*****
Она была потрясающей. От кончиков светлых волос до звонкого смеха и теней от ресниц, застенчиво падающих на румяные щеки. Она была бесконечно прелестна и захватила его целиком, без остатка, с первого взгляда и смущенной, неловкой улыбки. Он был уверен, что эта девушка с бездонными серыми глазами – та самая, единственная и неповторимая, предназначенная ему самой Судьбой. Они даже были похожи друг на друга, как две половинки одного целого. Он без малейшего сомнения протянул ей руку, переплетая пальцы, и зачарованно смотрел на запястье, ожидая чуда. Но ничего не произошло.*****
Их роман начался стремительно, бурно и ярко, а затем перерос в фактический, но брак. Он был не против – Аманда была потрясающей и удивительно понимающей, мягкой и доброй, способной укутать его в невидимое одеяло любви и нежности, от которого на душе становилось тепло и спокойно. И все было бы прекрасно, восхитительно, чудно, если бы не досаднейшая деталь в виде отсутствия каких-либо слов на запястьях. Это не давало покоя, неизменно мучило, словно червем грызя мозг откуда-то изнутри. Это было зудом, назойливым и не проходящим, от которого не было ни единого способа избавиться, как бы сильно ты ни чесал кожу ногтями. Это было… паршиво. Откровенно паршиво… У него были роли в кино, что одновременно было и приносящей удовольствие работой, уютный дом, прелестная жена и любимая собака. Было все, о чем только мог мечтать любой другой человек, но неизменная пустота на запястьях угнетала. Безжалостная, абсолютная пустота заставляла вновь и вновь скользить большим пальцем поверх вен, словно это могло что-то изменить. И невольно в голову закрадывались мысли, что где-то есть человек, предназначенный ему. Идеальный для него во всех смыслах и отношениях. Где-то там, далеко за пределами уютного дома и теплой постели, в которой они с Амандой часто лежали, читая книги и иногда обмениваясь незначительными предложениями, посмеиваясь и пихая друг друга в бока. И от этих мыслей все становилось не так уж и чудно…*****
Когда он смотрит в серо-голубые глаза, обрамленные угольными ресницами, тени от которых падают на бледные скулы, то невольно ощущает некое дежавю. Он очарован этими необыкновенными глазами, этими мягкими чертами лица и, черт возьми, потрясающим голосом, будто созданным для Шерлока Холмса. Да что уж там, сам Бенедикт был словно рожден именно для этой роли, и он мастерски справлялся с читкой сценария, пускай и немного нервничая, что выражалось лишь в ритмичном постукивании длинных пальцев по столу. Он буквально лезет из кожи вон, чтобы превзойти самого себя, выкладывается на максимум и толком не осознает, почему. Страстно желая получить роль в проекте, обреченном на успех, или не менее страстно желая работать в паре с этим молодым, но уже безмерно потрясающим мужчиной? Он не знает, не позволяет себе задумываться об этом, вновь и вновь вспоминая про любимую, обожаемую им супругу… Он буквально танцует от переполняющих чувств, когда узнает, что его и Камбербэтча утвердили на главные роли. Он звонко и искренне смеется, обнимая не менее счастливую Аманду и кружа ее над полом, и отчего-то ему кажется, что эта роль изменит всю его жизнь.*****
Он – Джон Ватсон, и он подходит к Шерлоку Холмсу, улыбаясь и протягивая руку в знак приветствия. Уверенно, без сомнений, ничего не подозревая. И Бенедикт, даже будучи Шерлоком Холмсом, приветливо улыбается ему, пожимая руку в ответ. Это – его первое прикосновение к Камбербэтчу, и от него внутри взрывается сверхновая, заставая врасплох, заставляя растеряться и попросить пятиминутный перерыв. На мгновение Мартину чудится, что Бен смущен до кончиков темных волос и не менее растерян, чем он, и незаметно касается длинными пальцами своего запястья. Мартин скрывается где-то за углом, тяжело дыша, а затем бросает взгляд на собственную руку и с ужасом замирает. Темно-синим росчерком выведено всего три слова: «Как всякая река…».*****
Они не говорят об этом, но прекрасно понимают, что произошло. Они не показывают растерянности и шока, ни единой эмоции, способной выдать, что ситуация для обоих – мягко говоря, – полностью вышла из-под контроля. Они отыгрывают все необходимые на сегодня сцены, пересекаясь взглядами лишь по необходимости. Они чувствуют напряжение и острую необходимость это обсудить, и одновременно с этим чувствуют нечто иное, что позже кто-то будет ошибочно называть всего лишь химией, возникшей между актерами…*****
Мартин пьет горячий кофе и медленно, мучительно медленно осознает, что все его чувства в этот момент – огромный товарный поезд, неумолимо и стремительно несущийся прямо в его сторону. Он не знает, что за половина фразы скрывается на запястье Камбербэтча, но почти уверен, что там будет что-то про неизбежность. Бенедикт был живым воплощением этой самой неизбежности… Он сидит на ступеньках, наблюдая за своим напарником, который что-то обсуждает с Марком и активно жестикулирует, а затем растерянно улыбается, бросая взгляд в сторону Фримана. Даже с такого расстояния он видит, как в серых глазах плещется бесконечное сомнение и неуверенность, а затем Камбербэтч, тяжело вздохнув, уходит со съемочной площадки, неоднозначно помахав ему рукой. Возможно, это и к лучшему. Им есть, о чем поразмыслить наедине с собой, прежде чем прыгать в бездну.*****
Они сопротивляются этому чувству и этой неизбежности, не смотрят на свои запястья, но невольно пожирают друг друга глазами. Камбербэтч задумчиво улыбается, а Мартин – рефлекторно проводит языком по губам, от чего Бен мгновенно вспыхивает, сглатывая и отводя взгляд в сторону. Бенедикт знает, что Мартин, фактически, в браке. Знает это и сам Мартин, вновь и вновь напоминая себе об этом, словно сражаясь с соблазном. Впрочем, именно так оно и было… Они сопротивляются неизбежному ровно месяц, а затем с глухим рычанием срываются, позабыв про горячий кофе, оставленный на ступеньках, и запираются в гримерке, принеся в жертву одну из рубашек Шерлока, расставшуюся почти со всеми пуговицами разом. Позже они совершенно не знают, как объяснить порчу вещи, смущенно улыбаясь и краснея.*****
На запястье Бенедикта выведено: «неизбежно впадает в море», и Мартин, невесомо целуя длинные пальцы, понимает суть этой фразы. Они – словно реки, обреченные впасть в нечто большее, чем они сами. Нечто более значимое, разрушительное и неумолимо всепоглощающее. Нечто совершенно неизбежное… – Как всякая река неизбежно впадает в море… – задумчиво повторяет Бенедикт своими низким баритоном, и его хрипотца – господи, до чего сексуальная хрипотца! – заставляет прервать его, заткнув поцелуем. Бен, в общем-то, совершенно не против.*****
Бенедикт часто рассуждает о неизбежности и о том, что они будут обречены сталкиваться и влюбляться в друг друга. В любое время. В любом мире. В любой вселенной. И, кажется, их роли Шерлока и Джона лишь доказывают это. А ведь в будущем могли быть и другие проекты, в которых их герои так или иначе будут сталкиваться друг с другом… – Таких совпадений просто-напросто не бывает. Вселенная слишком ленива для этого, – говорит он тоном Шерлока, и Мартин с ним даже не спорит. Да и есть ли смысл, когда это настолько явно и очевидно? Он лишь улыбается, зарываясь пальцами в кудри Холмса и тайно жалея, что Камбербэтч избавится от них при первой же возможности. «Ты не представляешь, как сложно ухаживать за этими кудрями!», – жалуется он каждый раз, но отчего-то снова и снова обещает подумать о том, чтобы походить с ними чуточку подольше.*****
Мартин все больше утопает в этой бездне, до краев наполненной голубоватой водой, но преимущественно, в глубине – серой. Тонет, но совершенно расслабленно, позволяя этой воде обволакивать себя, проникая внутрь, и обнимать, как старого друга, неизбежно утягивая на дно морское. И Фриман покорно идет ко дну, вновь закрывая за собой дверь с табличкой «Не беспокоить!», расстегивая пуговицы на рубашке и целуя восхитительные, бесконечно желанные губы Камбербэтча…*****
Когда съемки проходят за городом, они вдвоем ютятся в одном трейлере, периодически воюя за одеяло или не засыпая вовсе, найдя куда более увлекательное занятие… Бен спит очень чутко, просыпаясь от каждого звука, превышающего одному ему известную норму. Мартин спит очень крепко – его не разбудил даже Камбербэтч, однажды запутавшийся в простынях и свалившийся ему на ноги; он лишь шумно вздохнул сквозь сон и обнял подушку, на которой пять минут назад была голова Бенедикта, и которая все еще пахла его ментоловым гелем для душа. Они оба обожают это время – им более чем комфортно в обществе друг друга, а в трейлере они более-менее защищены от постороннего внимания и любопытных взглядов, впоследствии обрастающих разговорами и слухами. Впрочем, последнее было, как любит говорить Бенедикт, совершенно неизбежно, ведь их отношения – очевидны. Мартин не спорит и с этим, и невольно задумывается, когда эти слухи дойдут до Аманды. Да и как вообще сообщить ей, что после десяти лет «брака» он хочет уйти к мужчине? Он не знает…*****
Бенедикт с легкостью читает в его синих глазах беспокойство, накрывает ладонь своей, большой и теплой, и смотрит внимательно, терпеливо, ожидая. Мартин кусает нижнюю губу, переворачивает свою ладонь и переплетает их пальцы в замок, прежде чем прикрыть веки и полностью сосредоточиться на этом тепле и выпирающих костяшках, которых касаются подушечки его пальцев. Они вместе сидят на кровати, поверх теплого одеяла, и из всех источников света – лишь небольшой ночник, что делает атмосферу вокруг них почти интимной. Съемочный день закончился полчаса назад, и все уже разошлись по трейлерам и разъехались по домам. – Меня это беспокоит, – начинает Мартин, глядя куда-то в сторону. – Я не знаю, как быть с нашими отношениями и теми, в которых… я уже состою. – О, Мартин… – Знаю, знаю, я тебя уже достал со своими угрызениями совести, но… – Фриман грустно усмехается, наконец, встречаясь взглядом с серыми глазами. – Я правда не знаю, как быть с ней. И не знаю, как быть с нами. – Я не могу сказать тебе, как быть с ней. Как бы сильно мне этого ни хотелось. А что до нас… Как всякая река… – …неизбежно впадает в море, знаю. – Знаешь, но не понимаешь. Или не до конца осознаешь. Это неизбежно, и мы с тобой воистину обречены на это. В реальности или во вселенных, героев которых мы воплощаем своими ролями. Здесь и сейчас или в рассказах поклонников, которые, поверь мне, не останавливаются на одном лишь «Шерлоке». Быть может, это не первый раз, когда мы видимся, обреченные на эту неизбежность, и не последний, если ты веришь в реинкарнацию. Снова и снова, раз за разом, в любом времени и в любом из миров. Мы с тобой, – он берет его за руки, серьезно глядя прямо в глаза, – неизбежны, и неизменно впадаем в это море. Я готов утонуть в нем. А ты?.. – Я уже давно утонул, – сдаваясь без особого сопротивления, шепотом говорит Мартин, улыбаясь уголками губ, обнимая Бенедикта за шею и притягивая к себе для поцелуя. И пусть он сгорит заживо прямо здесь и сейчас, если солгал…******
Бенедикт смотрит на него его взглядом, подмечая какие-то детали и время от времени прищуриваясь, анализируя. Он не совсем понимает, что в последнее время гнетет Фримана, хотя и смутно догадывается, что дело в его фактической супруге, а Мартин в свою очередь не особо спешит этим делиться. Даже с ним. Камбербэтч настойчиво прожигает его взглядом еще несколько минут, а затем встает со стула и уходит, чтобы затем вернуться с кофе в руках и требовательным: – Выкладывай. Мартин смотрит на него устало, принимая теплый стаканчик и сосредотачивая все свое внимание на темной горячей жидкости и паре, тающем в прохладном утреннем воздухе. – Я думаю насчет Аманды… Не знаю, как сказать ей, что… что… – О нас, верно? – подсказывает Бен, и Мартин кивает, делая глоток горячего кофе. – Да. Рано или поздно мне придется сказать ей об этом. И не только ей… Вообще всем. – Вообще всем? – переспрашивает Камбербэтч, чуть нахмурившись и прикусив нижнюю губу. Не то чтобы он был против… – Ну, если ты не хочешь, то я не… – Нет. Нет, я не против. Наоборот, я думал, что ты этого не захочешь. – Это неизбежно, Бен. К тому же, – Мартин тепло улыбается, откинувшись на спинку стула, – нужно быть полным кретином, чтобы бежать от своей Судьбы. Или хотя бы от тебя, с твоими-то ногами. И утреннюю тишину нарушает искренний и звонкий смех обоих мужчин.*****
Бенедикт не сводит с него напряженного взгляда, пока Мартин делает восемнадцатый круг вокруг их трейлера. Девять минут назад ему позвонила Аманда, и разговор этот продолжается до сих пор и вдали от его ушей. Мартин то и дело жестикулирует, поглядывая на Камбербэтча, пока тот сидит под небольшим навесом в обществе Руперта, лениво пьющего утренний кофе и читающего книгу. На двадцатом кругу Мартин останавливается, с трудом выдавливая из себя слова и сотрясаясь от смеха. Бен невольно вздрагивает, хмуря брови. Ему жаль, что он не слышит, о чем Фриман так долго и, кажется, весьма весело говорит с Амандой, и одновременно с этим боится узнать. На двадцать третьем круге он отключается, внимательно смотрит на Бенедикта, а затем проводит языком по нижней губе, кивая в сторону трейлера. «Есть разговор», – понимает он и срывается с места.*****
– Ты не поверишь! – Мартин буквально задыхается от переполняющих его чувств, едва Камбербэтч успевает подойти к нему достаточно близко. – Она… Она… И Мартин вновь взрывается смехом, столь странно беззаботным и счастливым, что Бенедикт невольно думает о том, что хотел бы иметь хоть часть способностей Холмса, чтобы понять причину веселья Мартина. – Что «она»?.. – Она тоже на съемках, я ведь говорил? – Да. – Так вот, – Фриман прикрывает улыбку кулаком, но продолжает слегка дрожать. – Она встретила его. У нее на запястье появилась половина надписи. И тут до Камбербэтча доходит. – То есть, вы?.. – Да. Конечно, еще обсудим все это при личной встрече, ибо нужно разобраться с имуществом и прочими вопросами, – Фриман выдыхает, на мгновение прикрыв веки. – Но да, мы оба еще не настолько выжили из ума, чтобы цепляться за не судьбоносные отношения. – Это же… Боже, это ведь потрясающе! – Эй, это моя фраза! – смеется Мартин, впервые чувствуя себя настолько… свободным. Бенедикт позволяет себе шумно выдохнуть, а затем обхватить лицо Мартина ладонями, целуя влажные и улыбающиеся губы и увлекая его в долгий и пылкий поцелуй. Где-то под навесом удивленно покашливает один Руперт…*****
Мартин не может отвести завороженного взгляда, пока Бенедикт сидит рядом с ним, закрыв глаза, отчего дуги теней ложатся на его чуть розоватые скулы. Он не может не усмехнуться, уже во второй раз чувствуя это дежавю, пока до него доносятся голоса с улицы, местами переходящие в довольные крики. Его взгляд уже привычно выхватывает новую для него вещь – кольцо на его безымянном пальце, которое, вместе с последними новостями о судьбе Шерлока и Джона, является причиной всей этой шумихи. Камбербэтч улыбается уголками губ, словно чувствуя, о чем размышляет Мартин. – Интересно, какие заголовки будут у завтрашних газет? – задумчиво и, по большей части, риторически спрашивает Мартин, проводя большим пальцем по гладкому золоту. – Надеюсь, что там будет наша фраза, – Бен улыбается шире, открывая глаза, в которых горит задорный огонек. – Не зря же была сделана гравировка на внутренних сторонах колец. Мартин согласно кивает, заражаясь улыбкой Камбербэтча. Он смотрит на него и в полной мере осознает, насколько он потрясающий. До самых кончиков коротко стриженных волос, до заразительного смеха и острых скул, тронутых очаровательным румянцем. Он бесконечно прекрасен и восхитителен, и он умудрился пленить его, Мартина, с самого первого взгляда, и захватить его целиком, без остатка – с самого первого прикосновения. Глядя на него, он уверен, что этот шикарный мужчина – тот самый, единственный и неповторимый, предназначенный ему самой Судьбой. Они удивительно непохожи друг на друга, но идеально совпадают, дополняя друг друга совершенно во всем. Мартин протягивает руку, переплетая их с Беном пальцы в замок, вечный и нерушимый, и зачарованно смотрит на запястья, видя фразу, определившую всю дальнейшую жизнь и их роли в ней. Как всякая река неизбежно впадает в море…