Когда сталкиваются миры

Алиса открыла глаза, вырванная из тяжелого сна, вызванного усталостью и нервным истощением. Какое-то время она не понимала ни где находится, ни кто рядом с ней. Потом её обнял Шляпник, обхватив лицо ладонями. — Мама, вставай, — говорила Ен, — вставай, пожалуйста, нам надо уходить. За её спиной, загораживая наполовину дверь, стоял Валет Червей. При виде его Алиса ощутила что-то сродни удару под дых. Враг, жестокий, беспринципный, она все ещё помнила его руки на своих плечах, хотя прошло уже больше тридцати лет. Она прислушалась к своим чувствам — и с удивлением поняла, что ненависти и отвращения больше нет. Оставалось лишь недоверие, но Алиса не могла бы утверждать, что оно не вызвано тем, как Стейн увивается вокруг Ен. — Он тебе нравится? — тихо спросила она у дочери, когда они вышли из хижины и немного отстали от остальных. Ен бросила долгий взгляд на высокую тонкую фигуру впереди. — А если даже так? — спросила она, с вызовом взглянув на мать. Алиса улыбнулась. Ен следовало бы родиться мужчиной. — Просто будь осторожна, — попросила она, — Валет Червей не из тех мужчин, которым следует доверять. — Даже если так, — Ен пожала плечами, — мам, неужели ты думаешь, что я стану следовать нормам Света? — Я знаю, что не станешь, — рассмеялась Алиса, с любовью глядя на дочь, — в тебе это развито ещё сильнее, чем когда-то было во мне. — Ты хочешь остаться здесь со Шляпником? — спросила Ен, помогая матери перебраться через ручей. — А тебя это так волнует? — Сказать по правде, не слишком. Ты имеешь полное право любить того, кто все эти годы тебя ждал и в итоге пришел за тобой в твой мир. Алиса с нежностью взглянула на дочь. — Да, я очень хочу остаться с ним. Хотя бы на исходе жизни. Ен обхватила мать за талию, легко подняв её и несколькими прыжками преодолевая бурелом, оставшийся после прохождения монстра. Она успела увидеть, как Шляпник помогает Шан спрыгнуть на перепаханную землю, и как Валет всматривается в лесной сумрак. При виде высокой гибкой фигуры снова стало спокойно, так спокойно, как никогда не было. — Осторожнее, — сказал Валет, помогая спустить вниз Алису, а потом протягивая руку Ен, — тут скользко. Ен казалось совершенно естественным то, как его рука обвилась вокруг её талии. Он был поразительно силен, несмотря на худобу, ей нравилось ощущать эту силу, превосходящую её собственную. Впервые за свою жизнь она встретила кого-то сильнее, быстрее, отважнее себя, и это было удивительно. В том мире, где она была рождена, мужчины боялись её, здесь же и с этим человеком она чувствовала себя женственной и желанной — странное до дрожи, приятное ощущение. — Он стал под дерево и ждет, — забубнил Шляпник, поддерживая Алису, которая вытряхивала мусор из туфли, — и вдруг граахнул гром… Валет провел ладонью по волосам, убирая челку, упавшую на здоровый глаз. — Пойдем через Кримсонланд, — сказал он, чуть помедлив, — так будет ближе. К полудню мы будем уже в Красном Королевстве. Там мы сможем найти еду, оружие и лошадей. Если пешком до Мрамории идти дня два, то верхом доберемся за полдня. Ен смотрела на мать, ещё не понимая, что кажется ей таким странным. И только потом осознала, что лицо Алисы выглядит совсем юным. Она больше не выглядела на свои полвека с хвостиком. И глаза её сияли, как драгоценные камни. Красное Королевство встретило их тишиной, свистом ветра и руинами, оставшимися от некогда цветущих деревень. Алые камни Большого Тракта были присыпаны землей, а кое-где выворочены — видимо, здесь прошлись твари. Валет настаивал на том, чтобы держаться Тракта, поскольку, во-первых, это была кратчайшая дорога через Кримсонланд, а во-вторых, с него просматривались обширные пространства, и невозможно было подобраться незаметно к пятерым безоружным путникам. Алиса по-прежнему не доверяла ему. Но не могла не заметить тех взглядов, которыми Стейн обменивался с Ен, не увидеть, с какой заботой он относится к девушке. Сердце её сжималось от тревоги за дочь, но она слишком хорошо знала Ен, чтобы вмешиваться в её жизнь и её чувства. Она лишь могла надеяться, что Валет хоть немного изменился. Алиса чувствовала себя удивительно сильной и легкой. Это было так странно, так непривычно. Прошли боли в суставах, ноги снова несли её, как когда-то, много лет назад. Когда она склонилась над одним из встреченных по пути ручьев, чтобы умыться и напиться, то не сразу опомнилась, увидев в прозрачных водах отражение юного лица. Отражение могло обмануть, но пальцы не лгали. Они осязали гладкую молодую кожу, и сами руки стали другими. Не было больше ни проступивших вен, ни распухших костяшек. Страна Чудес словно излечила её от старости. Солнце ещё было в зените, когда они увидели величественные очертания замка Кримс. Валет нещадно подгонял их, стремясь поскорее добраться до замка. Шляпнику, в конце концов, пришлось посадить на спину Шан, которая не могла бежать быстро. Окрестности замка казались выжженной мертвой землей. Кое-где толстые алые стены были разрушены и разметаны, но сам замок уцелел. И входя под его темные своды, Алиса вновь пережила те мгновения, что остались в далеком прошлом. — Я знаю, что была права, — тихо сказала она, и эхо разнеслось по темному, пахнущему сыростью и кровью коридору, — но почему же мне так тяжело вспоминать о прошлом… — Может, потому, что Ирацибета была добра к тебе, — Валет насмешливо посмотрел на неё, — она привела тебя в замок, одела, сделала своей фавориткой. И что с того, что её ревность оказалась сильнее? Ты предала её, Алиса. — Я знаю, Стейн. И это не давало мне покоя многие годы. Но в отличие от тебя я не давала ей клятву верности и любви. Ты предал и продал её, лишь только появилась возможность. Валет пожал плечами и неприятно усмехнулся. — Ты знаешь, — произнес он все тем же шипящим змеиным голосом, — ей было плевать, когда её Король бегал по ночам в мою спальню. Она предпочитала не замечать моих мучений, пока он не сделал ошибку, переключившись на её сестрицу. Лишь когда Король решился бежать к Миране, она отдала приказ отрубить ему голову. Признаюсь, я кое-в чем поспособствовал тому, чтобы она узнала… а потом… потом я просто пытался остаться в живых. Алису передернуло. Признание Валета, столь мерзкое и грязное, затронуло что-то в её душе. Перед глазами встала мертвая голова в золотой короне, всего лишь одна из многих в переполненном мертвецами рве. Она не хотела думать о том, что было между Королем и Стейном. — Мерзость. Ты бы помалкивал хотя бы при моей дочери, Кровавый Нож, — бросила она, проходя вглубь коридора. Ен молча шла рядом с Валетом. Его признание, резкое, омерзительное в своей искренности и бесстыдстве, должно было бы сломать зарождающееся в ней чувство. Но вместо этого она вдруг почувствовала глубокое сострадание к Стейну. Что могло быть страшнее, чем оказаться в безвыходном положении. Она содрогнулась, вспомнив брата, вернувшегося из закрытой школы, куда отправил его отец. Брата, который из открытого, веселого и нежного юноши превратился в усталого, озлобленного циника с мертвыми глазами. Она предпочитала не задумываться о том, через что пришлось пройти Уильяму в той проклятой школе. Сердцем она знала, чувствовала боль любимого брата, и этого было достаточно. Теперь же она не могла не думать о человеке, который шел рядом с ней. Валет словно почувствовал её состояние. — Простите меня, — сказал он, отстав от остальных и придержав Ен за руку, — знаю, что кажусь вам… неприятным… просто не хочу больше ни лгать, ни пытаться выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Только не с вами, Ен Фоулкс. И простите за то, что столь резко высказался при вас. Я причинил вам боль? Вы считаете меня… грязным? — Я чувствую себя тяжело после вашего признания, — откликнулась Ен, — но это правильно. Я не считаю вас грязным. Вы нравитесь мне, Илосович Стейн. И я предпочитаю знать все о человеке, к которому испытываю… что-то. Валет взял руку девушки и прижал к губам. — В этом ваше отличие от матери, — сказал он, — для вас действительно не существует барьеров и преград. И вы не стали бы презирать человека лишь потому, что он оказался заложником обстоятельств. — Только не я, — покачала головой Ен, — мне хорошо известно, что значит быть несвободным в своем решении.