Часть 1
1 апреля 2017 г. в 13:57
На первый взгляд Ванда не казалась ему чем-то необычным. Очередная запуганная девчонка.
Если, конечно, не учитывая смерти родителей, а затем брата, пару лет (а это почти 2/3 её жизни, на данный момент) в ГИДРЕ. А так же силу с помощью которой она может одной мимолетной мыслью стереть весь мир.
Он любит наблюдать. Это Баки уяснил еще на войне. Он часто наблюдал, выясняя тактику врага и побеждал его с помощью его же слабостей. С Вандой все было аналогичным образом. Только победил не он, а она.
— Она изменила тебя, Барнс, и ты не можешь этого отрицать.
Мужчина (или же ещё парень?) отрицательно качает головой и усмехается. Врет самому себе, Наташа знает это.
— «Черт возьми» — ее любимое словосочетание для крика в пустоту. И она шепчет «блять» в свой кофе столько раз, сколько понадобится сахара для того, чтобы осесть на дне ее чашки. Она оставляет окно открытым, когда курит на пожарной лестнице, и носит свои чертовы замшевые ботинки внутри. Она — беспорядок и грубость, покрытые сколотой краской и следами от пуль. Но она заставляет твои тени выглядеть, как звезды. И хаос всегда был твоим любимым цветом, в любом случае. Это я знаю не по наслышке, пусть это и чьи-то весьма странные стихи, Барн, но именно ты переродился с ее помощью.
— Поэтом стала, Романофф? — Усмехается Баки, пусть и согласен со словами Наташи.
Нат — была его то ли старой, но утраченной, любовью, то ли давней подругой. Он не был точно уверен в этом, но он был уверен в правдивости ее слов и мудрости приобретенной за чуть менее сотни лет. А может и больше? Никто не знает.
Он знал, что ее запах это сирень, сигареты и шоколад, она знает, что его запах это мята, легкий привкус крови и виски.
Легкие и плавные прикосновения, яркие засосы на шее, поцарапанная спина и искусанные губы. Вот что доставалось им в эту ночь. Это красиво для них. Это ощущение полета и какой-то бесконечной любви.
Это какая-то приятная одновременно мягкая, но такая чертовски горячая эстетика.
Приятная дрожь от касания холодной металлической руки до ее лопатки, а затем не менее приятная дрожь, когда пальцы спускаются вниз. Внезапно становится очень душно и жарко.
Вырывается тихое «люблю» и Барнс немного теряется, но не останавливается и целует ее, улыбаясь сквозь и опускаясь вниз по шее.
Он одновременно боится ее любви, но так хочет, чтобы эта любовь была настоящей.
И жизнь тянется так туманно, словно под кайфом, заставляя всегда угрюмого Барнса слишком часто искренне улыбаться и смеяться над шутками Максимофф. Творить безрассудство всю ночь в разных смыслах, а потом спать весь день в обнимку с Ведьмой.
Он знал все ее страхи, она знала все его страхи, даже несколько раз проходила их сама, чистя его разум.