***
Керкленд зашел в комнату слишком внезапно. Каждый его шаг отдавался хрустящим, трескающим звуком, который обычно раздается, когда в огне сгорают ветки ели или сухого каштана. Он на ходу стягивал колючий свитер - результат его работы со спицами и шерстью. Под свитером была надета белая майка, что облегала худощавое, нескладное туловище. Острые плечи особо выделялись на фоне остальных частей тела. Хлопковая грубая ткань приятно и жестковато касалась сосков мужчины, отчего щеки того подергивал блеклый румянец. К окну был придвинут диван. Франциск любил зимой смотреть, как люди возвращаются с работы домой, как голуби собираются в серую тучу на козырьках. Ведь ему все равно некуда было торопиться. Он не слишком любил ледяные дни. Артур и Франциск снимали комнату. Возвращались, после очередного нудного дня сюда, как в родное место. Бледные скучные цвета не манили, но белый солнечный свет зимой заполнял каждый сантиметр жилища. Большие окна без штор. Артур не любил лишнее. – Мог бы оторваться от разглядывания людей и уделить внимание мне, -разувшись, англичанин неспешно приблизился к мужчине. Не вопрос. Утверждение. Британец смотрит на француза чуть более мягко, чем всегда. Он уверен: его приход принес толику удовольствия. Ведь Бонфуа целыми днями находится тут один. В чужих стенах, что никогда не обретут уют. – Я думал, ты будешь среди них. Ну, людей, то есть, – замявшись, Франциск немного подвинулся, уступая место Артуру. Но стоило Керкленду только присесть, как его любовник ощутил, что от британца тянет горьким ледяным ароматом. Доселе не знакомым ему. Чаще от Артура пахло чем-то неуловимым, свежим, словно весенний ветер в пору рассвета. И сам он, состоявшийся мужчина, что работал не покладая рук, имел такой трогательный аромат. Франциск не смог сдержать того необыкновенного желания впитать сущность мужчины, влиться в Артура. Эта безумная мысль охватила его словно лихорадка. Он горел. Самые кончики пальцев будто были опущены в лаву, а по его губам прошелся горячий ветер. Француз стал одержим на тот миг. Эта сумасбродная идея - врастись своими шипами любви во внутренний мир Артура - окатила Бонфуа волной болезненного яда. И он не стал терпеть.***
Спустя несколько томительных мгновений, англичанин прижимал любимого бедрами, гладил лицо. А Франциск на это целовал, целовал, целовал его, самозабвенно прикладывая руки к щекам, а потом груди. И если бы какому-то безумцу вздумалось забрести сейчас в квартиру под номером 11, забыв постучать и просто толкнув дверь, то его взгляду бы предстало ярчайшее из представлений. Тела любимых людей так плотно сплелись, что невозможно было отличить, где чьи пальцы, не говоря уже о другом. Причиной подобного безумства стал парфюм, что Артур приобрел сегодня. Он знал: Франциск оценит. А так же знал, что сможет свести с ума и без того страстного француза. Сегодня он хотел. Совсем немного брызнул на одежду, но в волокна впитался аромат клюквы. Сок алой ягоды, нити свежего пиона в дуэте давали собой шикарный аромат тонкой воды. Керкленд томно вздыхал от дразнящих, не удовлетворяющих никакое, даже легкое желание, прикосновений. Ладонь, в которой был зажат небольшой флакон, ослабела, и матовое стекло выпало из рук, описывая линии в воздухе. Пьянящая запахом жидкость перелилась внутри, засияв перламутром. Этот «яд» упал. Мужчины не обратили на подобную деталь никакого внимания. Между ними возникла новая волна нежности, вызванная соблазнительным ароматом. В этот зимний вечер у них было тихо. Не единого стона. Но внутри все кричало, срываясь. Они знали об этом. Но сегодня молчали. Слова были бы излишни.