Лунапарк v2.0

Я крутил в руках очень странный конверт, где были указаны лишь мои место жительства и имя. Оно мне пришло еще утром, но лишь к вечеру я решил снова прикоснуться к нему. Ни обратного индекса, ни обратного адресата. Не было даже имени отправителя, и это поставило меня в замешательство. Ведь письма без обратного адреса отправить почти невозможно. Наконец, любопытство пересилило меня, и я его аккуратно вскрыл. Оттуда я вытащил небольшую открытку с каким-то ранчо и золотистыми словами на английском «Привет из Австралии!». Этого было более чем достаточно, чтобы безошибочно определить от кого письмо, но тогда до меня не дошло, увы. Задумчиво перевернув открытку я покорчился и с трудом смог прочесть написанное. Ужасно неразборчивые и скачущие каракули складывались в непонятные, с первого прочтения, слова и какой-то чертовски знакомый адрес был в подписи. Тогда я пристально вгляделся в него, склонил голову на бок, но и через пол часа интенсивных нагрузок на мозг, я не заставил себя вспомнить равным счетом ничего. Адрес был даже страннее самого письма. В нем не было ни города, ни улицы. Ни дома, ни квартиры, и нет, там так же не был указан отправитель. Лишь расплывчато указано примерное местоположение, которое определялось цветными вывесками, фигурами деревьев и облицовкой зданий. Так же там было описание самого места и просьба о встрече и еще какие-то несколько строк, которых я и вовсе не понял. Я посчитал бы сумасшедшим себя на вашем месте, но это до боли знакомое место меня действительно заинтересовало. Даже более того, было странное чувство, что я был там и не раз, так как память моя четко обрисовала картинку Я не понял, что это было, но какой-то душевный порыв заставил меня подняться с места. Почти тут же я пошел в комнату и, кинув пару-тройку самых нужных вещей в старый рюкзак, набрал номер аэропорта. Ответа пришлось ждать так долго, что я успел выкурить пару сигарет и выпить чашку кофе. Когда наконец оператор уделил мне время, я узнал о времени вылета и забронировал себе билет в австралийский город, Мельбурн. Отпуск у группы только начался, так что, я мог себе позволить отлучиться на пару недель. На скорую руку одевшись, сунув открытку в конверт, а его в рюкзак, я покинул квартиру. Было уже почти восемь вечера, поэтому водителю звонить не стал. Поймав такси, что оказалось тоже не так-то легко я, наконец, поехал в аэропорт и успел как раз к регистрации. Через какое-то время, когда самолет набрал высоту и выбрал курс, я пришел в себя. Достав тот конверт и вытащив открытку, я продолжил вертеть её в руках, как делал до этого дома, все ещё пытаясь вытащить что-то из памяти. Женщина, что сидела рядом со мной, с улыбкой смотрела на то, как откровенно я нервничаю. — Простите, если я мешаю Вам, — успокоил я девушку, — просто, не могу вспомнить это место, — я перевенул открытку и протянул её девушке. Она пробежалась глазами по ней и, кивнув, стала мне говорить что-то на языке жестов. Я, конечно, немного понимал этот язык, остались в памяти пара уроков, что нам с со старшим Самойловым давали для съёмок одного из клипов. Но, из всего, что она мне пыталась донести, я понял лишь несколько отдельных фраз. Я неловко потряс головой, показывая этим, что не понимаю. Тогда она, задорно сверкнув глазами, щелкнула пальцами и, достав из кармана небольшой блокнот и ручку, начала что-то чиркать. Так мы с ней «разговорились». Как оказалось, она летит туда-же, куда и я, и она прекрасно знает место, о котором шла речь на обратной стороне открытки. «Это очень романтично, писать такими загадками, рассчитывая на то, что тот, к кому это обращение — поймёт!» — протянула мне девушка очередную запись. — О, не думаю, — тут же откинул я догадку знакомой, — Признаться, я понятия не имею кто эта романтичная особа… «Но почерк ты считаешь знакомым, как и место, выходит так?» — Да, все верно, знаешь, так стремно лететь не зная куда, просто по зову души, но так… Интересно! — ответил я ей. «Я вижу, ты тоже романтик. Только вот ехать в неизвестность, полагаясь лишь на себя… Другой бы посчитал тебя психом» — написала девушка и посмеялась. — Но ты не считаешь? — посмеялся я, на что девушка затрясла отрицательно головой, — Я не знаю, сам себя бы психом посчитал, — улыбнулся я, прекрасно понимая глупость, — но я рад, что встретил тебя. Теперь я знаю, что еду в нужном направлении. Знаешь, мне кажется, что меня разыграли. «Может оно и так, но глубоко сомневаюсь, что недоброжелатели бы сделали это. Скорее всего, кто-то из знакомых» — Не отрицаю. Узнаю этого романтика, руки оторву! — посмеялся я и провёл в задумчивости по щеке, замечая то, что я совершенно небритый и выгляжу, должно быть, как бомж. В скором времени, разговор исчерпал себя и мы думали каждый о своем. Я облокотился в кресле и, закрыв глаза, опять стал думать об открытке, которую я успел уже убрать обратно в рюкзак. Поддался воспоминаниям, только они могли меня сейчас выручить. Я и в правду был в том месте, о котором говорилось в открытке и оставалось лишь выяснить кто позвал меня туда и зачем. Это было странно, но в то время я совершенно не ощущал никакого страха, как это обычно бывает при неизвестности впереди. Надо ли говорить, что весь полет я проспал сном младенца? Разбудила меня, как ни странно, не стюардесса голосом из рупора, а моя соседка, растолкавшая меня и протянувшая знакомый блокнот: «Через пол часа посадка!» — гласила надпись, которую я, с трудом разлепив глаза, сумел прочесть. Я поблагодарил ее и попытался улыбнуться. Вышло жалко, но я старался. От двадцати часов полета и почти семнадцати из них потраченных на сон у меня ужасно болела голова. Да так, что хотелось попросить какого-нибудь милого дядю отрубить мне к чертям этот источник боли. С интересом посмотрев в иллюминатор и, увидев за ним темноту, немного растерялся. Лишь вспомнив про немаленькую разницу во времени, до меня дошло, что сейчас ночь и паника ни к чему. От испуга, боль немного рассеялась, но, все же, я попросил у персонала пару обезболивающих таблеток. Выпив их, я постарался ещё немного подремать, но не получилось. Когда мы прилетели и забрали вещи, я надел кофту, что взял с собой, так как было не тепло, вызвал с горем пополам такси и, распрощавшись со знакомой, поехал на место. Голова прошла, но от обезболивающего меня начало снова клонить в сон. Из магнитолы лилась какая-то тихая мелодия, что навевала тоску и еще больше соблазняла сомкнуть веки хоть на пару минут. Я не желал сдаваться, то и дело тряс головой, но долго не протянул и, отвернувшись к стеклу, вырубился. Снились мне те годы, что я прожил здесь. Это было так давно, хотя казалось, что прошло всего ничего. А мне бы так хотелось вернуть то время. Время, когда существовали только я и ОН. Мы двое и никого больше. Тогда было все настоящим, а то, что пошло потом — лишь фикция. По крайней мере, казалась ей. Или это лишь от того, что я успешно отрицал ее действительность. Тогда мы жили, действительно жили и пользовались каждой минутой. Все было ярким, а потом вдруг поблекло. Я, признаться и заметить не успел как мир вокруг нас померк, а потом и мы сами вместе с ним. От этого я чувствовал себя просто отвратительно. Когда меня разбудил таксист, объявляя, что мы на месте, я не сразу очнулся от тревожного сна наполненного воспоминаниями, и по началу почудилось знакомое лицо. Но потом я окончательно проснулся. Состояние было просто омерзительным. Никогда бы не подумал, что может быть так дерьмово ото сна. Я не сразу понял тему, так как когда я садился в машину, все вокруг сияло разноцветными вывесками и фонарями. Сейчас кругом стояла кромешная тьма, и, честно говоря, стало не по себе. Водитель сказал, что город погас всего за несколько минут до этого, в последние дни — это часто происходит из-за аварии на электростанции, и что в этом нет ничего странного. Я хоть и понял все это, вот только легче не стало и я с опаской покинул машину. Вещей у меня с собой почти не было и я, кинув на плечо рюкзак, пошатываясь, побрел вдоль улицы. За те два года, что прожил тут, я был полностью очарован красотой этого города. И в дневное время и особенно в ночное, но я и предположить не мог, как прекрасен обесточенный Мельбурн. Пройдя пару улиц, подсвечивая себе под ноги мобильным, я наконец очутился на месте, как мне казалось. Я ошарашенный своей тупостью остановился и покрутился по сторонам. Кругом не было не души. Никто меня не ждал, как того и следовало ожидать. Расстроившись, я решил, плюнув на все, пройтись. Даже во тьме, это место мне казалось страшно знакомым. Совершенно не понимая куда, не понимая зачем, но так как я тут был, мозг сам, вспоминая знакомые маршруты, повел меня по дороге памяти. Я просто передвигал ногами, смотря по сторонам и шел, вновь подчинившись своему душевному порыву. И вновь я будто впав в транс ушел в мысли. Я вспомнил. Вспомнил абсолютно все. И то место, и каждую пройденную улицу, каждый пройденный дом и памятник. Я помню это место. Сердце странно защемило, когда взгляд мой упал на вход в Лунапарк и я двинулся туда. Я, еще когда взял конверт у почтальона, почувствовал, как показывает сердце, и все время, что я летел, все только усиливалось, а сейчас и вовсе, чуть не заставило согнуться. Это было так… странно. Я раньше никогда не был в парке под покровом темноты. Я посещал его довольно часто, но сейчас у него был особый шарм. Да еще и сердце не на месте. С каждым шагом вглубь парка, оно билось все сильнее. Вот сейчас я не мог понять вообще ничего, но что-то меня тянуло там, в темноте. Деревья отбрасывали устрашающие тени в ярком свете полумесяца. Коряги тянущиеся то к соседним деревьям, то к небу, в своих отражениях рисовали монстров, которых так боятся дети. Разбушевавшаяся фантазия представляла ветви загребущими пальцами чудовищ, которые того и гляди, просто хвать, и заберут тебя. И все будет так, как будто тебя никогда и не было. Впереди послышалась трель мобильного и я замер вглядываясь в темноту. В метрах десяти можно было разглядеть сидящего, наверняка, на лавочке человека. Тогда я успокоился и сделал еще несколько шагов вперед. С каждым движением, я все ближе приближался к черному силуэту и прислушивался к его словам. Было понятно, что это мужчина, но я не сразу сообразил, что я не дома, а незнакомец лопочет по-русски. Когда мужчина закончил разговор и поднес экран телефона к лицу, я понял кем является он. — Шурик? — неожиданно громко сказал я, не в силах поверить, что это он. Мужчина изначально подскочил с места, и отодвинулся на шаг назад. Но потом, как будто опомнившись, расправил спину и двинулся на несколько шагов вперед. — Голос… — тихо сказал он, — Лёва? И тогда я со счастливой улыбкой налетел на него с объятиями. И когда я его обнял, сердце отпустило. Только, когда мои руки обвили его большую спину, а его губы ненароком скользнули по моей щеке. Щетина несильно зарапнула, но я и сам был обросшим, поэтому не приставал. Да и кто я такой? Объятия, в которые мы упали, погружались в волшебную атмосферу конца девяностых, когда существовали только мы, а весь мир был не важен. Меня неожиданно затрясло в руках друга и подкосились ноги. В секунду слабости, Шура подхватил моё тело и прижал к себе, столкнувшись со мной носами. Как глупо получилось. До невозможного глупо, но это меня подтолкнуло, на ответственный, но просто сумасбродный поступок. Я не стал дожидаться, когда Шурик ослабит хватку и выпустит меня из кольца своих рук. Пользоваться моментом, и это не про клей, я умел, поэтому я, неожиданно для друга, припал к его губами, что до этого были соблазнительно близко. Шура отпрянул, оттолкнув меня от себя за плечи, я испугавшись отошел от него назад. Я был его другом более двадцати лет, знал его как облупленного, но сейчас я был растерян, так как ожидать от Умана можно было действительно чего угодно. Я знал все варианты его дальнейших действий, но сейчас они все совершенно выветрились из моей головы и пришел страх. Щека уже жгла от ожидаемого удара по морде. Воздуха от переизбытка эмоций в этот момент так не хватало, как будто гитарист уже дал мне поддых. На душе стало просто отвратительно. Состояние — как будто зверски отымели, а потом отмудохали, прямо здесь. Уман отвернулся и потихоньку куда-то ушел, это меня совсем огорчило. — Шур, прости меня, — сказал я в след уходящему другу, — Шур, мне правда жаль, — но друг как шел, так и не обернулся. Тогда я проследовал за ним, так как я не мог просто так уйти и не дождаться ответа или не узнать, что он меня прощает. Я не мог уйти, не завершив начатое. Волнение просто убивало, а игнорирование другом вызывало отвращение к самому себе. Вот кто только меня подталкивал поцеловать его? — Шур, прости меня. Я знаю, что все это было очень давно и не рассчитываю ни на что с твоей стороны. Это произошло чисто случайно. Да, мы договаривались забыть обо всем, но я не смог, прости, прости, прости, это было просто… — Ты заткнешься, герой мелодрамы? — пробасил Шура, обернувшись ко мне. — Уже заткнулся, — тихо и обиженно ответил ему я, — просто, хочу, что бы ты знал, что… — Ты, кажется, сказал, что заткнулся… — Да, но… В этот момент парк ожил. Я испуганно от неожиданности втянул шею, осматриваясь по сторонам. Все атракционы и качели загорелись огнями. Всюду заблестели разноцветные лампочки и фонарики. Заборы, кусты и деревья засияли гирляндами и все вокруг озарилось светом, будто в него вдохнули жизнь. На самом деле, никакой магии, лишь Шура, который поднял рычаг, включая запасной генератор электричества. На моем лице появилась улыбка при виде всей этой красоты. — Зачем ты это сделал? — просил я у улыбающегося словно маленький ребенок Шуры. — Давно мечтал! О смазанном поцелуе было благополучно забыто, чему я был несказуемо рад, но что-то в душе все-таки больно кололо. Мы с мальчишеским азартом забрались на цепочные качели беседуя о самых разных вещах. Я вновь узнал того самого Шуру, что был для меня ближе всех. Мы снова весело смеялись над общими шутками и снова понимали друг друга как раньше. Отпуск начался только на прошлой неделе, а было чувство, что мы не виделись целую жизнь. — Шур, а как ты оказался тут, вы же с Лизой должны были ехать на отдых в Германию? Только сейчас я осознал насколько странно для меня было встретить его тут. Оба расстались на время отдыха, у обоих грандиозные планы. И вот, четвертый час утра мы сидим, раскачиваясь на качелях, в сияющем под светлеющим небом Лунапарке, в обесточенном Мельбурне. Похоже на удачно провернутую шутку. Шура, услышав вопрос, неприятно корчится и, пиная под ногами песок отвечает: — Не любит она меня… Но мы спокойно поговорили, а потом я уехал, — в пустоту с болью в голосе, сказал Шура, — а ты здесь откуда? Я задумался. Очень больно было слышать о том, что тот, за кого ты душу свою готов продать — не нужен родной жене. Мне вновь стало неприятно, и я будто почувствовал боль друга на себе. — Да вот, гуляю… — отозвался я в никуда. — А именно тут ты оказался как? — Чисто случайно. Шел по улице и решил зайти сюда. — Хочешь сказать, что ты вышел погулять и по ошибке забрел в Австралию? — Шура захохотал. Кажется, у меня вышло повеселить его своей тупостью от задумчивости. — Ну… да, — придя в себя вымолвил я, — а! Здесь я оказался… — я сбросил рюкзак с плеч и, достав конверт, протянул его Шуре. — Пришло вчера утром. Я нихрена не понял, но какие-то «потусторонние силы» заставили меня поехать сюда… — Лизкин почерк! — воскликнул тут-же Шура и достал изнутри открытку. Когда его глаза пробежались по строкам он и вовсе пустился в истерический смех. Да, мне тоже было отчасти смешно, когда я читал написанное, но не настолько. — Что именно тебя так рассмешило? — удивился я. — Описания, — утирая слезу, пояснил Шура, — дело в том, что она была тут лишь однажды, знает, что у нас тут квартира, и… вот она и… На этом моменте смех Шуры прекратился. Его взгляд упал именно на те строчки, что я никак не смог разобрать. Похоже, он понял и там действительно было какое-то важное послание. — Что там написано, Шур? — тихим голосом позвал я замершего друга. Шура повернулся ко мне. Цепочки зашумели, когда он протянул мне конверт с открыткой и встал. Приблизившись к моей качели, он напряженно вздохнул и, склонившись, поцеловал меня. Я, среагировав, поднялся и, обвив его шею, теснее прижался к любимому человеку, поддаваясь целующим меня губам. Я был счастлив. С концом «нашего времени» и началом взрослой и ответственной жизни в составе группы мы потерялись и вот сейчас, наконец, нашли друг друга. Там, где не ожидали. Тогда, когда не ожидали. А последние строки гласили: «Я знаю, что он не полюбит меня так, как любит тебя, а я не смогу полюбить его так, как любишь ты. Ты нужен ему».