Ошибка и Бездна

Она вновь умерла, на этот раз с улыбкой на лице… Ни в чем больше не содержалось и капли смысла. Элизабет тонула в мрачной бесконечности. Она помнила, как проклятые бандиты били ее по голове тяжелым гаечным ключом, помнила стекавшую вязкую кровь. Ощущение боли уже притупилось, шок от перехода между мирами — тоже. Она умерла, одна из множества Элизабет во всем многообразии вселенных, осталась где-то на дне в огромном подводном городе, который стал ловушкой для множества сумасшедших. Но все это представлялось малозначительным и призрачным. Она неслась куда-то дальше через время и пространство, предполагая на уровне подсознания, что осколки ее воспоминаний отзовутся в памяти другой Элизабет. А, может, и нет… Вселенных и временных разветвлений существовало слишком много. Какие-то отличались настолько, что она себя не узнавала. Казалась чуждой ей властная старуха, что разрушала Нью-Йорка с мощью небесной крепости Колумбии. Но не менее отстраненной воспринималась она в образе наивной девочки, запертой в неприступной башне. А она, убитая там, на дне — и вовсе ошибка суперпозиции, запасной вариант. Но как же тяжело умирать даже ошибке… Туман внезапно рассеялся, и глаза различили множество парящих обломков. Они закручивались в вихре неощутимого ветра, что пронизывал незнакомое пространство, сотканное из тумана и искр. Мимо проплывали доски и камни, фрагменты колючих проволок и мебели, да еще фиолетовые лампы, наполненные мистическим свечением. Элизабет не сомневалась, что уже покинула мир живых, но совершенно иначе представляла себе смерть. Или, может, временные петли и разрывы снова играли с ней? С самого детства она считала эту способность даром: то розу с клумбы утащит в параллельном мире, то красивую ленту. В детстве безделушки доставляли радость, наряду с книгами. Лишь потом она поняла, какое же это проклятье, какое расщепление личности. Управлять временем, версиями событий, путешествуя вольно-невольно через сотни похожих друг на друга параллельных миров, версий все той же истерзанной раздорами Земли. Впрочем, сочувствия в сердце уже практически не оставалось, только вековая усталость. Но, казалось, в этом месте такой постылой категории как «время» вовсе не существовало. — Где я? — спросила у самой себя Элизабет, дотрагиваясь до кудрей, завитых в стиле пятидесятых годов. На них не обнаружилось крови, как и на белой блузке с темной юбкой. Что ж… То тело осталось в еще одной ветке, а здесь — лишь его образ. И где-то параллельная Элизабет, возможно, тоже умирала, а, может, только рождалась, но под другим именем. А ведь существовало еще множество вариантов, где она и вовсе не появлялась на свет. Разная и одинаковая… — Конечно, в Бездне, — вдруг послышался ответ. Приятный мягкий голос, но с нотками насмешливости. Элизабет рассекла руками воздух, точно пловец. До того она лежала на прозрачных волнах, глядя вверх а, может, вниз. Пространство не имело четких границ и ориентиров. — В Бездне… — доносился эхом голос. Вскоре нечеткостью контуров предстал некто. Он был облачен в черный камзол образца середины девятнадцатого века, носил короткую стрижку, из которой выбивались длинные пряди темных волос. Правильные черты бледного лица казались молодыми, и лишь непроницаемо черные глаза без белков выдавали в нем непринадлежность к миру людей. Казалось, какой-то зверь принял для маскировки человеческое обличие, может, птица или… гигантский кит. Элизабет разобрала в тишине бесконечного пространства едва уловимые вздохи, напоминавшие песни китов. Но короткое замешательство и отрешенность всколыхнулось тревогой: — Что это значит? Кто ты? Я не видела тебя ни в одном из миров! — Столько вопросов, — тихо рассмеялся некто, скрещивая длинные руки. — Люди задают вопросы так часто, что мироздание не успевает давать им ответы. Видишь ли, Элизабет, одна из твоих вариаций, то есть ты, которая предстала передо мной здесь, является недопустимой межпространственной ошибкой. Существует, хотя не должна, — невольный собеседник пожал плечами. — Значит, и умирает, хотя не должна. Ведь неживое умереть не может, — наконец он представился: — А я Чужой, правитель Бездны, скромно принял тебя. Это место, как и ты, никогда не существовало, однако люди научились видеть его, или я их научил. — Зачем я вам? — встрепенулась Элизабет. Ее больно жгло сознание: она — человек, она — личность, она, со всеми ее мыслями и стремлениями. Всего лишь ошибка! Хотя она давно подозревала, что со всеми странностями множественной вселенной чья-то жизнь — это только клетка в огромном многомерном пространстве, даже меньше — черточка, точка на системе координат. Но что ей до науки и псевдонауки? Чувствовали ли другие Элизабет то, что чувствовала она? Особенно, когда пришлось самой взять в руки пистолет и винтовку там, на дне, спуститься в замороженную затопленную тюрьму, сознавая отсутствие шансов на победу. И она ошибка! Странно ощущать горчащую обиду на саму себя, только из параллельной версии мира. — Я смотрю, как рушатся города, это… доставляет мне веселье, — усмехался тем временем Чужой, и в черных глазах сквозило темное злорадство, голос наполнялся певучим отравленным медом. — А ты, Элизабет, представляешь такой парадокс, который вечно приносит с собой хаос и разрушения. Сколько миров бы ты ни посетила, там, где оставался твой след, начиналась революция или война. Он не лгал, так всегда и случалось, даже если в благих целях. Так повелось, точно она несла с собой частицу проклятья Комстока, ее безумного отца, его амбиций, его властолюбия и ненормальных идей. Чтобы она ни делала, в каком бы из миров ни появлялась. Для совпадения слишком фатально, совпадений вообще не случается, особенно, когда смешиваются временные ветки. Если бы не Комсток, если бы не двое изобретателей, то никто бы и не узнал о мультивселенной. Возможно, они все — одна большая ошибка. Элизабет мучительно нахмурилась. — Нет, не везде, не во всех мирах, но я… — неуверенно начала она, удивляясь: — Откуда тебе все это известно? Ты демон! Она обычно не верила в сверхъестественные силы. В цивилизации, что подчинила себе сначала в совершенстве энергию пара, а затем заменила его вездесущим дизелем, в мире, что взлетел на небеса и опустился в бездну морскую, не существовало места для сверхъестественных сил. Пусть Комсток и внушал фанатичную веру в некого ангела Колумбию, но все это являлось, в сущности, одной большой машиной пропаганды. Элизабет же не верила ни во что, особенно, эта версия Элизабет. Но слово «демон» само сорвалось с похолодевших губ. Последний же склонил задумчиво голову набок, сощурившись: — Возможно. А, возможно, и ангел, — он развел руками. — Никто не скажет, кем я стану от баланса хаоса и порядка. Ты в своем стремлении создать порядок неизбежно несешь хаос. Он вновь был прав, но лишь отчасти. Для кого-то хаос, для кого-то лучшую жизнь. Правда, они слишком смело вмешивались в течение времени, пытались его менять, не до конца прослеживая последствия. Вряд ли они бы узнали: возможно, по их вине где-то гибли целые миры. Они нарушали баланс, это Элизабет чувствовала каждый раз, когда вокруг нее вновь кипела то революция восставшей Колумбии, то гангстерские войны Восторга, то еще невесть какая ересь. И это вгоняло в апатию, уныние в безысходном кружении по версиям и вероятностям. Однако от размышлений отвлекло появление третьих лиц. Их-то Элизабет меньше всех ожидала увидеть, воскликнув: — Лютесы! Что они здесь?.. Роберт и Розалинда Лютес — будто брат и сестра с огненными волосами и вытянутыми пресытыми лицами, оба в фисташковых пиджаках и с зелеными галстуками. Близнецы? О нет, их объединяла более страшная правда: версии одного человека из разных вселенных, изобретатели первой машины, что способна открывать разрывы между измерениями. Если бы не их вмешательство… Элизабет не получила бы свою силу, однако только эта ее версия не умела управлять временем, о чем свидетельствовал целый мизинец левой руки. — Частые гости, — кивнул в их сторону Чужой. — Уже не могут прижиться ни в одном из миров. И только наблюдают и спорят. В чем-то их спор близок мне: свобода или судьба. — Птица или клетка, — отозвался, точно старому знакомому, Роберт. — Они научили тебя убивать, чтобы ты сумела в итоге уничтожить… Собственного отца, — констатировал Чужой, усмехаясь. — Свобода или клетка? Птица или судьба? Элизабет вспомнила свое первое убийство, вспомнила кровь на руках и ножницы, которые упали под ноги. Тогда ей казалось, что она спасает мальчишку от безумной революционерки в Колумбии. И только спустя время ей открылось, что ее вели Лютесы. Научили убивать, чтобы в решительный момент она своей рукой — руками всех Элизабет из параллельных вселенных — утопила отца, вернее, будущего тирана Комстока. Безукоризненный план, но какой же жестокий по отношению к ней. — Орел или решка, — раздавался хладнокровный голос Розалинды. — Свобода в рамках судьбы — птица в клетке, — вторил им самодовольно Чужой. — Мы рады новой встрече с тобой, — кивнула сестра Лютес. — Вы… Вы знакомы? — спросила сбитая с толку Элизабет, готовясь узнать очередную страшную правду. Впрочем, куда еще? Казалось, она уже ничему не удивлялась, лишь надеясь, что хоть в одном из миров существует ее версия, где она живет счастливой жизнью, не неся бремя этого вечного долга неизвестно кому. — Не узнай мы о Бездне, мы не нашли бы ни летучих частиц, ни способ открывать «разрывы», — охотно объяснил Роберт. Чужой коротко кивнул ему. Ныне странный дух восседал на троне из лилового бархата, грубых досок и колючей проволоки, точно сочетая все противоположности. Задумчивое бледное лицо делалось мистически-пугающим от бликов фиолетовых ламп. Вот и он — тот, кто видел все миры в едином ряде, все временные петли и все вероятности. Они все пересекались здесь, где не существовало времени. — Бездна? Вы хотите сказать, что все путешествия между мирами происходили через нее? Но почему… Я об этом не знала? — оглядывалась по сторонам Элизабет, но в обломках и парящих разрушенных зданиях не обреталось ответа. В этом месте словно собрались все разрушенные города и несбывшиеся мечты, все искаженные мысли и отзвуки боли. — Откуда тебе знать, ведь ты не изобретатель, ведь ты один парадокс, нарушение суперпозиции, — спокойно улыбнулся Чужой, казалось, даже со снисхождением. Он не являлся злом, от него не веяло опасностью, но и добра с милосердием не отражалось в его непроницаемых глазах. Он — невозмутимый наблюдатель. Неужели ради его развлечения люди терпели страдания и лишения? Неужели и она только ради баланса хаоса и порядка скиталась по мирам? Элизабет уже безотчетно просила смерти, только настоящей, человеческой. Но она — ошибка, парадокс, с которым ныне решали, что делать, словно на суде. — И судя по тому, что ты попала в Бездну — выбор закончился. Бездна — это ничто, полный набор вероятностей, которые существуют одновременно, — доносился твердый голос сестры Лютес. — О! Ошибаетесь, друзья мои, выбор для нее только начинается, — оживился Чужой, подлетая к Лютесам, продолжая с упоением. — Посмотрим, сколько еще великих городов повергнут себя в пламя революции, благодаря тебе, Элизабет. — Нет! Я не… Я не хотела! Я не убийца! — воскликнула в отчаянии Элизабет, точно перед ней и правда стояли палачи. — Но кто ты, та, что готова пожертвовать сотнями жизней, в том числе и своей, ради спасения одной девочки? И считать себя мученицей. В чем твое отличие от отца, тирана Комстока? Через Бездну видны все вероятности, мне интереснее всего наблюдать, что произойдет в той или иной, если внести… чужеродное тело. Что скажешь, Элизабет? — испытующе безошибочно рассказывал недавние события дух Бездны. Но все-таки он не учитывал одну деталь: она спасла, в единственный раз разорвала цепь мести и бесконечного кровопролития. В той ветке ни в чем неповинные девочки Восторга обретали свободу. Что-то изменялось не в сторону разрушения. Усилиями Лютесов. Однако ее существование они классифицировали как парадокс. И теперь ей вновь поручали что-то… — Что Вы хотите от меня услышать? Будто у меня есть выбор, — горько усмехнулась Элизабет голосом замученной издерганной женщины, который показался совершенно чужим. Кто она и в какой вселенной? Рождалась ли вообще? Или ее соткал сбой в этой матрице суперпозиций? — В рамках судьбы всегда есть выбор. — Константы и переменные. Еще доносились голоса Лютесов, но Чужой подлетел к ней вплотную, дотрагиваясь до лба: — Иди! Если она ошибка, то куда же ее вновь отправляли? В какие миры? Ей вновь не давали покоя, ее вновь использовали как орудие чужой воли, теперь она увидела в лицо того, кто так жестоко играл с ними всеми. Элизабет приоткрыла глаза, в который раз не зная наверняка, в каком мире она оказалась и что несла ее очередная вариация — порядок или хаос. Какова была ее миссия — разрушать или созидать?