Mouse and Spider

В жизни довольно часто бывают моменты, когда ты понимаешь, что почти сломан. Морально, физически — неважно. Одним коротким словом можно полностью дать оценку состояния, что сейчас испытывала на себе Лена Окстон. СЛОМАНА. И дело даже не в том, что Трейсер почти что выплевывает свои зубы на брусчатку какой-то безымянной крыши на Кингс Роу, или то, что «Поцелуй Вдовы» упирается ей в левую лопатку. По сути, Окстон не чувствует боли, медленными волнами накрывающую каждую клеточку её тела. Она лишь чувствует, что-то, что осталось от её Амели, умерло в тот момент, когда Лена поверила, что почти сможет вернуть её. От дальнейших мыслей её отвлекает приклад снайперской винтовки Амели, который с исполинской силой бьет её по позвоночнику. Сил уже нет даже на крик, и Лена лишь приглушенно стонет. Во рту вкус крови. — Ma chère, vous allez bien? Vous semblez un peu pâle. Трейсер переворачивается на спину. Это всё, на что ей хватает сил. Хроноускоритель тускло моргает, от чего англичанка чувствует боль в грудине. Ствол винтовки упирается ей в щеку. Лена улыбается разбитыми губами: — Милая, ты забыла, что я не говорю по-французски, — голос Лены звучит надломлено. Амели улыбается почти тепло, словно сейчас Лена не лежит перед ней с разбитым лицом и потухшим взглядом карих глаз, в которых обычно пляшет задорный огонёк. Если бы Амели Лакруа увидела «дело рук своих», что бы она почувствовала? Что бы сказала? Заплакала бы? Лене хотелось бы в это верить. Но сейчас она видела лишь золотистые глаза Роковой Вдовы, в которых не было места её Амели. Дуло винтовки отрезвило Лену, которая почти что находилась на грани обморока. — Мышка, ты слишком много говоришь. — холод стали сильно надавил на щеку Окстон, от чего у Лены захрустели зубы, те немногие, что, по милости бога, ей не выбил «Поцелуй Вдовы». Девушка чувствует, что еще немного и она отключится, но из последних сил цепляется за реальность, которая, словно песок, просачивается сквозь пальцы. — А ты слишком много говоришь по-французски, дорогая, но заметь, я не жалуюсь, — говорит Лена почти внятно, не смотря на то, что дуло винтовки все так же на её левой щеке. — Хочешь лишиться остальных зубов, ma chérie? — голос надменно-холодный, но Лену это не пугает. — Если это сделаешь ты, почему бы и нет. Я давно не была у стоматолога. Роковая Вдова хмурится: — Знаешь, не глупо подурнеть от страха смерти, но твои самоубийственные остроты не спасут тебя. Есть последние слова, souris? Лена сглатывает кровавую слюну. Раз ей остаётся умереть на безымянной крыше в Лондоне, почему бы не сказать то, что так давно крутится на языке? Хотя бы в последний раз. — Люб…лю. Звук выстрела растворяется в ночном шуме Лондона.