Еще глоток, и мы горим
На раз, два, три,
Потом не жди и не тоскуй.
Гори огнем твой третий Рим,
Лови мой ритм.
Танцуй, танцуй, танцуй,
Танцуй, танцуй, танцуй.
© Сплин – Танцуй!
Море омывало их ноги, ночь омывала их мысли. Внутри: горькое счастье и полстакана виски. Еще глоток. На берегу дымили в небо костры-маяки, но к ним не тянуло. Было в этой добровольной изоляции что-то иное, что-то первородно чистое и необходимое. Джуд опустил голову, силясь рассмотреть в темноте собственные ступни. Бесполезно. Лишь подвернутые брюки тонкого льна белели в чернилах умершего дня, да теплая материя волн обнимала ласково щиколотки. В отсвете соседнего костра ветвями густого леса выглядели непослушные волосы Соррентино, словно древняя скала — нос. Джуд окунул губы в терпкую жидкость, неосознанно обводя их языком. Соррентино почувствовал взгляд кожей, душой, всем существом. Сделал глоток из початой бутыли, повернул голову. Тень на скулах выдавала улыбку. Джуд мог бы рассказать о ней даже с закрытыми глазами, лишь касаясь шершавых щек кончиками пальцев. Так улыбаться мог только человек, который в это самое мгновение и в этой точке бескрайнего космического пространства был… счастлив. — Смотри, — тихо сказал Паоло, приподнимая брови. — Ковш в это время года перевернут. Бутылка перешла из руки в руку. Джуд замер, задержал дыхание при звуке этого певучего акцента. Забытый стакан с виски посверкивал в пьяном свете костра, метя на должность новой звезды. Порыв соленого ветра заставил серую крону волос размеренно колыхаться, приподнимая полы легкой рубашки, закатанной до локтей. — Да, — эхом отозвался Джуд, не поднимая взгляда на небо. — И он так прекрасен. Приложить стеклянный сосуд к губам, обжечься терпким ядом, широко вдохнуть. Из пляжного бара заиграла какая-то вязкая мелодия, заплывая в уши неспящих, словно дельфины — в залив. Соррентино вдруг встрепенулся, словно очнувшись ото сна. — Хочешь потанцевать? — Прямо… Прямо здесь? — вода все еще крепко обнимала, лаская и поддерживая. — Sì, — размышления были столь же коротки, как и этот ответ. Ладонь в ладони. Брызги разлетаются вокруг, догоняя слитый воедино хриплый смех. — Боже мой, что мы делаем? — выдохнул Джуд. Накатившая волна звучала как старая сплетница. «Она знает ответ», — подумал британец, делая очередной шаг по уходящему песку. — А ты знаешь? — неосознанно произнес актер вслух, получая вместо ответа мягкий бархатный смех. — Мы танцуем, Джуд. Мы танцуем. Ковш на небе действительно был перевернут. Стаканы с виски купались в темной соленой влаге, костры, словно подтанцовка, двигались в ритме одной им слышимой мелодии: мелодии ветра и песка, мелодии ночи и свободы. От алкоголя кружило голову, — или это Паоло кружил его в танце? — но Джуду казалось, что они сами стали двумя такими кострами. Словно к утру они догорят, если окажутся порознь. Звезды с хихиканьем падали за воротники рубашек. Один танец на двоих, одна ночь и одно небо.