Утренний пролог

В то утро мне совершенно не писалось. «Не пишется мне сегодня» – подумала я. Мне скучно. Мне ничего не хочется. Солнце заполняет комнату лучиками света так, что на них можно было бы сыграть…но таланта у меня нет. Определенно. Я бы определенно предпочла нанести их на картину – холст, весь в полосах света, был бы…картиной. Еще одним шагом на моем светлом тернистом пути художника, как сказал бы Номия. Интересно, что от чего идет? Скучно ли мне, потому что ничего не хочется? И как назвать это – скучночется? Хочучно? И в целом… - А ну вставай, соня! Утро на дворе, день на пороге, впереди уроки…а ты еще в постели! – прозвучала над ухом трель цвета солнечного зайчика. Нехотя я приоткрыла глаза. Надо мной нависли две косички – зайчик определенно отрастил ушки. - Ну же, Рин! Вставай, а то так весь день в кровати проведешь! А я потом буду о-о-очень сильно за тебя переживать! Конечно, это был не зайчик, залетевший в комнату, а всего лишь моя соседка, Эми. Сама она явно уже успела пробежать свою утреннюю норму на стадионе, так что белая футболка слегка посерела от пота, а на раскрасневшейся щеке прилепилась расплющенная мошка. Я потянулась к ней и провела по щеке Эми пальцем. - Эй, ты чего? – Эми слегка округлила рот от удивления. Это должно быть удивление, хотя она и продолжает улыбаться мне. - Тебе нравятся мошки? – начинаю я утро с этого приветствия. - Мне? Ну, вообще, нормально к ним отношусь…Рин, ну что ты с самого утра вопросами закидываешь? – широко улыбнулась она – Я тебя целых пять минут под дверью ждала, пока ты сама встанешь, еле удержалась, чтобы не растолкать тебя…Все, хватит вопросов, бегом в душ! Я пока твои вещи приготовлю. - Мошка. Мошка совсем как точка. Если бы ты бежала дольше, ты тоже могла бы стать картиной – не слушая ее привычные напутствия, продолжила я. Неужели она не понимает? Эми вздыхает. Всего короткий миг и одно движение воздуха, но я вижу красный огонек – «не понимаю». Когда-то в детстве я видела по телевизору, как разные мнящие себя знатоками люди играли в шоу по разгадыванию загадок. Когда они неправильно отвечали, загорался красный огонек – маленький и круглый, под тумбой каждого. Тогда я запомнила, что значат красные огоньки – «Не знаю», «Не понимаю». В младшей школе учитель почему-то накричал на меня, когда на уроке правил дорожного движения я пыталась рассказать, что красный огонек означает не только «Стоп» и «Нельзя» Разве может быть что-то можно или нельзя, когда не знаешь и не понимаешь? - Все, Рин, хватит витать в облаках, а то и правда опоздаем! – Эми дуется, и я все же иду в душ. Красные огоньки…Сколько же их было в моей жизни? Сколько раз я их видела в глазах окружающих меня? Однажды, прошлой весной, я попыталась записать каждый из них, вспомнить и перенести на холст – дошла до двух тысяч триста пятидесяти восьми и сбилась, потому что красные пятнышки слились друг с другом. Тогда Номия пришел в восторг от работы и назвал ее каким-то словом, очень сложным и связанным с точками и Жоржем Сёра. «Пламя свечи на ветру» и «единство в разрозненности» - все, что я запомнила из его пламенной речи, когда он пытался объяснить мне, что значит моя работа. А по мне, просто огоньки. Задумавшись, я все же ополаскиваю себя водой из душа, стряхивая паутинки сна, и затем чищу зубы. Ванная у нас совместная с Эми, так что места хватило, чтобы поставить стул, с которого я спокойно могу достать себе щетку. Да и пасты из тюбика проливается не так уж и много, хотя Эми всякий раз при походе в магазин выговаривает мне, что ей приходится на каждый свой тюбик брать три для меня. Выйдя из душа, я тут же попадаю в руки Эми. Нисколько не церемонясь, она умудряется одновременно вытирать мне волосы, тереть уши и рассказывать о капитане ее команды по бегу, как он здорово организовал им тренировки, о скорых соревнованиях, о том, что Эми будет участвовать во всех забегах и уже успела первый раз пробежать всю программу…Я слушаю ее вполуха, размышляя о том, как шершавое полотенце похоже на холст, который залили однотонной гуашью и развезли, оставив сохнуть. Эми наконец заканчивает обтирать мне ноги (обычно она любит подольше повозиться с ними, но сейчас она лишь торопливо обтирает их насухо) и ведет меня одеваться. - Ну надо же, у тебя родинка под левой подмышкой, а я и не замечала, – замечает Эми, застегивая лифчик. - Она похожа на медузу? – спрашиваю я. Она на мгновение прерывается и поднимает мою левую веерную кисть. - Нет, – бодро рапортует Эми - Тогда ладно. Медуза – не лучшая соседка, я думаю, – отвечаю я, слабо улыбнувшись. - Тогда тебе повезло, что ты не попала в кружок океанологии? – глаза Эми заискрились от смеха. - Ты тоже можешь быть медузой, если захочешь – говорю я с той же улыбкой, едва тронувшей губы. Порой у нее действительно будто сто рук, которыми она обхватывает со всех сторон, умудряясь тянуть во все стороны. Впрочем, сейчас она уже несколько угомонилась, а когда-то она меня совсем не поняла и едва не накричала… - Рин, ну нельзя быть такой колючей! – пробурчала она и щелкнула меня по носу – А то будешь совсем растрепанной ходить, и тогда точно как осьминожка будешь! Не поняла. Не могу сказать, что она виновата. Не могу сказать, что я не пыталась. Всякий раз после разговора с ней, а то и во время, я писала картины. Так и шли наши беседы – она мне слово, а я мазок. Слово-мазок, фраза-мастхин. Потом мне надоело это, и я просила ее помолчать или выйти из комнаты, когда я работаю. Самую неаккуратную, рисованную дрожащей кистью картину я написала именно в тот вечер, после того, как Эми едва не сломалась. Тогда я зашла к ней поздно вечером, чтобы она помогла мне закрутить банки с новой гуашью и снять одежду. Она спала и плакала – протоки на ее щеках блестели на лунном свету точно серебристые. Увидев меня, она растерялась, начала лепетать и оправдываться дурным самочувствием, а потом… она совершенно взвилась с кровати. Не забуду, как она роняла горькие упреки, а я роняла их на холст, задыхаясь нахлынувшими непонятно откуда слезами. «Ты эгоистка! Ты никогда и никого не слушаешь!» Шлеп – жирный мазок растекся по холсту «Рин, почему ты никогда не лезешь за словом в карман, но не сейчас?! Скажи мне что-нибудь глупое! Дерзкое! Смешное!» Шлеп – еще одна клякса растеклась по шершавой поверхности, черной в ночи. «Неужели ты не видишь, что я не железная? Я привязалась к тебе, вместе мы как один полный человек, а ты все толкаешь и толкаешь меня, даже когда я на краю!» Шлеп. Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп… - Рин? Рин, что с тобой? Хватит витать в облаках! – словно из ниоткуда, из окружающей реальности вынырнула Эми – живая и настоящая, которая сейчас с искренним испугом смотрела мне прямо в глаза. Хватит. Хоть ненадолго, но стая бабочек в моей голове должна успокоиться, а буря хоть немного улечься. Иногда это получается. - Эми, - говорю я слегка хрипло – Прости…прости, что неправильно…говорю, мыслю, делаю – скороговоркой проговариваю я – Я…я никогда не хочу, не хотела нарочно-специально наносить кому-то корь. - Корь? – от удивления она даже замирает на месте. – А, впрочем, не бери в голову, Рин. Ты же знаешь, вместе мы как один, и я за тебя в огонь и воду. Помнишь, мы с тобой кидались подушками? – она заливисто хохочет, вспоминая тот теплый июньский день – У тебя оказались настолько мощные ноги, что ты умудрилась разбить окно подушкой, но я сказала коменданту, что это я тренировалась. Эми…Спасибо тебе, что не хочешь копаться во мне, рыть там, где я уже прокопала такие тоннели и шахты, что сама блуждаю в них часами. Может быть, когда-нибудь ты поможешь мне выйти на свет, но пока просто спасибо. Ты ведешь меня через мутную и столь зыбкую реальность – и этого мне пока достаточно. Пускай ты не в силах утихомирить мои мысли, которые тысячами рождаются и умирают как мошки, преграждая мне своими телами путь к людям, и которые, словно бабочки, закрывают мои глаза и уши своими крыльями, путают меня своими узорами, кружась, как в калейдоскопе… - Ладно, пошли, моя облачная кенгуру! – Эми подмигнула мне и открыла дверь – Побежали на занятия! Говорят, сегодня в школу новенький приезжает – Хисао Накай вроде его зовут. Надо бы на него поглядеть, что за птица, может, спасем от Мишунэ…тьфу ты, от Шизунэ с Мишей! Кстати, а не предложить ли ему бегать вместе по утрам? – Эми хлопнула себя по лбу – Точно, надо будет поговорить с фельдшером, узнать, можно ли ему со мной заниматься! Сейчас, я доведу тебя до класса, чтобы ты опять на пальцы не засмотрелась, а там… Бабочки. Птица. Альбатрос, что парит над океаном часами, никак не шевеля крыльями. Возможно, именно альбатрос выведет моих бабочек из бури. Я надеюсь, что Хисао Накай – альбатрос.