, за который Брайан откусит мне голову. – Ты единственный не заметил, что твои мать и дядя усыновили этого мелкого пизденыша? Правда, без документов и прочего сентиментального дерьма. Он просто стал частью семьи так или иначе. – Ты накурился еще до моего прихода? – строго спрашиваю я, заглядывая в темно-оливковые глаза. – Ты так все мозги себе продымишь. – Вообще-то это первый косяк за последнюю неделю. Я иногда побаиваюсь Брайана в такие моменты, когда он говорит почти злобно и смотрит исподлобья. Это его невербальный сигнал о том, что пора бы тебе заткнуться и даже не пытаться лезть в это глубже. И речь сейчас вовсе не о косяках, которые Брайан выкуривает не меньше четырех в неделю, а в том, что с тех пор, как Джастин переехал к нему после больницы, Брайану постоянно приходится держать какой-то контроль: не возвращаться слишком поздно, не пить слишком много и не курить траву. Сейчас Брайан делает все для того, чтобы Джастину было комфортно. Я глотаю все свои мысли на этот счет вместе с холодным пивом, от которого наверняка завтра будет болеть горло, но не успокаиваюсь, пока не заливаю порыв высказаться хотя бы до статуса «чуть позже», и только тогда отрываюсь от бутылки. Первый косяк Брайан выкуривает почти самостоятельно, поделившись лишь парочкой тяг. Но и этой маленькой дозы ядовитого дыма, который я нарочно задерживаю в легких как можно дольше, хватает, чтобы мир перед глазами подернулся пеленой волшебного небытия. Мы с Брайаном вдвоем, как в прежние времена, когда Джастин еще не ворвался в наш приватный интимный мир и не пытался настырно расковырять сердце моего лучшего друга. – Чем займешься? – спрашивает Брайан, бросая едва обглоданные косточки от куриного крылышка в бумажный пакет. – Ты хотел сказать, чем мы займемся? – поправляю я, расслабленно облокачиваясь о край дивана. – Можно пойти в Вавилон. Только ты и я. Знаешь, эти старые добрые приключения Брайана и Майки. Брайан ничего не отвечает, и я взволнованно поворачиваюсь в его сторону. Он полулежит на полу и с легкой улыбкой на губах смотрит в никуда, тонкими пальцами перебирая ракушки на браслете. – Брайан? – Рад, что ты еще не забыл нас, – наконец говорит он и внезапно резко придвигается ближе. – Приключения Брайана и Майки. Звучит, как целая глава в истории. – Так и есть, разве нет? Накуренный и улыбающийся Брайан кажется таким уютным, даже почти уязвимым. Я не сдерживаюсь и склоняюсь к нему, утыкаясь носом в его шею. Запах Брайана всегда кружил мне голову. Это всегда был и будет моим любимым запахом. Мы сидим так минуту, две, десять. Час? Я не ощущаю времени, вдыхая запах роскоши, чистой кожи и дым очередного косяка. Брайан чуть отстраняется, протягивает самокрутку, но не дает в руки, я затягиваюсь из его рук. А потом он на мгновение заглядывает мне в глаза, и я понимаю – сейчас это произойдет. Лимит его поцелуев всегда ограничен, и я никогда не знаю, когда он решит его продлить. Но сейчас я чувствую это неуловимое потрескивание воздуха между нашими лицами и уже готов сам приблизиться и накрыть ртом его губы до охуения идеальной формы. Возможно, мы наконец-то сможем зайти куда дальше оборванных поцелуев, чего я жду, кажется, уже не одну жизнь. Шестнадцать лет рядом с Брайаном Кинни, шестнадцать лет надежд кончить вместе. Подчиняясь порыву, я уже дергаюсь вперед, но Брайан неожиданно отворачивается, и готов спорить – эти самые охуенно идеальные губы кривятся в усмешке. Нет сомнений в том, что Брайан Кинни снова меня поимел. Блять. Мне требуется не меньше минуты, чтобы утихомирить участившееся от возбуждения и злости дыхание. А потом я обрушиваюсь на своего друга и несостоявшегося любовника несдерживаемым потоком укуренного словесного поноса. Надеюсь, на следующий день рождения Тед подарит мне кляп, а не носок для члена в виде слоника. – И как долго ты собираешься продолжать все это? – Ты о чем? – Брайан покручивает потухший косяк между пальцев и сверлит пепельный кончик глазами, будто уверен, что может поджечь его без зажигалки. – Я об этой ебучей маленькой игре в счастливую семейную пару, – хмыкаю я и, стянув с соседнего кресла темно-синий свитер маленького размера, запускаю его в Брайана. – Не неси чушь, Майки, – предостерегающе произносит Брайан, откладывая вещь Джастина почти осторожно. И снова этот взгляд, от которого трясутся поджилки, но мне уже не остановиться. – Я серьезно, Брайан! Ему восемнадцать лет! А тебе тридцать! – У меня пока что все хорошо с памятью. В мои-то аж тридцать, блять, лет. Брайан подскакивает на ноги и идет к маленькому столику на колесиках у окна, чтобы взять бутылку Джим Бин. Он отвинчивает крышку и, небрежно бросив ее на пол, делает несколько жадных глотков. Похоже, он не собирается закрывать бутылку до тех пор, пока не допьет до конца. – Ты хоть понимаешь, насколько нелепо и пошло это выглядело с самого начала? Мальчишка в розовых очках и зрелый плейбой! – Тебе не понять, на тебя ведь не клюют молодые мальчики, – язвит Брайан. – Брайан, – старательно смягчая тон, произношу я. – То, что ему прилетело битой по голове вовсе не означает, что ты обязан нянчиться с ним. Вся эта психологическая хуйня – не твои проблемы, а его. – Заткнись, Майки! – рявкает Брайан. – Не лезь, блять, не в свое дело! – Это очень даже мое дело! – тем же тоном отвечаю я. Горло начинает саднить от резкого вскрика. – Ты мой друг, мы с тобой вместе с четырнадцати лет! А сколько ты знаешь Джастина? Какой-то гребаный год? Это уже слишком затянулось! Если тебе на самом деле нужны отношения, то найди себе кого-то более подходящего по возрасту и статусу! Прекрати гнаться за юностью! Пока я говорю, Брайан мечется между диваном и окном, как раненый зверь, которого загоняют в ловушку, но на моих последних словах он останавливается резко и, усмехнувшись, растягивает губы в пугающей улыбке, которая не касается потемневших от злости глаз. – Так вот, куда ты клонишь, – хрипло произносит он, медленно шагая ко мне. – Как я не догадался. Интрижка с доком кончилась, и ты примчался обратно под крылышко своей старой любви, в надежде, что теперь-то все точно случится, и мы с тобой будем вместе, как ты всегда мечтал. Каждое его слово отрывает новый кусок от моего сердца. Брайан, кажется, почти наслаждается моим убийством и не может остановиться, не убедившись в полном отсутствии пульса. – Я никогда не сделаю этого, – нависнув надо мной, четко проговаривает он. – Знай, что я никогда не додрочу тебе, никогда не трахну тебя. – Пошел ты нахуй, Брайан, – едва слышно выдавливаю я и уже хочу подняться, чтобы как можно скорее выбежать на лестницу и взвыть от боли. Но Брайан не дает мне встать, опустив на мои плечи тяжелые ладони: – Я никогда этого не сделаю, потому что не хочу проебать то, что у нас есть. И то, что всегда должно быть. Нашу дружбу. Я опускаю голову и молчу. Молчу. Молчу до тех пор, пока Брайан не опустошает бутылку наполовину и не опускается на свое прежнее место на полу. – Ты беспокоишься не о нашей дружбе, – тихо говорю я. – Ты беспокоишься о Джастине. Брайан хмыкает, но делает это с той наигранностью, как в те моменты, когда хочет скрыть свои настоящие эмоции. Я нащупал слабое место Брайана Кинни, его самую искреннюю эмоцию, возможно, его сердце. Но меня с этим уже опередили. – Знаешь, мама сказала, что ты на самом деле любишь его. – Блять, – фыркает Брайан. – Дэб всегда так необходимо влезть в чужое дерьмо… Сердце в груди делает болезненный кувырок, едва не разрывая жизненно важные сосуды. Брайан не собирается спорить, доказывать, что все это чушь собачья, и мальчишка ему почти безразличен. На почти я был бы согласен, но правда выходит наружу вместе с усталостью Брайана от попыток доказать всем, что у него нет сердца. Многие с нетерпение ждут, когда же он, наконец, уронит свою маску. Кажется, только что произошло именно это. Брайан Кинни прокололся. – Не хочешь поспорить? – с надеждой спрашиваю я. – Я слишком укурен и пьян для споров, – встряхнув бутылку, отмахивается Брайан. – Ты мой лучший друг, Майки, и я не думаю, что есть смысл пытаться что-то скрывать от тебя. Я смотрю на него выжидающе, готовясь к тому, что он прямо сейчас развеет прах моего сердца, а потом без сожаления запылесосит и сольет пыльные останки в унитаз. Но Брайан молчит довольно долго, прежде чем позволяет мне на мгновение, почти полуслепо, заглянуть в тайную комнату его души, ключи от которой, кажется, зачастую не в состоянии отыскать даже сам хозяин. – Джастин – не домашняя зверушка и не способ сохранять постель теплой. Он на самом деле дорог мне. – То есть, ты… Кажется, я глубокоморальный мазохист. Кляп, надо просить кляп. – Я сказал, как есть, – обрывает меня Брайан. – И уж тем более сказал не ради того, чтобы ты устроил мне сеанс психотерапии. – Ты хочешь, чтобы я не лез в это, – хмыкаю я. – Именно. Я выдерживаю достаточную паузу, чтобы дать нам обоим время остыть. Брайан лениво потягивает виски из бутылки и курит теперь уже обычные сигареты. – Что интересного на работе? – набив рот пиццей, глухо спрашиваю я. Брайан усмехается, смотрит почти снисходительно, а потом начинает травить очередные байки о том, как он умудряется потрахаться на работе. Джастин возвращается около полуночи – это я знаю наверняка, потому что все это время Брайан не спит. После девяти он заставил меня лечь в его постель, потому что я съел, выпил и скурил столько, что был просто не в состоянии даже спуститься вниз на лифте, чего уж говорить о том, чтобы добраться до нашей с Эмметом квартиры. Сам же Брайан ждал. Он больше не пил, но выкурил не меньше половины пачки, прежде чем дверь лофта, скрипя, тяжело отъехала в сторону. Я чувствую, как матрас прогибается под его телом, когда Брайан встает и идет встречать своего мальчика. – Что у вас тут было? – спрашивает Солнышко, широко улыбаясь, судя по тону голоса. Брайан что-то говорит в ответ, но я не могу разобрать его слов то ли из-за пьяного звона в ушах, то ли из-за того, что он говорит слишком тихо. За порогом спальни шуршат одежда и их шепот. – Отдай мне одно одеяло, – уже громче слышно Джастина. – Зачем? – шаги Брайана замирают на ступенях. – Лягу на диване. – Нет, – отрезает Брайан. – Брось, – шипит Джастин. – Это будет слишком странно спать втроем с тобой и Майки… – Джастин. Брайан просто произносит его имя, но от этой интонации мне хочется сильнее зажмурить и без того сомкнутые веки и оглохнуть как минимум на эту ночь. Тон, не терпящий возражений, но пронизанный заботой. Матрас снова прогибается, и запах Брайана буквально врезается в мои ноздри, но ощущается совсем по-новому. В животе завязывается болезненный узел. Так пахнет Брайтин. Я слышу звуки шуршащей возни, влажных поцелуев и участившегося дыхания и мысленно молюсь, чтобы эти двое не занялись сексом прямо здесь и сейчас. – Брайан, – предостерегающе шепчет Джастин. Снова поцелуи, но уже тише. Я снова пускаюсь в тяжкий мазохизм, с ненормальным любопытством приоткрывая глаза. Свет уличных фонарей, приглушенный стеклами, занавесками и расстоянием, гладит их тела, застывшие в каком-то до неприличия интимном наслаждении друг другом. Брайан нависает над полураздетым Джастином и, одной рукой прижав его к себе, другой зарывается в светлые волосы, ласково расчесывая их пальцами. Он то и дело крадет поцелуи с губ парня, водит носом по коже его шеи, плечей, шумно вдыхая запах Джастина. А потом он укрывает их обоих одеялом, и все прекращается. Даже не знаю, что хуже: то, что они могли заняться сексом прямо на этой кровати в моем присутствии, или то, что они им не занялись. Брайан Кинни не тот, кто спит в обнимку с парнями. Поправка: Брайан Кинни теперь спит в обнимку с Джастином. Я лежу рядом с этими двумя еще около часа, прежде чем окончательно убеждаюсь в том, что они спят, а потом тихонько выскальзываю из постели и на мысочках крадусь к двери. Еще несколько часов назад я считал, что отношения Брайана и Джастина – что-то невозможное, незрелое и глупое, и что мальчишке не место в жизни Брайана. Теперь, закрывая дверь лофта, мне становится ясно уже наверняка, что именно я – тот, кто кажется лишним в этом уравнении с тремя переменными. Сегодня я получил доказательства того, что Брайан Кинни прокололся и конкретно попал. Сегодня я получил доказательства теоремы «Брайтин».