Чудачка

— В чем твоя беда? Чего ты таскаешься за мной постоянно? — Парень с глазами тьмы, смотрел холодно и жестко, чего она привязалась? Какого черта, она не уходит, как все? — Моя беда в том, что я все понимаю. — И зеленые глаза светились грустной печалью. Понимать не значит принять, а принять не значит уйти. Она его не оставит, будет вот так таскаться. — Почему ты просто не можешь уже в кого-то влюбиться? — Запал пропадал, приходил интерес, глупый и совершенно ему сейчас не нужный. Ну вот, чего прицепилась? — А почему пепел уже не поджечь? — Грусть, весь её образ на этой чертовой улице пропитала грусть, что она тут забыла? Вся такая легка и воздушная, с нежным розовым цветом волос, да она и ударить-то не сможет, если вдруг, какой барыга решит развлечься этим вечером. Она была явно не отсюда, не то что даже не из этого района, ему порой казалась, что не из этого мира точно. Он давно всех прогнал, погряз сам в трясине мира, а она чудаковатая девка, чего пристала? Таких как она родители прячут в замках, принцесса и неженка. Что ей собственно от него нужно? Он уж точно не принц, скорее злодей, проучить её что ли? Да только руки марать не хочется, и так уже чернее некуда, а тут еще эта. И ходит ведь по пятам, и молчит, словно и нет её тут вовсе, а ему все оглядывайся, пришибут ведь, собственно и не жалко. Просто если пришибут, кто будет его развлекать, своей совершено глупой наивностью? А может она буйная какая, её надо в психушку давно, а он тут с ней носится. Может её переклинет и она ему нож в спину? Да только так было бы привычней, легче даже. Чудачка чертова, и ведь спрашивал сколько раз, чего надо? А она? Все вопросы свои странные, пепел этот её. Лавировать между узкими закоулками домов легко, он тут каждый сантиметр знает, она спешит за ним в своем нелепом для этого места легком платье, белое, ну что за бред? В этом месте, нужно как он во все черное, вот маску даже напялил. И балетки эти её, кто ж по пустырям в балетках? Странная девка, сил уже бороться нет и не сбежишь, найдет, обязательно найдет. Уже и про жучки думать начал, как она иначе его находит? И ведь без единой царапины приходит, живая. А тут такая должна через пару минут подохнуть, так нет приходит, куда бы не ушел. А еще порой, становится страшно, кажется что её нет вовсе, что это он уже окончательно обезумел, наркота свое берет, да постоянное пьянство. Наверное, она его бред. Тогда почему такой странный? Почему не погибшая давно семья? Мать например, уж она для белки лучше подойдет, но точно не чудаковатая девка. Сколько ему уже лет? А черт его знает. Перестал давно считать, да и как? Он и число-то не знает. — Эй, скажи сегодняшнюю дату. — И оборачиваться не надо за ним идет, точно знает. А может она его смерть? Кто их знает, как они там развлекаются. Тихо прошелестела ответ, говорит, как ветром шепчет. Что там получается, ему уже 27. Да, быстро годы пролетели. А пришел сюда в 16. Одиннадцать лет как не было, странно, а девке на вид лет 17, может немного больше. Не спрашивал никогда, да и не интересно. Дом у него такой же темный, как и он сам. Не любит он свет. В темноте легче. Привычнее, она за ним точно в след. Нигде и не споткнулась, выучила уже что ли? Хм, она и раньше не запиналась. Точно не от мира сего. — А как тебя зовут? — Вот же, год за ним уже таскается, а то и больше и наконец решила спросить? — А раньше, что не интересно было? — Он уже привык так с ней разговаривать, по другому просто не умел, а может и не хотел. Кто его самого уже разберет. — Интересно, только ты со мной говорить не хочешь, а другие тебя только Ястребом зовут. — Да, Ястреб, это уже давно у него вместо имени, да и не нужно здесь имя. Не к чему оно, кому его говорить? Барыгам? Смешно. Разве только ей, она запомнит, когда-то все знали его имя, ему не нужно было представятся, когда-то, еще до того как он ушел. — Саске, а тебя как? — Вежливость? Нет, нисколько, просто нужно же знать, кто за ним таскается. — Сакура.- Имечко под стать, волосы эти розовые, точно как лепестки сакуры, символично. Да только ему плевать, пусть будет Сакура, запомнить легче, да только ему незачем. Выставить бы её за дверь, только толку-то? Под дверью и просидит. Завтра должна быть серьезная стычка, выживет хорошо, нет, невелика потеря. Только эта ошалелая за ним пойдет. Точно попрется, запереть её, что ли. Вот зачем она ему нужна? Да и не сдалась собственно, ему никто уже давно не нужен. А девку с собой брать все же нельзя. Уже уходя, он бросит на неё взгляд, платье другое, но все такое нелепое здесь. У неё, что тут уже и вещи есть? А да не важно. — Сиди дома, открывать дверь не вздумай. — И что странно она останется. А он будет долго думать, почему «дома»? Хотя чего отрицать? Эта чудачка давно с ним живет. И хватит уже делать вид, что не заметил вторую зубную щетку. Глупо. Повезло, хромая на простреленную ногу он бредет домой и думает, какого черта? Почему ему-то? Почему не тому Сиплому, у него вроде жена, дети, а теперь и пуля во лбу. А ему всего лишь в ногу, да и то навылет, не страшно. Чудачка не спит, точно знает. Ждет. Пепел не поджечь, потому что сгорел дотла давно, это он лучше других знает. Он уже давно сгорел. — Эй, Чудачка. Почему весь мир иллюзия? — Глупый вопрос, он привалился к дверному косяку, по ноге стекает кровь, а она в его футболке сидит с чашкой чая, зеленного, это он точно знает. Сакура, да? Нет! Чудачка, определенно чудачка. — Потому, что бывает, мы что-то ищем и не замечаем, что уже нашли. — Она будет сидеть рядом, когда он перевязанный уснет глубоким сном, он всегда спит крепко, просто знает, что она не нападет, не предаст, не обманет, чудачка и только. Странно будет, однажды выйти из этого района, выйти с ней за руку. Со странной девкой. В очередном её непонятном платье. Странно будет узнать, что его все одиннадцать лет искали, что старший брат давно женат. У него двое детей даже. Мать постарела, смоляные волосы тронула седина. Отец давно отошел от дел. Они его искали, без вести пропавшего одиннадцать лет назад, Саске Учиха, младшего сына, главы отдела по борьбе с наркотиками. Забавно да, сын такого человека дилер, один из главных. Странно будет однажды на рождество, он точно забыл, что существует такой праздник, прийти в дом, от куда так спешно бежал. Держать за руку свою жену, точно чудачку, кто ж за такого бы еще вышел замуж? Одной рукой придерживать дочь. Ему 29, ей как оказалось 23, на пороге большего поместья их встретит женщина, она ахнет в испуге, вот он, её младшей сын. На пороге за ней покажется суровый на вид мужчина. Только годы давно забрали свое. Тут будет и его брат, его жена и дети. Третьего ждут, чудно. — Саске Учиха, моя жена и дочь, Сакура и Сарада Учиха. — Мать, кажется заплачет у него на груди, отец спешно отвернется, брат явно рад. Все как прежде. Рядом с ним его Чудачка, она его тень, жена. Ему 48, ей 42, они стоят на могиле его родителей, слишком рано отца забрал инфаркт, мать без него не смогла. Дочь замуж уже собирается, подумать только ей скоро 20, жизнь пролетела как миг. Однажды он тоже уйдет, но почему-то он знает, что эту грань вместе с ним переступит его Чудачка.