The Hero and the Glorious Strategist

Это сон: дорога легка и послушно ложится под копыта, тени кивают головами, забывая удлиняться, и ни спереди, ни сзади не видно ни одного путника, ни единой телеги. Даже разбойников и тех след простыл. Чжоу Юй отпускает поводья, позволяя коню вести. Он не жалеет о том, что принес дому Сунь клятву верности, не умеет и не хочет; не столько ритуалы, сколько их несоблюдение привело к беспорядку на дорогах и в землях ослабевшей империи Хань. Время, когда одинокий путник чувствовал себя в безопасности, мог в любой момент выбрать дорогу, следуя зову сердца, давно прошли – если вообще были. А значит, это всего лишь сон, и кто он такой, чтобы сопротивляться его течению? Спустя несколько верст – или несколько сот, расстояния во снах так же обманчивы, как и время – он выезжает к одинокой крестьянской хижине, такой же затерянной и чуждой этому мирному пейзажу, как и он сам. Солнце садится; оно садилось всю дорогу. Чжоу Юй осматривается, спешивается, привязывает коня к плетню и беспрепятственно проходит в незапертую дверь. Стучаться не нужно. Но ни запустением, ни разложением не пахнет в комнатах, где, кроме вечерних обманчивых теней, нет ничего. Чжоу Юй успевает удивиться, откуда столько помещений в крошечном бедном домике, но тем меньше причин здесь задерживаться, потому что дорога – он чувствует – ведет еще дальше. За очередной дверью – не комната, а двор, где все еще садится солнце. Фигура в белом сидит спиной к Чжоу Юю на плоском камне. Ей все равно, кто стоит у нее за спиной. Дороги нет больше – как и уверенности в том, что перед ним не злой дух, но голова сидящего запрокинута к небу. Чжоу Юй ищет ладонью на поясе рукоять меча – и, к немалому своему удивлению, находит. Может быть, сон решил его испытать; а может быть, здесь и оружие ни к чему. - Что вы видите? – произносит Чжоу Юй вслух. На звук человеческого голоса фигура оборачивается. Кто бы это ни был, выглядит он как обычный человек, едва ли старше Чжоу Юя, хотя некрестьянская бледность лица и белые одежды, напоминающие даосское одеяние, придают ему загадочный, нездешний вид. - Будет буря. Война, - говорит он отрывисто, пристально вглядываясь в лицо Чжоу Юя – так, словно это его сон. – Кто вы? Чжоу Юй встречает его взгляд. Лгать не хочется. - Путник. - Откуда? – продолжает тот расспросы с таким видом, будто имеет на это полное право. Чжоу Юй улыбается: - Вы не поверите. Видимо, это правильный ответ. Даос продолжает его разглядывать, но уже без настороженности, скорее с отстраненным интересом – а потом резко поднимается с камня. - Что же это я, совсем забываю о правилах гостеприимства. Пойдемте за мной, - и уже на ходу, обернувшись, прибавляет: - И не цепляйтесь вы так за меч, тут вам ничего не грозит... пока. Только сейчас Чжоу Юй осознает, что все это время его рука так и сжимала рукоять меча. А этот странный даос повернулся к нему спиной. Чжоу Юй, пристыженный, ослабляет хватку, потом вспоминает, что он все-таки в незнакомом месте. Даже если это сон. Даос наблюдает за ним, и по губам его пробегает чуть заметная, легкая, как тень, улыбка; при виде ее у Чжоу Юя отчего-то щемит в груди. Будто среди обычных забот случилось ему натолкнуться на старое, полузабытое воспоминание. Но это лицо он совершенно точно никогда раньше не видел. Все даосские боги, наверное, не знают, откуда в пустом доме, по которому совсем недавно проходил Чжоу Юй, берется мебель, посуда и недурной на вид чай. Чжоу Юй молча наблюдает за даосом, пока тот выполняет все необходимые церемонии – довольно ловко для существа из снов – и затем протягивает гостю чашку; пробуя, тот признает, что чай и в самом деле неплох. Они сидят в глубоком молчании, хотя на языке у Чжоу Юя вертится тысяча вопросов, но начинать вот так сразу с них невежливо, для этого здесь слишком тихо, а для вежливости – пусто. Поэтому в конце концов разговор приходится начать хозяину. - Вы не искали меня, - замечает он, искоса поглядывая на сидящего напротив Чжоу Юя. Его слова – столько же утверждение, сколько и вопрос; разобрать, подхватить этот тон нелегко. - Не искал, - просто соглашается Чжоу Юй. Чашка удобно лежит в его руках. Даос чуть слышно вздыхает и опускает глаза. Чжоу Юй не может понять, верно ли он ответил на этот раз, разочаровал или, наоборот, успокоил хозяина; и он решается на встречный вопрос: - Вы ждете кого-то? Зачем? - Будет буря, как я уже говорил. – Даос передергивает плечами. – Смута, хаос... в такое время даже Путь не может остаться в стороне. Но мне нужен тот, кто выведет меня отсюда, укажет новое направление. А для этого он должен хотя бы знать мое имя. Он быстро поднимает глаза на Чжоу Юя: - Ведь вы не знаете? - Нет, - снова соглашается Чжоу Юй, снова не уверенный, какого именно ответа от него ждут, и пробует почву: - Но мне кажется, что я вас где-то встречал. Снова эта быстрая улыбка – как облачко по солнцу в жаркий полдень. В раскрытых дверях лениво ворочается чуть прохладный вечерний ветер. Сумерки все не спустятся. - Не совсем так. Но вы наблюдательны, господин командующий. Возможно, нам еще предстоит... - Это не мой титул, - протестует Чжоу Юй; ему и на ошибку досадно, и где-то – может быть, даже не очень глубоко – жаль, что это всего лишь ошибка. - Предстоит, - повторяет даос со значением, и с важностью его тона забавно и странно контрастирует юное, совсем свежее лицо. – Людские судьбы читать сложнее, чем небесные знамения, но вам суждены большие победы. Если я окажусь прав и мы с вами еще встретимся – не забудьте меня, ничтожного, - он щурится, но не смеется, и по спине Чжоу Юя пробегает холодок. - Тогда, прошу, скажите мне ваше драгоценное имя, чтобы я мог узнать вас при встрече, - он нарочно использует церемонную формулу, стараясь, чтобы каждое слово прозвучало искренне – как он умеет; теперь он начинает понимать, как важен этот сон. По лицу даоса ничего нельзя прочесть. - А вы осторожны. Не спешите называть свое имя тому, кто еще может оказаться злым духом... Это хорошее качество, развивайте его, - серьезно советует он, а потом, чуть запнувшись, прибавляет: - Но мне придется рискнуть. Надеюсь, вы это понимаете, господин командующий. Когда мы встретимся, меня будут звать Чжугэ Ляном. Тени ложатся на низенький столик. Ночь затопляет комнату прежде, чем Чжоу Юй успевает это осознать. Выражение глаз даоса ускользает от него. - Ваш покорный слуга Чжоу Юй благодарит щедрого и великодушного господина Чжугэ Ляна, - решительно произносит он, но в темноте, сгустившейся вокруг, уже ничего нельзя различить – и стен собственной спальни он поначалу не узнает тоже. Только это «когда» назначенной датой звенит в ушах – и имя. Имя, которое нельзя позабыть. Что, если разыскать этого Чжугэ Ляна сейчас? Но Сунь Цэ болен, и время убегает – лишнее доказательство того, что Чжугэ Лян был прав. Беда не различает сторон.