За 38-ой параллелью

      Кёнсу молча сидел за столом и глазами пробегал по строкам газет, которые нужно было изменить. Газета "товарищ" вещает на седьмое октября девяностого года: повысился процент выдаваемого риса на месяц, теперь это 3 килограмма на человека. В голове До понимал, что буквально пару дней назад получил 5, и партия нагло врет о повышении прожиточного минимума на человека. Сегодня люди пошептаются, завтра никто и не вспомнит, что ту же неделю назад вещали о 5-ти килограммах на человека. Люди запуганы, а единственный выход – верить всему, что говорит государство. Коммунизм, как считало государство – реально. По сути, политика страны была построена на соц-тоталитаризме, но граждан заверяли, что в скором будущем начнется эпоха коммунизма. Коммунизм в голове Кёнсу считался нереальной историей утопизма. Утопия – несбыточная мечта, постоянное стремление к этой мечте. Страна считала, что лишь человек мог достичь "рая на Земле", и лишь все зависимо от человеческой деятельности и стремлению к "лучшему". По сути, в учебниках написано: "религия существовала в жизни КНДР до начала 20-ых годов, позже, к власти присоединилась партия. С того момента религию, как таковую отменили, церкви "убрали", а народ начал верить в силы вождя и свои собственные". Попросту люди продвигали атеизм, в частности главным объектом пропаганды была, конечно же, партия. В книгах часто писали лозунги партийных листовок, которые призывали народ трудиться на предприятиях круглыми сутками за сущие копейки, верить, что двигатель прогресса именно народ, если лишний раз пролить кровь и пот сегодня, завтра может наступить равенство всех граждан КНДР между собой. Кто бы ни хотел столь прекрасного будущего, когда у всех ВСЁ будет ПОРОВНУ, потребность УБИВАТЬ и ВОРОВАТЬ исчезнет, исчезнет ГОЛОД и БОЛЕЗНИ. Настанет настоящий РАЙ на ЗЕМЛЕ. Так гласили лозунги одного из учебников истории.       По коридорам раздался звук сирены, и Кёнсу вместе с товарищем–Чунмёном отправились в общую столовую. Су взял поднос в одну руку и занял очередь. Будние дни всегда наполнены людьми по самый потолок. Парень почувствовал, что чья-то рука касается его. Холодные пальцы. Чонин еле заметно стоял рядом и нежно касался своими длинными пальчиками ладони Кёнсу. Людно, никто даже не заметит такой мелочи. Он слышит его голос, они бурно обсуждают с коллегами какую-то медицинскую тему, кидаясь странными и длинными названиями. Когда подходит его очередь, он подходит к кухарке и ждёт обеда, кидая короткий взгляд, шепча лишь пару слов "На демонстрации. Сегодня", следом поблагодарил женщину и вернулся к коллегам за стол. Кёнсу берет свой обед и садится к Чунмёну, что увлечённо слушал голос из телеэкрана, который никогда не выключали. — вы знали, что скоро надвинется холодный циклон? Нужно будет зайти в швейный магазин и прикупить тёплое пальто. Вы любите зиму? – жуя, спросил Ким. — я отношусь к ней равнодушно. Только тяжелее передвигаться по улицам, шагая на работу сквозь сугробы и жуткий ветер, — Ким кивнул, согласившись с выводом товарища. Ещё около двадцати минут они обсуждали то, что вещали по телеэкрану, медленно поглощая еле тёплый обед. За беседой, Кёнсу постоянно отводил взгляд в сторону Чонина и каждый раз замечал его взгляд на себе. Закончив, он вернулся на рабочее место, продолжив трудовой день. Последняя сирена раздалась противным шумом из приемника. Парень не мог отделаться от мысли: "что же будет на площади?". Обычно, два раза в месяц на главной площади проводили демонстрации для поднятия мотивационного духа народа на непоколебимый труд изо дня в день. Это было принудительным мероприятием, поэтому людей будет достаточно. Парень укутался в пальто, зарываясь в высокий ворот свитера, и засовывая руки в карман. Температура действительно постоянно падает. Направляется к площади и оказывается там через десять минут. Людей все больше, а на площади настраивают аппаратуру громкоговорителя. По периметру находятся рядовые, в самом сердце площади главный генерал, тот, что постоянно присутствует на расстреле людей в этом месте. Мужчина со шрамом на щеке с суровым, закаленным взглядом. Сзади начал собираться народ, поэтому Кёнсу оказался где-то в середине толпы. Вдруг послышался голос Чонина. Этот парень невероятен. Он буквально мог говорить не двигая губами, лишь слегка приоткрыв рот. — в городе есть заброшенное здание какой-то часовни. После демонстрации иди туда, я буду ждать на самом верху. Пройдёшь два квартала и свернёшь налево, пройдёшь пару метров и в глубине квартала увидишь бледное здание, без купола наверху, крыша построена после, но в часовни никого нет — Кёнсу решается коснуться ладони Кима, тот сдерживает себя, чтобы не натянуть улыбку. Фоном говорит диктатор о процветании народа и всей страны в целом. Что сейчас действительно и процветало, так это маленькая частица счастья в сердцах обоих. Держаться за руки вот так, у всех на виду, когда рядом столько людей в военной форме и заряженными ружьями за спинами, опасно, но сквозь темноту и мешанину людей разглядеть сложно, где и чьи конечности находятся. Проходит как минимум пол часа, и кончик носа Кёнсу уже начинает краснеть от холода, ладонь еле согревается в тонком пальто, но вторая горит. На морозе рука Чонина тёплая. Он и сам, наверное, чувствует как До продрог до костей. Демонстрация закончена. Показательно народ хлопает в ладоши, расходится и из виду теряется Чонин. Два квартала и налево, нужно чуточку притормозить. Парень решил зайти в магазинчик рядом с площадью и прикупить немного овощей, отводя подозрения рядовых, если таковые имелись. Он пошёл по маршруту, что сказал Ким. Действительно, через пятнадцать минут ходьбы он оказался в старом корпусе города, где стояли неопрятные дома с полуразрушенными фасадами. Он осторожно осмотрелся нет ли нигде рядовых, поднялся по хрупкой лестнице наверх, пару раз мысленно проклянув Чонина за столь опасное место. Пол сколочен из непонятных досок. Просторная комната с полупустым интерьером: разваленный колокол, который лежал в расколотом состоянии на две части. Затем он заметил Чонина, стоявшего у окна, что доходило почти до пола. Заметив Су он подошёл, тут же обнимая парня. — прости, ты слишком замерз, — он пытался как можно сильнее прижать его тело к своему. Кёнсу чуть улыбнулся, зарываясь куда-то в ключицу Кима, чтобы была скрыта под свитером. На удивление в этом помещении было тепло. — я хочу показать тебе кое-что, — он отстранился и провёл по черным густым волосам рукой, улыбаясь и сцепливая пальцы в замок, ведёт Су куда-то в глубь комнаты. От стены до другой была натянута некая веревка, на которую Чон повесил тёплый плед, а на пол положил какое-то одеяло. Присев, Чонин забрался внутрь, затягивая парня с собой. Внутри была маленькая керосиновая лампа, что освещала некое укрытие. Кёнсу снял пальто, а следом на плечи натянул плед, что вручил ему Чонин. Парень облокотился о стену, где сидел Ким. Чонин смотрел на Су не отводя глаз, не мог поверить, что у него получилось показать это место До. — это место моё маленькое убежище, — он взял парня за руку, снова сплетая пальцы. — я думал, что ты не придёшь, испугаешься. — я хотел бы остаться здесь на пару дней. Тут тепло и уютно, — осматривая "убежище" проговорил До. Переведя взгляд на Чонина, он замер. Тень падает на его лицо слишком эстетично, поэтому он кажется ещё более привлекательнее. Переводит взгляд на губы, растерянно не зная, что делать. Ким наклоняется чуть вперёд и касается губ, заводя руку за затылок Кёнсу. Углубляя его, и прикрывая глаза. Его пальцы сейчас не такие холодные, заметил До. Чонин повалил Кёнсу за собой вниз, тем самым устраивая его сверху, через пару минут поцелуй пришлось разорвать и Кёнсу лёг рядом, кладя ладонь на грудь Чонина. — невероятное место. — ты прав, — огонёк от лампы колыхался из стороны в сторону, заставляя Су утомиться и провалиться в сон. Слишком тепло и спокойно. Слишком хорошо. Чонин наблюдал за ним пару часов, стараясь вести себя как можно тише и почти не двигаться, дабы не разбудить парня, что в эту минуту был похож на спящего котёнка. Он взглянул на наручные часы. Три часа до комендантского часа. Чонин осторожно начал целовать лоб Кёнсу, опускаясь ниже. Дойдя до губ, Су проснулся и смирно лежал, ожидая действий от Чонина. — проснулся? — он улыбнулся и провёл по волосам До, убирая пряди со лба. — сколько времени? — сонно проговорил парень. — три часа до комендантского часа, успеешь дойти отсюда за десять минут, — он положил голову на одном уровне и пару минут молча всматривался в темные глаза друг друга, после чего связался поцелуем. Самое приятное действие, как думал Кёнсу.       Они проговорили ещё около часа и Кёнсу успешно добрался до дома без происшествий. Хорошее место. Уютное и защищённое.       До Кёнсу не мог поверить, как же люди доверчивы. Государство вертит ими как хочет, они просто соглашаются с этим и ничего против поставить не могут. Он стоял у стенда работников битые пять минут и всматривался в километровые списки имён, скрестив на груди руки. Как он и думал, коллегу с типографского отдела он не досчитался. Он исчез со списка людей, значит его распылили или расстреляли. "Распылять" людей принято в крематории на окраине города, как слышал крайним ухом парень в баре когда-то. Не важно кто был среди этих людей: дети, старики, женщины – всех их выводили абсолютного голыми на улицу и проводили по жуткому холоду в маленькое здание, без окон. Зайдя один раз — люди уже не возвращались. Сегодня Кёнсу слышал пару шептаний между людьми, завтра разговоры закончились. Распылить – значит уничтожить.       После их вечерних "посиделок" они не виделись три дня. Чонин погряз в делах и приемах пациентов. Больных людей все больше, новых лекарств нет. Как признался Чон, разговоры государства о лекарстве от всех болезней — полный бред. Партия пытается завуалировать огромную смертность и постоянный голод населения глупыми убеждениями. Киму пришлось выезжать за пределы города в поселения поменьше, чтобы хоть как-то прекратить прогрессивные болезни, что ближе и ближе подбирались к центральной части страны. В домах на окраинах он часто замечал на стенах портреты вождя и, как ни странно, Ленина. Он был прародителем идеи коммунизма, не удивительно, что его портреты все ещё оставили след в данных местах. Как-то раз, партия выдвинула идею поставить памятник Ленину на главной площади, но идею отклонили и разработку закрыли. В этой стране решили принять нового лидера, как памятник при жизни, что почти никто не видел, таков он, вождь КНДР. Его лицо каждый знал: глаза с нависшим веком, округлое лицо, пухлые щеки. Его боялись словно огня и провозглашали Богом на Земле, что описывали в учебниках. Он сам стал религией. Сам стал складом жизни и правил.       Кёнсу так же задумывался, куда пропал Ким Чонин. Расстреляли? Распылили? Нет. Не возможно. Парень был в некой растерянности пару дней, ожидая и своего расстрела как данное. Если поймали Чонина, скоро могут прийти и за ним.       Он увидел его, точнее почувствовал, в столовой, где стоял за порцией возле буфета. Холодные пальцы, как характерно для него. В этот раз пронесло. Парень посмотрел в его глаза и понял, что шатен сегодня обязательно заявится к нему домой, так же понял, что сам почему-то скучал по нему и много думал о какой-то чепухе.       Он видел его уходящим из здания. Чонин придёт на десять минут позже, чем сам Кёнсу, поэтому тот поспешил домой. Он успел снять пальто и обувь, сел на кушетку рядом с дверью и положил ладони на колени, ожидая Чонина. Прошло несколько минут, как он услышал три тихих стука в дверь, аккуратно открыв её, он увидел Кима. От него веял прелестный запах какого-то еле уловимого одеколона, от чего Су повёл бровью. Одеколоны были вещами недоступными для обычного населения. Чонин имел индивидуальный запах, что тут же вскружил голову До. Чонин в спешке снял обувь, тут же впиваясь в губы парня и легко толкая его в глубь комнаты, следом падая на кровать. На полу оказываются: пальто, рубашка белого цвета, так же следом пошли вещи Кёнсу, а именно: свитер и черные хорошо отглаженные брюки со стрелками по середине штанин. Поцелуи все жарче, прикосновения все ниже. На пол отправляется нижнее белье обоих. Чонин устраивается между ног и целует внутреннюю часть бедра, от чего заставляет парня покрыться мурашками по всему телу. — я скучал по тебе — не медли, я хочу тебя, — разгоряченными губами проговорит Су. Глаза хищника, как и всегда. За свои слова До получает пару засосов на животе, аккуратно, Чонин приставляет смазанные слюной пальцы к сжатому кольцу мышц, слегка надавливая и дразня. Из приоткрытых губ Кёнсу вылетает сдавленный стон, парень начинает растягивать, постоянно касаясь простаты. До послушно лежит, раздвинув ноги в сторону иногда жмурясь то ли от боли, то ли от удовольствия. Чонин входит осторожно, наслаждаясь тугостью и растягивая момент. Приближается к лицу Су и целует жадным поцелуем, начиная двигаться с малым темпом, заплетая пальцы в замок. В комнате слышаться тихие стоны и сбитое дыхание обоих. Кёнсу закрывает глаза от удовольствия, откидывая голову назад. Толчки становятся резче, Су чувствует, как стоящий орган постоянно касается плоского живота Чонина, от чего заставляет его прижиматься ближе, сдавлено стонать, понимая какие в комнате тонкие стены. Ким только больше заводится от этих стонов, особенно когда чувствует, как прижимает и ёрзает под ним от желания Кёнсу. Парень начинает двигать бёдрами в такт толчкам Чонина, желая скорейшей разрядки. Су прогибается в спине и резко выдыхает, чувствуя, что темнеет в глазах. Его пальцы слабеют, и он ослабевает хватку сцепившихся рук. Оргазм накрывает парня с такой силой, что его попросту пробивает дрожь. Чонин выходит и кончает следом на живот Су, прикусывая мочку уха, заставляя щеки Кёнсу покрыться пунцовой краской. Ким бессильно рухнул рядом, тяжело дыша.Он ждал его слишком долго, слишком стремительно соскучился по запаху, по прикосновениям холодных пальцев и по жадным поцелуям мягких как зефир губ.