Попытки сделать предложение

      Мысли об этом стали посещать Стива уже давно. Вернее, не так чтобы совсем давно, потому что это слишком относительное слово для человека с его ситуацией, но задумывается он об этом довольно-таки часто. И довольно-таки много.       Брак.       Это звучит так легко, что Стив то и дело забывает, что у него, в общем-то, легко не бывает ничего и никогда. И, возможно, мысль о браке стала совсем уж навязчивой идеей, но он не может об этом не думать. Просто не получается.       Он думает об этом, когда просыпается от ощутимого холода из-за того, что Баки подмял сразу два одеяла под себя. Думает, когда утром, собираясь в штаб-квартиру Мстителей, видит, что Баки, растрепанный и раздраженный от недосыпа, пьет две большие кружки сладкого кофе, который все равно не поможет, и собирается вместе с ним. Он думает об этом, когда Баки спорит с Наташей и Клинтом из-за полнейшей чуши, когда тот ругается с Тони, а потом говорит по душам с Вандой.       Думает, когда они возвращаются домой, после того, как в очередной раз предотвращают теракт и спасают город.       Прошло чуть больше года с тех пор, как всю дрянь Гидры вычистили из сознания Баки, оставив лишь фантомные боли при произношении кода и ужасные воспоминания за собой. Было сложно, порой тот до сих пор просыпался в холодном поту и с дрожащими пальцами правой руки, но они справляются. У них нет варианта не справиться.       И даже сейчас Стив знает, Баки вспомнил далеко не все. Многое, но не все. Некоторые факты путаются в его голове, некоторые воспоминания и вовсе упорно не возвращаются, а ложные то и дело всплывают в сознании.       Когда Баки что-то вспоминает, он всегда напрямую спрашивает у Стива — было или нет. Стив всегда так же честно отвечает, даже если правда обожжет, даже если бы было выгоднее соврать.       Так было и в тот раз, когда Стив наконец понял, почему Баки дольше, чем надо, задерживает на нем взгляд, пристально смотрит, думая, что Стив не замечает. Чаще, чем ко всем остальным прикасается к нему.       Они сидели у Старка по случаю очередной вечеринки. Причем, вечеринка уже к тому моменту закончилась, и остались лишь сами Мстители плюс Шэрон, Мария и Пеппер. Конечно же, все, кроме него самого, Баки и Наташи были чуть пьяными, но все вполне адекватно общались и шутили, пока Барнс, застыв и сильнее, чем обычно, нахмурившись, выдал:       — Я был влюблен в тебя? — Стив тогда раскрыл глаза от шока, Наташа прыснула от смеха, а Тони рассмеялся в голос. Все остальные были в таком же шоке, как и сам Стив.       — Нет, ну это все объясняет, — сказал Тони, пожав плечами, но Баки не смотрел ни на кого, кроме Стива, который, покраснев, быстро ответил.       — Нет. Мы были друзьями, — ответил Стив, пригубляя виски из рокса. Он буквально чувствовал, что Шэрон, сидящая рядом, выдохнула с облегчением. Баки затих буквально на пару секунд, его кулаки сжались, а взгляд стал холоднее. Сэм уже начал что-то рассказывать, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но Баки перебил его:       — Дрочил я на тебя тоже по-дружески? — И, конечно же, он спрашивал это с явным сарказмом и непонятно откуда взявшейся злостью. Тогда он опустил взгляд и сильнее чем надо сжал рокс, который разбился в металлической руке, заставив большинство присутствующих вздрогнуть от неожиданности.       Все затихли, и Стив, поднимаясь с длинного дивана, кивнул Баки. Тот пошел за ним беспрекословно, а ребята, зная, что лучше бы вообще не лезть в это, не выдали ни слова, ни подкола, ни возгласа.       — Что ты имеешь в виду, Бак? — устало спросил тогда Стив, выйдя из главного зала. Баки смотрел на него настороженно, а потом поджал губы и отвел взгляд.       — Я, по-моему, уже сказал.       — Это было грубо, — ответил Стив, подходя ближе и заглядывая в злые серые глаза. Баки нервно убрал длинную челку со лба, а потом перевел взгляд на Стива.       — Это было правдой, — упрямо ответил Барнс, а сердце Роджерса пропустило удар.       — Бак… — выдохнул Стив, но его перебили:       — И самое забавное то… — Баки выдохнул и издал горький смешок, — что я успел, блядь, в тебя влюбиться до того, как вспомнил, что уже делал это. — Баки покачал головой и сжал зубы, а Стив молча смотрел на него, а потом вовсе отвел взгляд. Баки этого было достаточно, чтобы обойти его и уйти.       Стив помнит, что после этого Баки вел себя так, словно ничего не произошло. Они все так же жили вместе, все так же ходили на миссии и узнавали новый для них двадцать первый век. Все было, как всегда, но Стив не мог забыть сказанные Баки слова. Он даже представить не мог, что Баки был влюблен в него. Что был влюблен в него еще тогда, в их время, что полюбил его и сейчас, и Стив не понимал, почему сама мысль об этом заставляла биение его сердца ускоряться.       Баки, разумеется, понимал, что Стив не смог бы проигнорировать подобное признание, хоть тот и пытался показать, что все нормально. Он всегда чувствовал его тоньше всех остальных, но с разговорами не лез, не выказывал ни капли ревности, появись на пороге их квартиры Шэрон, не делал ничего, что могло бы смутить Роджерса еще сильнее, а того только раздражало подобное поведение.       Потому что нельзя сказать, что ты влюблен, а потом не делать ничего. И он тогда чувствовал себя полнейшим идиотом, потому что начал смотреть на Баки так, как никогда не позволял себе смотреть.       Он чаще начал засматриваться на него, и, черт возьми, не было никого, кто знал бы лицо Баки так, как знал Стив. Не было никого, кто мог бы различить точно его голос в толпе, и все это настолько навалилось из-за простого признания Баки, что Стив не мог не злиться. И злился он не на Баки, на себя. Что не понял раньше, что не замечал.       Стив спросил сам только однажды. Баки тогда смотрел какой-то заумный фильм про космос, сидя на диване. Его волосы были собраны в неаккуратный пучок, на лице была трехдневная щетина, а на коленях миска пережаренного попкорна.       — Когда ты понял, что полюбил меня? — спросил он тогда, присаживаясь рядом. Баки даже взгляд на него не перевел.       — После того, как избил тебя, — ответил спокойно тот, а Стив, смутившись, опустил взгляд.       — Ну, я про первый раз и… ты бил меня не один раз. — Уголки губ Баки чуть приподнялись, но не надолго.       — У меня небольшие проблемы с хронологией, Стив, — ответил Баки со вздохом, поворачиваясь к нему. Он спокойно смотрел в его глаза, чем смущал еще сильнее. — Знаю только то, что ты не был таким огромным. Вернее, ты был маленьким. — Баки указал ладонью в воздухе его рост, а Стив в очередной раз не знал, что с ним творится.       Ему понадобился месяц, чтобы принять решение и расстаться с Шэрон. И он знал, что предложение остаться друзьями будет звучать просто глупо, из-за этого просто искренне извинился перед ней. После этого ему понадобился один короткий и жутко смущающий разговор с Наташей и один нормальный разговор с Сэмом, чтобы прийти домой и поцеловать Баки.       И ему поначалу даже ответили, а потом вполсилы втащили в челюсть со словами о том, что с очередной Картер его делить в сотый раз не собираются.       Стив тогда ответил, что их было всего две, а Баки решил объявить ему бойкот и просто игнорировал его, лишь иногда очень зло смотрел в его сторону. Стив сразу вспомнил то, как Баки злился на него, когда пришел в себя после плена.       Он долго разговаривал с ним преувеличенно холодно, а в один момент буквально вломился и наорал за то, что согласился на непонятные эксперименты с собой, за то, что пошел на войну, за то, что жертвовал жизнью из-за него, а Стив не мог ответить ничего, кроме того, что снова бы поступил точно так же, потому что иначе бы Баки точно был мертв.       И почему-то Стив был уверен, что и в этот раз будет примерно так же. Правда Баки не кричал, он пришел к нему поздней ночью, заставил встать с кровати и поцеловал.       Его было почти не видно, Стив отчетливо слышал его сердцебиение, а металлическая рука резко контрастировала своим холодом с его щекой. Баки прижался лбом к его лбу и тихо сказал:       — Скажи, что тебе не просто интересно каково это, трахать парней. — Стив замер, а потом слабо улыбнулся и вовлек его в еще один поцелуй. Он был коротким и очень нужным.       — Разве мог бы я так поступить? — спросил в ответ Стив, а потом притянул к себе и обнял за плечи, вдыхая запах влажных после душа волос. — Прости, что так долго соображал.       — Почти восемьдесят лет, Стив — со вздохом ответил Баки, обнимая его за спину.       — Ты хорошо скрывал, — сказал Стив, прикрывая глаза.       — И продолжал бы, не сложись все так, как сложилось.       Роджерс тогда ничего не ответил, да и нечего было. Он только в очередной раз поцеловал мужчину и уложил его спать рядом с собой.       С того дня прошло немало времени, но слова «бойфренд», «парень» и так далее с Баки так в голове и не вяжутся, потому что для людей, что пережили столько, сколько пережили они с Барнсом слово «встречаться» просто не подходит. Оно никак не отражает ни чувств, ни саму глубину их связи.       — Да поженитесь и дело с концом, — сказала однажды Ванда, массируя указательным и большим пальцами переносицу. Стив тогда перевел на нее недоуменный взгляд, а та, виновато улыбнувшись, пожала плечами. — Прости, ты слишком громко думаешь, а я не всегда могу это контролировать.       И Стив был уверен, что и Баки, и все остальные Мстители ее услышали, но тот не отреагировал, а Стив все чаще начал об этом задумываться.       Для него стало новостью то, что однополые браки легализовали во всех штатах относительно недавно, и если легализовали их в пятнадцатом году, то целующихся парней в центре Нью-Йорка он увидел еще в двенадцатом. То, за что раньше сажали и лечили шоковой терапией, стало обычным явлением, и это удивляло. Стиву абсолютно всегда было плевать на подобное, он знал, что геи существуют, и ему было все равно, кто с кем и когда спит. Он знал, что они прячутся и не афишируют свою ориентацию, и то, что Америка переросла ненависть к ним так же, как и к темнокожим, только очередная причина уважать страну, за которую он однажды погиб.       Тем более это было не единственным, что удивило его в новом времени, хотя он быстро адаптировался. И с немалым удовольствием понимал, что мир ему нравится таким, каким он стал.       В общем, после тех слов Ванды он действительно задумался, почему нет? Это ничего не изменит между ними, но факт того, что он сможет называть Баки своим мужем — уже грел сердце. Впрочем, конечно же, он с самого начала понимал, что не может просто притащить Баки в мэрию.       Тянуть с этим Стиву тоже не хочется, он и так думает об этом достаточно долго, а его мысли становятся с каждым разом еще более путаны. Как это вообще можно предлагать в их ситуации? То есть, у обычных людей все понятно — колено, кольцо, поцелуй, священник и свободны.       Кольцо на левой руке Баки просто не будет носить из соображений практичности — оно не выдержит того, как он использует эту руку. Опуститься на колени можно, но, черт возьми, он же знает характер Баки. Тот наверняка нахмурится и поможет ему подняться, сказав, чтобы не страдал херней.       И Стив опять приходит к единственному выводу — у него никогда ничего не бывает легко.       И с утра пораньше подобные мысли, наверное, не должны приносить ничего, кроме головной боли, но он ее не чувствует. Стив поворачивается набок и смотрит на обнаженную спину Баки. Тот спит в одних пижамных штанах, опять подобрал под себя два одеяла, но спину при этом не укрыл. Отросшие волосы растрепаны и закрывают его шею, и Стив проводит пальцами по выпирающему острому плечу, а потом садится на кровати и потягивается.       Сегодня никаких особенно важных дел не запланировано. Так, несколько собраний, можно было бы поспать подольше, но глаза сами открылись.       Баки, чувствуя возню, поворачивается к нему и приоткрывает глаза. У того след на щеке от подушки, и Стив фыркает, пряча ухмылку.       — Выспался?       — Не особо, — хрипло отвечает Баки. — У тебя будто шило в заднице, крутишься, пыхтишь. — Баки тянется и полностью открывает глаза. Его металлическая рука ложится на предплечье Стива и чуть сжимает его.       — Пойдешь со мной на пробежку? — спрашивает Стив, протирая глаза свободной рукой.       — Нет, но, возможно, я пойду с тобой в душ после пробежки, — Баки накрывается одеялами по плечи и ложится на бок.       — Возможно? — спрашивает Стив, приподнимая бровь и начиная улыбаться. Баки неопределенно хмыкает и опять закрывает глаза, показав этим, что разговор окончен, а Стив, растрепав и без того растрепанные волосы широкой ладонью, поднимается с кровати.       В их отношениях нет особой романтики, нет того поведения, к которому привыкли люди, они не обмениваются комплиментами при посторонних, да и наедине не так чтобы часто, и то те не входят в общепринятое понятие комплиментов. Иногда Баки, лежа около него, может сказать что-то вроде «твое дыхание успокаивает». Он может ни с того, ни с сего провести пальцами по его волосам и сказать, что ни у кого нет такого цвета волос, как у него. А Стив, хоть убей, не понимает, что такого в его волосах. Комплименты он принимает так же хреново, как и делает их. Когда он слышит что-то этакое от Баки, вроде «люблю смотреть на твои губы, после того, как их целую», то сразу же краснеет и не знает, что ответить.       У них нет странных прозвищ друг для друга, они не называют друг друга разными животными, солнцами, цветочками, они не называют друг друга и более пафосными словами, вроде «мой воздух», «моя вселенная» и так далее, зато к Баки как клещом прицепилось чертово «детка», от которого у Роджерса начинается нервный тик. Какой к черту «детка»? Он кто угодно, но не детка, а где Баки это подхватил — стоит только гадать.       И Стив понимает очень хорошо — он действительно хочет брак. Не громкой свадьбы, не мишуры и прочего, он просто хочет иметь право называть Баки мужем, называться мужем Баки. Возможно, это странное желание, возможно, оно ничем логичным не обусловлено, но он хочет этого не из-за практичной стороны.       Роджерс приходит с пробежки и сразу же спешит в душ. Баки уже не спит, по дороге в ванную Стив замечает его сидящим за широким столом в гостиной, тот смазывает АР15 и выглядит крайне увлеченным этим делом. Баки одет в домашнюю одежду: черная безрукавка, митенка на левой руке и широкие спортивные штаны. Волосы связаны в хвост, несколько прядей выбиваются из него и свисают вдоль скул. Он видит, что Баки бритый, и волосы его мокрые.       — Барнс, какое тебе доверие теперь? — улыбаясь, спрашивает Стив, на ходу снимая с себя промокшую футболку. Баки отвлекается от винтовки и поворачивает к нему голову. Его взгляд задерживается на теле Стива, но услышав довольную усмешку, начинает смотреть в глаза и тоже ухмыляется.       Стив любит, когда Баки провожает его взглядом, любит, когда тот смотрит на него так, будто он что-то совершенное, и все же он бы хотел увидеть, как Баки смотрел на него до сыворотки. Тогда он был слишком невнимателен, чтобы заметить, а возможно, Баки слишком хорошо это скрывал.       Он забрасывает спортивки в стиралку и включает холодную воду. Все мысли, кроме одной, выходят из головы. Сегодня он сделает это, а с вещами вроде колец разберется позже.       Он находит Баки на кухне, когда переодевается после душа в легкую белую футболку и спортивки. На его потемневших от воды волосах короткое полотенце. Баки стоит возле столешницы и заваривает кофе в турке, хотя возле него стоит новая кофемашина, которой ни он, ни Баки так и не научились пользоваться, чтобы все вокруг не было в молоке и самом кофе.       — Звонил Старк, говорит, тебе пришла какая-то посылка из Ваканды. Бубнил что-то на тему того, что ты как всегда забыл телефон. Что это может быть?       — Без понятия, я давно не связывался с Тʼчаллой, — задумчиво отвечает Роджерс и подходит к нему, заглядывая в турку. Баки поворачивается и слабо улыбается. Стив переводит на него взгляд и собирается с силами и мыслями.       — Мы похожи на семейную пару в такие моменты, — говорит Стив, Баки усмехается и отводит взгляд.       — Наверное. Оравы спиногрызов не хватает разве что. И это не минус, — отвечает Баки, а Стив подавляет вздох. Ладно, начало уже неплохое.       — Мне нравится то, как мы сейчас живем, особенно в те моменты, когда никто не пытается разрушить мир или убить кого-нибудь из нас или наших друзей. — Баки приподнимает бровь, а потом хмурится. — Бак…       — Детка, — со вздохом начинает Баки, перебивая его. Он поворачивается к нему и выключает плиту, отставляя турку, — давай уже говори, что хочешь, не тяни кота за яйца. — Стив пристально смотрит на него, а Баки скрещивает руки на груди. — Ну?       — Выходи за меня. — И Роджерс честно думал, что Баки хотя бы удивится. Ну, или отреагирует как-то, но нет. Тот все так же стоит и смотрит на него с чуть приподнятой бровью. Молчание становится слишком долгим, а Баки все так же продолжает смотреть на него, правда взгляд с каждым мигом все холоднее и холоднее. И Стив ожидал любой реакции, но явно не такой негативной.       — Это об этом ты последнее время думаешь? Я думал, почему ты сам не свой, постоянно залипаешь и так далее, — говорит Баки, а потом отворачивается. Он наливает кофе в обе кружки, в свою добавляет три ложки сахара, а другую ставит ближе к Роджерсу.       — Да, — честно отвечает Стив, начиная нервничать. — Да. Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. — Баки усмехается и качает головой, а Стив поджимает губы и отводит взгляд. Он не рассказывал Баки о том, что свадьбу первым вообще предложил он, и было это задолго до войны. Он тогда впервые напился, а Стив, наверное, впервые был тем, кто следит, а не за кем следят, потому что похмелье у Баки было просто жуткое.       Он помнит, как Барнс лежал на кровати, еле открывая глаза, и пил много воды. У Стива всегда были холодные руки из-за слабых сосудов, и он держал ладонь на лбу Баки, иногда меняя их, а Бак, громче и четче, чем все остальное, сказал:       — Господи, я бы женился на тебе, если бы можно было, серьезно. — Его губы растянулись в виноватой улыбке, а Стив даже не слушал, только приговаривал о том, что Бак идиот, который не умеет пить.       — Стив. — Голос Баки вырывает его из воспоминаний, и Стив смотрит в его глаза. — Ты свихнулся?       — В штатах разрешены однополые браки, если ты об этом, — говорит Стив, чуть растрепав свои волосы. Он спустил полотенце вниз на плечи. Барнс же отводит на секунду взгляд.       — Я не об этом.       — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стал моим мужем, это делает меня свихнувшимся? — Барнс поджимает губы, потом усмехается и качает головой.       — Ясно. Нет, Стив. — Баки проходит мимо и садится за стол, открывая газету, будто бы ничего не произошло, а Стив остается стоять на месте. Сказать, что он удивлен — ничего не сказать.       Он садится рядом с Баки и хочет заглянуть в его глаза, но тот принципиально избегает взгляда, а потом, не выдержав, откладывает газету.       — Нам обязательно обсуждать? — начинает Баки, а Стив хмурится.       — Почему ты разозлился?       — Я не разозлился, — раздраженно отвечает Баки, а Стив откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. — Я не разозлился, — повторяет Барнс.       — Ты считаешь меня идиотом?       — Я считаю, что ты занимаешься чушью, — отвечает Баки, а Стив отводит взгляд.       — Для меня это важно, — тихо говорит он, сдерживая рвущуюся наружу обиду, а Баки усмехается и начинает часто кивать. Его взгляд опять становится злым. Он чуть приподнимается на стуле, опираясь металлической рукой о стол.       — Я знаю, что для тебя это важно, Стив, я это помню. — Роджерс начинает непонимающе на него смотреть, а Барнс сжимает зубы. — Еще помню, каким взглядом ты смотрел на Картер, я прямо прочесть его мог: свадебка, детишки, добрая собака и большой белый домик, — он говорит это сквозь стиснутые зубы, и в каждом его слове столько несдерживаемой злости, что Стив невольно сжимает кулаки. — Только ты, черт возьми, видимо, что-то спутал, Стив. Я не Картер, я даже не ее смазливая племянница, так что ищи брак где-нибудь в другом месте, — почти выплевывает он, собираясь уйти с кухни. Стив догоняет и хватает за левую руку. Баки реагирует сразу. Прижимает ей Роджерса к стене возле двери и смотрит исподлобья. Стив, успокаивая дыхание, говорит:       — Ты ревнуешь к мертвой женщине, — он пристально смотрит в злые серые глаза. — К женщине, с которой у меня ничего не было. — Баки убирает руку и поджимает губы.       — Ты любил ее, — тихо произносит он, а Стив не пытается отрицать, иначе это было бы ложью. Легче ничего не говорить, потому что в глазах Баки отражается столько невысказанной боли, что Стив физически может прочувствовать ее. — Ты любил ее, — повторяет Баки, сжимая зубы, — а я сдыхал каждый раз, когда ты смотрел на свой гребаный компас. — Стив в шоке смотрит на него, сводя брови, а Баки отстраняется. Он и подумать не мог… Черт возьми, да откуда он мог знать?       — Баки… — выдыхает он, но тот перебивает:       — Уверен, эта штука и сейчас лежит где-то дома. — Стив хочет положить ладонь на его щеку, но Баки отстраняет его руку от себя. — Блядь, да ты даже недолго думая с племянницей ее встречаться начал. Стив, мать твою, ты издеваешься надо мной что ли? — Баки морщится и отходит от него. Он выходит из кухни, разом забыв и про кофе, и про газету, а Стив не может унять сердцебиение.       Он не может представить, что чувствовал тогда Баки. Он и не хочет этого представлять, грудь будто сдавливают тиски, когда он вспоминает его взгляд. И ведь он не может отрицать этого. Он действительно любил Пегги, он действительно хотел на ней жениться, хотел от нее детей, все, как сказал Баки, но это было слишком давно.       И та любовь, которую он чувствует к Баки — она другая. И они несравнимы между собой. Пегги была той, кто первая обратила на него внимание, первой сильной и умной женщиной, которую он встретил, первой, кто поверила в него.       Баки же был всегда с ним, и без него он просто не представлял свою жизнь. Он хорошо помнит то, когда Баки упал с поезда. Ему не нужно было ничего. Ему казалось, будто его разделили наполовину, оставив кровоточащую незаживающую рану, эта боль была несравнима ни с чем другим, тогда он забыл и о существовании Пегги, и о существовании других людей. Прийти в себя помогало лишь то, что от него зависела судьба слишком многих жизней.       И Стив даже гадать не хочет, что было бы, если бы Баки не упал с того поезда, если бы Стив не унес тессеракт с собой под воду, это неважно. Слишком важно то, что сейчас. Важно то, что Баки пронес свою любовь спустя столько лет, полюбил его, несмотря на все пережитое вновь, и открыл глаза Стива на собственные чувства. И черт знает, что надумал и продолжает надумывать себе Барнс, но Стив должен убедить его в том, что он для него единственный.       Он выходит из кухни и направляется в небольшую гостиную. Баки никогда не уходит из дома, когда они ссорятся, просто игнорирует любые попытки поговорить и вообще любое взаимодействие. То же и сейчас. Тот сидит на диване и лениво щелкает каналы. Он старается не напрягаться, когда Стив садится рядом с ним и поворачивается к нему всем корпусом.       — Бак. — Ответа, конечно же, нет. — Ладно, ты не хочешь со мной говорить. Мы это уже проходили. — Стив вздыхает и прикусывает губу. — Я хочу, чтобы ты стал моим мужем не из-за того, что это какая-то моя неосуществленная мечта. Не знаю, почему ты так подумал, но это не так. — Баки все молчит и принципиально на него не смотрит, продолжая переключать каналы. — Я любил Пегги. — Баки напрягается сильнее, и его желваки начинают двигаться. — Но то, что я чувствовал к ней, не имеет ничего общего с тем, что я чувствую к тебе. — Стив вздыхает и начинает слабо улыбаться. — Я не хочу ничего, кроме тебя. И что бы ты ни думал: тогда, сейчас, неважно, ты всегда был на первом месте. — Баки хмурится, но на секунду приподнявшиеся брови выдали его удивление. — Ты всегда был тем, кто меня мотивировал, единственный, кто даже сейчас может надавить, единственный, к кому я действительно прислушиваюсь, даже если наши мнения разнятся, — с каждым словом голос Стива становится все тише, хотя говорит он уверенно. Баки наконец поворачивается к нему, а Стив берет его левую руку и чуть сжимает ее. — Мой лучший друг, мой соратник, — Стив притягивает его руку к своей щеке и прижимается к ней, прикрывая глаза, — мой возлюбленный, — он коротко целует металлическое запястье, открывая глаза и видя шокированный взгляд Барнса. — Мой Баки.       Тот ничего не говорит, только смотрит на Стива потерянным взглядом. Его брови сведены, а губы чуть приоткрыты, он тяжело дышит, и это вызывает у Стива слабую улыбку. Они молчат почти минуту, пока Баки низким голосом не прерывает молчание:       — Долго речь готовил?       — Импровизировал, — отвечает Стив, а Баки опускает взгляд. Стив тут же приподнимает его голову за подбородок. — Бак, если не хочешь этого, я не буду убеждать, ты же знаешь, — говорит он, наклоняясь ближе. — Но не думай о моем предложении так, будто я просто хочу возместить что-то с твоей помощью. Это нечестно по отношению ко мне. — Баки молчит. Он отстраняет руку Стива и двигается к нему. Их губы встречаются, и Стив прикрывает глаза. Он с удовлетворенным вздохом прижимает мужчину к себе, а Баки, недолго думая, забирается на его бедра, устроив ладони на шее. Он резво целует Стива, гладит пальцами по основанию роста волос и шее и бесстыдно постанывает в его губы. Роджерс прижимает его к себе, расплетая хвост, и зарывается пальцами в длинные каштановые волосы, чуть отстраняя, на секунду прерывая поцелуй для вздоха.       — Ты действительно этого хочешь? — сквозь поцелуи спрашивает Баки, а Стив, прикусывая гладкий подбородок, утыкается носом в шею, вдыхая запах. Баки пахнет гелем для душа и собой, Стив помнит этот запах почти с детства.       — Что? — спрашивает Стив, мелко целуя его шею. Баки начинает тихо смеяться, а до Стива доходит, и он тоже ухмыляется. — Да, конечно, — он поднимает голову и смотрит в серые глаза. Сейчас те блестят от нарастающего возбуждения, губы Баки чуть распухли от поцелуев, а щеки покраснели. — Выйдешь за меня?       — Это подпортит тебе репутацию. Герой нации мало того, что женат на мужчине, так еще и на наемнике Гидры.       — Это было принуждением, и все об этом знают, — вдруг серьезно отвечает Стив, начиная хмуриться. Он не любит, когда Барнс вообще упоминает об этом, иногда кажется, что Баки легче говорить об этом, чем ему. Баки кладет ладони на его щеки и коротко целует в губы. — Плюс, я подпортил свою репутацию еще во времена Соковианского договора.       — Да, и там тоже из-за меня, — отвечает Баки, а Стив недовольно смотрит на него.       — Если ты думаешь, что меня волнует репутация, то ты сильно ошибаешься, — отвечает Роджерс, гладя его бедра.       — Думаешь, тебе нечего терять? — спрашивает Баки, проводя по его губам большим пальцем. Стив пристально смотрит в его глаза.       — Думаю, что это неважно, взамен я получу намного большее. — Баки опять целует его, прижимаясь всем телом, и Стив может чувствовать его возбуждение. Он и сам готов подмять Баки под себя и сорвать с него одежду.       — Ты не получишь ничего, кроме штампа в паспорте. А мой и то «левый», — продолжает Баки, и Стив не может понять, серьезно ли это или нет. Или, возможно, Баки старается подобными шутливыми высказываниями убедить его отказаться от этой затеи.       — Там только дата рождения неверная, все остальное — правда. И он не «левый», — отвечает Стив. Баки запускает свои руки под его футболку и стягивает ее, кидая куда-то за спинку дивана. Он касается ладонями его груди и стискивает пальцами, скользя вниз по прессу к пупку. — Ты выйдешь за меня, Бак?       — Если я соглашусь, — с ухмылкой начинает Барнс, — сможешь пообещать, что это не будет свадьбой в стиле Старка?       — Только самые близкие, — отвечает Стив, продолжая перебирать длинные волосы. — Можем просто пойти в мэрию, если хочешь.       — Нет. Я хочу запомнить этот день, — серьезно говорит Баки, прежде чем оставить короткий поцелуй на его груди. — Что насчет костюмов? Никаких белых, идет? Мы давно не целки.       — Боже, Бак, хоть в спортивках, — выдыхает Стив, когда Баки прикусывает его ключицы.       — Что насчет колец? И Бога ради, пусть нас поженит Ник или кто-нибудь, кто может, а не священник, а то это стремно, мало того, что мужчины, так еще и один из них атеист.       — Ты издеваешься? — со смехом отвечает Стив. Он откидывается на диван, и Баки устраивается сверху, ставя локти по обе стороны от его головы. В глазах смешинки, когда он смотрит в глаза Роджерса.       — Никаких клятв, только наедине друг другу.       — А брачную ночь оставим? — с улыбкой спрашивает Стив, гладя его по волосам. Баки удобней усаживается на его бедрах.       — Брачная ночь, — начинает он, играя бровями, — обязательна.       — Так ты согласен? — со слабой улыбкой спрашивает Стив. Баки начинает тихо смеяться и склоняется над ним. Их губы в сантиметре друг от друга.       — Да, детка, — шепчет он, и Стив вовлекает его в поцелуй. Они долго целуются, скользят руками по телам, стягивают одежду и стараются как можно меньше отрываться от губ друг друга.       — Я пропишу в брачном договоре, что нельзя называть меня так, — говорит Стив, а Баки фыркает. — Абсолютно убогое слово.       — Тогда все отменяется, — отвечает Барнс и опять утягивает его в поцелуй. — Детка.       Больше они не разговаривают.       На следующий день в башне Старка Баки, после осмотра руки, забирает с собой заодно и посылку, выслушивая от Тони, что тот вовсе не почтальон и не отделение почты, чтобы их барахло доставляли ему. И Тони конечно тоже интересно, что прислал Тʼчалла, он рассказывает, что это привезли прямиком из Ваканды на каком-то навороченном джете, но Баки решает, что посылку должен открыть Стив. Впрочем, она остается лежать на столе и дожидается хозяина только вечером.       Роджерс приходит чуть уставшим, говорит что-то о новых агентах и том, что он не хочет становиться тренером для наглых детей. Баки разминает ему плечи, и говорит, что занес посылку и ему интересно узнать, что там. Стив лишь зевает и говорит открыть самому, а сам направляется в душ.       Баки, впрочем, другого разрешения не нужно. Он идет к посылке, достает нож и вскрывает коричневую упаковку. Коробка не слишком маленькая, да и вообще на посылку не особо похожа, без адреса, без марок, только имя Стива и подпись Тʼчаллы.       И насколько Барнс помнит, он никогда не был особо любопытным (но это не точно), но ему интересно, что внутри. Он открывает коробку и видит небольшой конверт. Его он решает не читать, зато под ним лежит одна деревянная коробочка. Баки открывает ее, и его глаза буквально лезут на лоб.       — Стив! — зовет он, и из ванной раздается громкое «что». Потом еще одно, и Баки, подхватывая коробочку, идет в ванную. Стив выглядывает из душевой, на его мокром теле остатки пены, а потемневшие волосы до сих пор намылены. Баки просто поднимает раскрытую коробочку на уровень его глаз. Стив сначала смотрит непонимающе, а потом приподнимает бровь.       — Это Тʼчалла послал? — спрашивает он, и Баки кивает. Он опускает коробочку и разглядывает внутри лежащие тонкие кольца. Одно намного шире другого, и Баки еле удерживается, чтобы не примерить его на безымянный палец левой руки. Он знает, то подойдет идеально.       — Ты ему говорил?       — Когда бы успел? — Стив встает под воду, смывает шампунь и пену наскоро, закручивает вентили душа и тянется к полотенцу, а Баки, до сих пор находясь в шоке, выходит из ванной и ждет Роджерса у стола.       Тот выходит, одетый только в легкие джинсы, что висели в ванной, а Баки передает ему письмо.       — Кому ты говорил о том, что хочешь жениться? — Баки разглядывает кольца. Те полностью сливаются с его левой рукой. Они неширокие, тонкие, но прочнее них нет ничего.       — Наташе и Сэму. — Баки вздыхает и качает головой, а Стив раскрывает письмо.       — Если знает Наташа, то знает Клинт, — говорит Баки. — Если знает Клинт, то знает Старк, если знает Старк, то знают, конечно же, все. — Он начинает улыбаться. — Черт возьми, я прикончу их всех.       — Подожди, — говорит Стив, дочитывая письмо. С каждым прочитанным словом его губы все шире растягиваются в улыбку. — Нат не говорила никому. Потом прочтешь, сначала можно я… — он не договаривает, просто подхватывает кольцо, что побольше, и поднимает левую руку Баки на уровень своей груди. На его щеках расцветает румянец.       — Надевай уже, — говорит Баки, закатывая глаза и дергая рукой. Стив цыкает.       — Заткнись на секунду, родной. — Баки приподнимает бровь, но на это слово не реагирует. Стив осторожно надевает кольцо на палец Баки, будто бы оно не состоит из самого крепкого в мире металла.       И, разумеется, размер идеален, хотя, учитывая то, что и сама рука Баки разрабатывалась именно в Ваканде, было бы странно, если бы это было не так. — Я не знаю, как их благодарить, — неопределенно говорит Стив, поднимая его руку на уровень лица, а потом опуская. Он подходит к нему вплотную и целует в лоб. — Теперь ты мой жених. — Баки смотрит на свою руку, кольцо из вибраниума на руке из него же смотрится как влитое. И, черт возьми, действительно, кто же мог придумать лучше?       Баки тянется к кольцу, что поменьше и, поднимая руку Стива, надевает ему на безымянный палец.       — Отлично, теперь мы не разломим эти кольца после первого же боя, — говорит Баки, а Стив, не сводя с него взгляда, продолжает улыбаться. — Честное слово, если ты продолжишь так смотреть… — Стив не дает договорить. Он тянет его на себя и утягивает в поцелуй. Вибраниум на пальце холодит кожу его щеки, когда Стив гладит ее.       Про письмо Тʼчаллы Баки вспоминает только поздней ночью.

      Здравствуй, Капитан. Наталья связалась со мной, сказав, что тебе срочно нужны прочные кольца, чтобы ты мог достойно скрепить ваш с Барнсом союз священными узами брака. Наталья сказала, что готова заплатить за них, но с моей стороны это было бы слишком грубым поступком по отношению к своим дорогим друзьям.       Я был бы счастлив, если бы вы с Барнсом приняли мой подарок, уверен, он придется вам обоим по вкусу, а ваш брак будет долгим и наполненным любовью, уважением и счастьем.       P.S. Наталья уже сообщила примерную дату свадьбы, я обязательно приеду отпраздновать с вами этот день.

      — Какой же он выпендрежник, — с улыбкой произносит Баки, откладывая письмо на тумбочку. В свое время он проводил с ним много времени, и даже с точностью может представить, с какой интонацией бы Тʼчалла говорил это им лично.       — А? — сонно бормочет Стив, и Баки, наблюдая, как в свете луны переливается кольцо на безымянном пальце Стива, укладывается рядом.       — Ничего, спи, детка, — отвечает Баки, и он уверен, что Стив даже с закрытыми глазами умудрился их закатить.       — Придурок.       Впрочем, это слово не мешает Стиву притянуть Барнса к себе и улечься на его грудь.