Проведи время со мной

— Да пошёл к чёрту! — обладательница тёмного каре отшвырнула матроску в угол комнаты, завернувшись в одеяло вместо неё. — Ты сам стал жирный! Из формы скоро в толстовку превратишься! — Что?! — огромный зубастый рот кофты возмутился, «разворачиваясь» из смятого положения. — Я не могу потолстеть! Я даже не ем! — Меньше моей крови хлебать надо! — девушка поддалась вниз, согнувшись почти пополам, становясь на один уровень с оппонентом ругани и злобно рыкнув на него. — От крови не толстеют, бестолочь! — демон придвинулся в ответ, от чего эти двое упёрлись лоб в лоб и заметали молнии взглядами. — Рюко разговаривает со своей формой. Снова. — из-за дверного косяка за сожительницей наблюдала вся семья, видимо заинтересованная тем, кто же победит — одежда или человек. — Пусть говорит, если ей нравится! Мы, кстати, тоже можем! — старшая дочь силой отодвинула всех за раз в кухню, где идею дружно поддержали, и за уже закрытой дверью послышались разговоры. — Если ты будешь много говорить, я… — Рюко выпрямилась обратно, сложив руки на груди и активно пытаясь что-то придумать до нервного пота. — Ну? Ну?! — Сенкецу заскакал на месте, ожидая обидного слова или прозвища, но когда в руках Матой звякнули ножницы, а глаза недобро сверкнули, у смельчака швы сжались, и он без лишних слов сам «повесился» на вешалку и умолк. Победоносно хмыкнув, Рюко без задней мысли завалилась на футон с острым предметом в руках в позе «звёздочкой» и перевела внимание на окно. Сегодня суббота, да и в целом выходные… У неё вообще были хоть какие-то планы на них? «План заняться спортом» прозвучало в голове не своим голосом. — Заткнись! — прямо около рукава матроски в стену воткнулись растопыренные, швейные ножницы, и если приглядеться, то можно было увидеть лёгкую дрожь ткани, но на это Матой не отреагировала, недовольно фыркнув и укрывшись уже с головой. В течении дня одежде из живых нитей был объявлен протест в виде не снимаемой пижамы Мако. Конечно, это была палка о двух концах — из-за этого самой носительнице пришлось торчать дома, от чего она совсем измоталась сидеть в ванной, листать комиксы и ничего не делать под пристальным, незамеченным собою же взглядом. Попытка в беседу с кем-то из семьи толковой не оказалась, ведь даже когда они с Мако ушли в обсуждение резиновых уточек-убийц, им уже нужно было уходить на базар, ну а сожительница по уже ясным причинам сопроводить их не могла. Ждать пришлось до позднего вечера. Судя по пакетам и настрою Манкансёку, закупка оказалась удачной, но глядя на время — долгой и возможно муторной, правда по ним и не скажешь. Но даже после того, как все были в сборе, настроение так и не появилось. Рюко маялась целый день не только от безделья, но и какого-то неприятного осадка на душе: что-то среднее между грустью и безразличием. За ужином кусок в горло не лез, удары по Матаро и Бараздо за подглядывание пришлись быстрые и чёткие, но без криков и энтузиазма, а продолжать тему геноцида ванных игрушек с подругой уже не хотелось. Столь отстранённое поведение гостьи насторожило мать семейства, и она даже предлагала какой-то свой отвар, помогающий от грусти, но Рюко вежливо отказалась, боясь, что после того, что ей суют под нос, она не то что грустит перестанет, она в принципе уснёт и не проснётся, так как пахло именно подобным продолжением. По итогу раньше всех уйдя спать, воительница так и лежала уже под храп семейства, не сомкнув глаз и уставившись в школьную форму, никак не реагирующую ни на что весь чёртов день. Как у него так получилось? Где он набрался столько хладнокровия? Или это она переборщила с угрозой? Сейчас, когда прошло уже столько времени, ей не кажется запуск ножниц такой уж безобидной и глупой затеей, как она думала утром, оправдывая себя тем, что матроска просто преувеличила масштаб проблемы. — Ты до сих пор не спишь? Голос в тишине слегка пугает, но вовремя сориентировавшись, Рюко поднимает голову на его обладателя. Матроска сверкала в лунном свете единственным глазом, от чего цвета казались теперь глубже и темнее. — А ты то чего проснулся? — она не хотела, но интонация будто бы сама за неё решила обидеться, от чего школьница слабо сжалась. — Я не спал. — непринуждённо бросает кофта, заставляя хозяйку забыть о напускной хмурости и вытянуться в лице. — Вообще. Его дополнение к словам совсем выбило её из колеи. Нет, просто она свыклась, что если они вдвоём ничем не заняты, то обычно болтают обо всём на свете, а сегодня было с точностью наоборот. Неужели это всё из-за их утренней ссоры? Он настолько не хотел с ней разговаривать, что притворялся спящим всё это время? Неловкая тишина висела уже пару минут. Рюко отчаянно хотела что-то спросить или просто сказать, но в голову ничего стоящего не лезло. Нужно что-то такое, что не подольёт масла в огонь, но и не будет странным— — Ты сегодня толком не поела. — вновь она вздрагивает, хватает ему напомнить о себе, но теперь несколько раз прокручивает сказанное в голове. — Ты что, следил за мной? — усмехается Матой по большей части из защитной реакции, но когда одежда не хихикает в ответ, а лишь странно обводит комнату взглядом, становится не до смеха. — Ты серьёзно…? Лицо вытягивается в некое презрение, а глаза подозрительно щурятся на невинно посвистывающий Камуй, что осекается только тогда, когда в очевидно его сторону слышится «извращенец». — Н-ну не в этом же смысле, Рюко, ты же меня знаешь, я бы так никогда не сделал! П-просто… Кто ж присматривать за тобой будет, а? Да и мы ведь напарники, верно…? — поток оправданий давно бы уже разбудил спящих, но только выбил девушку на приглушённый смех, от чего матроска всё же расслабляется, растянувшись в улыбке — значит, она не злится. Это главное. — Конечно, куда уж хуже, если при первой нашей встречи ты кинулся на меня и раздел, словно маньяк? — только вот едкое замечание выбило одежду обратно из колеи — ну это явно не то, что хотелось бы вспоминать после всего того, что они вместе уже прошли… — Ты смеёшься, а та встреча была, судя по всему, судьбоносной, — отвлекаясь на ночное небо за окном, Сенкецу настолько внимательно в него вглядывался, что казалось пытается сосчитать все звёзды которые только видит. Рюко же, сначала посмотревшая на него и думающая о диалоге, последовала его примеру и уткнулась в яркие, белые точки на тёмном полотне. — Почему ты так думаешь? Там ведь мог оказаться кто угодно. Кто-то, кто может лучше, умнее, сильнее меня, — как-то даже прискорбно выдвигает своё мнение девушка, от чего награждается осуждающим взглядом, который быстро возвращается к вымытому стеклу. — Может быть и оказался, но уж точно не подошёл, — почти заключает одежда и кажется, даже пожимает плечами. — Я это не просто так говорю. Даже несмотря на то, что первые наши выходы в свет были не шибко удачные, в итоге мы сработались, да настолько, что теперь с руками не оторвать, разве нет? Ему даже не нужно было поворачиваться чтобы понять, что сейчас она улыбается. — Да и не секрет, что я чуть не удавился кровью девчонки, что руководила ловушками, — насмешливо дополняет Сенкецу, от чего Матой снова хохочет. — Моя очередь, да? — неожиданный вопрос, хотя с её интонацией звучавший больше как риторический, удивил Живую Нить, и он уже взглядом спрашивал владелицу, что та имеет ввиду. — Ну, нахваливать тебя и говорить, почему и как я ценю тебя. Даже несмотря на то, как это насмешливо звучало, Сенкецу почувствовал, как по каждой ниточке бежит странное тепло. Она была готова начать презентацию, он знает. — Было бы, конечно, неплохо, но я и без этого догадывался, — тянет тот, заставив хозяйку растеряться. — Думаешь, я не чувствую твой пульс, сердцебиение и горящую кровь, когда я на тебе? Наивно предполагать, что я знаю и ощущаю меньше, чем ты сама, Рюко~. Столь интимное заявление вгоняет девушку в краску моментально, и достаточно большая луна не даёт этого скрыть. Пальцы сжимают собственные штаны на коленях, она один раз громко сглатывает и почти давится, так и смотря на Камуй. — С-спокойной ночи! — внезапное желание уснуть появилось именно сейчас, и она бухается на подушку так резко, что даже слабо чувствует твёрдость пола под головой. Наблюдать за спектром эмоций этой девушки было почти как драматичный сюжет. Провожая взглядом покрывало, что укрыло «главную актрису одного театра» в ту же секунду, матроска не сдерживает какой-то снисходительной улыбки при рассматривании этого комочка. — Спокойной ночи. Свет становится ярче, а чей-то голос — громче. Её настойчиво вытряхивают в реальность, и сон в конечном итоге отпускает заспанную девушку, чему та совершенно не рада. — Я же вижу, что ты не спишь! Вставай, Рюко, ну же! — веки еле как разлепляются, и назойливое солнце закрывает собой матроска, так довольно улыбающаяся с утра. — Конечно, уже не сплю, — бурчит Матой, грезящая вот-вот упасть на подушку вновь. — Вот и отлично! — удерживающий на своих рукавах хозяйку Сенкецу воспринял её голос как зелёный свет и бросился снимать пижаму с девушки. Та особо против и не была — доверие, да и лишний раз полежать против она не будет. — А к чему вся эта утренняя спешка? — всё же вставая, ведь не зря Камуй тут мучался, самостоятельно надеваясь на неё, школьница подмечает, что ещё всё спят. Ну, конечно, сегодня последний день выходных, а кое-кому не спится. — Я хочу тебе кое-что показать! — пылкость одежды была для владелицы неожиданна, поэтому наскоро умывшись холодной водой, чтобы не заснуть на ходу, уже заинтригованная Рюко поскакала по указаниям на выход, а после электричку. Всю дорогу, что они ехали, Сенкецу может и молчал, но вёл себя как-то неспокойно. Не то чтобы он кидался на других «ранних пташек» в вагоне или спрыгивал с подруги, оставляя её в нижнем белье. Скорее просто как-то ёрзал на ней и поглядывал наружу. Такое поведение немного напрягло Рюко. Не уж то он что-то почувствовал ещё утром? Кирюин подала какие-то подозрительные действия? Да и едут они чуть ли не до конца, прямо к академии, не уж то…? — Слезаем! — от неожиданности Рюко подскакивает, почти в один шаг покидая вагон и оставаясь на самой верхушки всех зданий, так и не доехав до школы. — Что такое? — немного напугано интересуется школьница. — Обернись назад! — и Сенкецу настойчиво потянул самим собой девушку в сторону тех домов, что они проезжали. Глаза уже во второй раз слепит солнце и приятно греет оголённые части тела. Поморщившись от жгучего зрачки света, Матой пару раз моргает, привыкая к яркости и восхищённо вздыхает, не найдя слов. Уже почти вышедшее из-за горизонта светило всё ещё играло белыми и жёлтыми красками, плавно перекатывающиеся в оранжевый и бежевый. Редкие облака словно разбавляли насыщенность, и у Рюко появилось непреодолимое желание это сфотографировать или нарисовать. — Красота… — тянет ученица, от восторга заставив румянец прилиться к щекам. — Мне тоже нравится. — подхватывает Живая Нить, отметив помимо восхода и окрашенные в такие же цвета крыши домиков, и улицы с людьми-муравьишками, шныряющими туда-сюда. — И такое здесь каждое утро? — Рюко всё не может оторвать взгляда, и можно было увидеть, как радужки блестят в падающих на неё лучах. — И вечер. — добавляет завороженный снизу уже владелицей Камуй. — Даже жаль, что мы это увидели только сейчас, — неловко потирая шею, Матой виновато улыбается, чувствуя, что здесь есть какая-то её вина. — Ну, если бы ты не думала постоянно о Сацуки и мести, может заметила бы и раньше, — наигранно вредничает Сенкецу, заставив носительницу аж впасть в краску — он явно знал, на что надавить. — Да и вы с Мако обычно очень увлечены разговорами. А я ещё с первого дня на тебе заметил это место. Но кто бы послушал меня, да? Матроска продолжает «обижаться», от чего выводит девушку уже на смех, который так он любит. По большей части Рюко любительница покричать и угрожать, и не сразу скажешь, что её настоящий хохот такой приятный. — Ревнуешь что ли? — её вопрос аж слух режет. Все мысли мигом исчезают, оставляя после себя пустоту и неизвестную неопределённость. А он что, и правда ревнует? А как это ощущается? Ему то откуда знать? — А ревность это что? — такого она, в принципе, и ожидала. Он ведь создан, и может быть и живой, но никогда не проживающий что-то по-настоящему. — Ну, ревность — это такое неприятное чувство, когда ты не хочешь делиться. Что-то наподобие жадности, но чаще применяется к людям, — объяснения на простом языке были по большей части от Матой. Сенкецу совсем не глупый, он понял бы, даже если бы она зачитала ему статью на счёт этого термина, только вот сама Рюко девчонка простая и не любящая лишнюю возню. Пояснения владелицы заставило одежду отвлечься от основной причины их прихода сюда и глубоко задуматься. Настолько глубоко, насколько позволял ему его опыт наблюдения за людьми и вложенные в него знания. Наверное, ревность это слишком громко? Не считается ли его порыв защитить её от всех этих нудистов, приближающихся к ней на опасное расстояние ревностью? Не считается ли его зависть к Мако, которая так часто болтает и обнимает подругу ревностью? Не считается ли его чувство удовлетворения, что он ближе к ней, физически и духовно, чем кто либо, ревностью? — Получается, что ревную. — как-то даже для себя отстранённо заявляет он, заставив их обоих удивлённо переглянуться. — А разве плохо, что я хочу побыть с тобой наедине и провести время с тобой? В его тоне не было упрёка или давления — он правда не понимал, от чего Рюко почувствовала, как её кровь начинает бурлить. Как они вообще пришли к этому разговору? И почему говорят о таком друг с другом? «Думаешь, я не чувствую твой пульс, сердцебиение и горящую кровь, когда я на тебе?» В голову так резко вонзилось воспоминание об их ночном диалоге, что она аж встала по стойке смирно. Руки сжимаются в кулаки, от чего ткань перчаток похрустывает, заставив Сенкецу разволноваться на счёт своего же вопроса. — Нет. — краткий ответ кажется Рюко слишком грубым и неточным, от чего она делает глубокий вдох-выдох и успокаивается. — Это ничуть не плохо, Сенкецу, поэтому сегодня мы проведём этот день вместе. По-настоящему широкая улыбка девушки выбивает матроску из колеи и он словно теряется в пространстве. На секунду он жалеет о неимении собственного тела, прежде чем вспомнить, что он намного ближе. Ткань формы становится немного теснее и теплее, что сначала удивляет носительницу и в голову приходит бредовая мысль о её быстром росте. Лоскут в виде глаза на воротнике прикрыт, и до девушки доходит столь милая и очевидная вещь. — Это ты так обнимаешься? — в ответ слышится тихое «угу», и руки ложатся на плечи, мягко проходясь кончиками пальцев по швам. — Приятно… Домой им пришлось вернуться из-за взволнованной Мако. Их односторонние с виду объятия прервал громкий восклик снизу, где на крыше собственного дома им махала девчушка, паралельно с этим оповещая свою семью о найденных пропавших. По прибытию обратно этих двоих оповестили о шокирующей догадке Мако об их похищении, в доказательство чего вся семья уже была собрана с самодельным оружием из кухонных и бытовых приборов, заставивших Рюко еле сдержать смех. Расспросы кончились на том, что все удостоверились в обычной утренней зарядки сожительницы, которая после заявила об «ужасной идее» и попросила заместо этого весь день подремать и насладиться тишиной, что ей обеспечили, просто-напросто уйдя на семейную прогулку. — Вот мы и в распоряжении друг друга! — падая на не застеленный футон, Рюко приземляется уже в одном нижнем белье, а Сенкецу, успешно спрыгнувший с неё в полёте, подскакивает прямо к ней под бок. И день они и правда провели только в компании друг друга. Девушка показала матроске любимые комиксы, которые тот читал одним махом, один раз даже наткнувшись на журнал Бараздо, спутав его с очередным выпуском, но не увидев там чего-то, чего бы его удивило, заставив Матой лишь зря краснеть за старого извращенца. Карты стали вторым положенным делом, и понравились они Камую больше, чем домино и шоги. Когда же брюнетка уточнила, что в карты часто играют на желания или раздевание, Сенкецу долго переваривал услышанное, пытаясь понять, дело в азарте самих людей или эти цветные карточки обладают способностью подчинения. И что самое душевное — их разговоры, затянувшиеся до такого, что пришлось включать уже свет, так как в темноте активно обсуждать того самого странного парня из класса напротив не так интересно. Любимое дело хозяйки Сенкецу не разделил, поэтому когда она отправилась ванну, прихватил с собой вешалку, где там повис на крепление и продолжал беспечное обсуждение всякой ерунды с носительницей. Он бы никогда и в жизни не подумал о том, что сплетни так будоражат. Правда в конце концов, разыгравшаяся Рюко облила матроску водой, от чего тот промок до последней нитки и долго отчитывал Матой, что извинялась в приступе хохота. К тому моменту пришли уже и Манкансёку: с венками на голове и, о боже, добычей в виде не до конца прибитого кролика, которому Рюко помогла из жалости сбежать, а негодование Сукуё быстро забылось просьбой Рюко о глажке промокшей формы, чем та с удовольствием занялась. Своеобразное извинение в виде горячего утюга сработало на Сенкецу как для ребёнка новая игрушка. Довольный сбежавший с гладильной доски, пока мать готовила новое бельё, Камуй прыгал обратно в комнату к хозяйке, где она обещала его ждать. Только было приоткрывая дверь, за взгляд одежды цепляется Рюко. Казалось бы, ради неё он сюда и пришёл, только вот её обеспокоенное лицо и кручения перед зеркалом заставило застыть. — Может, я и правда набрала? — тихо, но достаточно, чтобы услышала сама матроска говорит девушка. — Сенкецу ведь, наверное, неудобно. Ещё одно новое чувство за сегодня — стыд. Камуй почувствовал неприятное жжение где-то внутри себя и одновременно с этим желание дать самому себе по выточкам. Это ведь из-за их ссоры она теперь думает, что действительно потолстела! Как он, её самый близкий друг, мог так сказать! Да даже не друг, а…! А кто? Он ведь её одежда… Словно фантом, он почувствовал нежные прикосновения на плечиках, от чего аж обернулся. Нет, никого. Да и ощущения такие были только сегодня утром. Обычных друзей так трепетно не обнимают, и она сегодня это доказала. — Рюко, стой! — дверь широко открывается, заставив девушку испугаться и аж упасть обратно, глупо захлопав глазами. — Никаких диет! — С-Сенкецу? Как долго ты—? — она стояла у зеркала минуты две от силы, что он успел услышать и увидеть? — Ты — воин! Твоя задача становиться сильнее, чтобы мы точно смогли осилить Кирюин и её испытания! А ты знаешь, как сильно диеты влияют на организм? — Камуй налетает на хозяйку, хватая её за плечи и потрясывая даже сильнее чем утром, не давая договорить. — Будешь ты ещё слушать всяких глупых матросок из Живых Нитей! — Н-не говори так! Ты не глупый! Ты — моя любимая форма и дорогой чело—эээ, ну, существо! — настолько облажаться в столь серьёзный момент — она почувствовала, как у неё горят мочки ушей. Боже, ей будет всю жизнь за этот момент стыдно… — Рюко… — он тоже обратил на это внимание, но не с целью посмеяться. Она ведь могла сказать просто «дорогой друг», это была бы правильная расстановка слов в предложении. Она же предпочла сказать «существо». Может, это он придаёт большое значение этому слову, и она на самом деле просто оговорилась и не имела ничего такого, но ему хочется думать именно так, как устаканилось у него самого. — Впредь я сама хочу просить тебя проводить со мной больше времени… — пока Сенкецу размышлял над подтекстом её последнего слова, Рюко уже прямо давала понять, что он правильно всё истолковал. Её протянутые в ответ руки сгребают его ближе к себе, прижимая к груди, пока до него медленно, но верно доходит, и он поддаётся вперёд так сильно, что роняет владелицу на футон полностью. — Ты можешь о таком даже не просить! — и вот на плече темноволосой девушки уже во всю ревёт от любви страшное оружие, который потом вместе со своей носительницей и свершит важную часть в падении эры Кирюин, остановит восстание Живых Нитей и спасёт человечество, но пока что его будут успокаивать мягкими хлопками по тканевой спине и просьбами слезть, а то она задохнётся.