***
Изакс появился в его жизни довольно давно — вскоре после Литейной, когда они копали лотальский первый храм. Просто вышел из-за колонны и заговорил — в своей обычной неспешной, несколько снисходительно царственной манере владыки Хароуна, инкогнито странствующего среди подданных. Он и был, собственно, владыкой — где-то в далёких гребенях на границе с землями лишенцев[3]. Это выяснилось, когда совершенно очарованный им как собеседником Реут предложил духу остаться у него в гостях. Тот только засмеялся, странно и невесело. — Может быть, — наконец ответил он. — Может быть, однажды. Но не сейчас. Сейчас мне и дома хорошо. Там у него была довольно процветающая страна и вроде бы неплохая семья, но Изакс всё равно скучал и поэтому, оставив тело вместо чучела на троне, духом странствовал по просторам Галактики. Вот и на Лотал заглянул, увидел интересного ему забрака и решил заговорить. Сомневаться в том, что интересный забрак ответит взаимностью ему и в голову не пришло. Других бы подобная святая бесцеремонность бесила; но Реут сам был из таковских. Собеседником он был потрясающим: ироничным, глубоко мыслящим, невероятно много знающим. Правда, подчас по-детски эгоистичным и упрямым, подчас по-подростковому склонный к крайностям — но всё это были мелочи в сравнении с общим удовольствием от, например, совместного просмотра всякого псевдоисторического голо-шлака или долгих бесед о тайнах и опасностях древних гробниц. И всё же, Реут не назвал бы его своим другом — Изакс всегда был для этого слишком далеко, слишком в себе. За эти годы он, вдобавок, серьёзно сдал: некогда рыжие волосы совсем поседели, шуток стало меньше, а бесед о смерти и увядании — много больше. Короток, короток век человеческий...***
— Вот скажи, Каллиг, а что бы ты сделал, если бы у тебя был выбор: умереть самому или убить всех? — вдруг спросил Изакс. — Откуда я знаю? Я никогда перед таким выбором не вставал. Хотя надо уточнить: а насколько всех? — Сложный вопрос, — хмыкнул тот в усы. — На таких рассыпаются все философские построения, а? — Не все, только дурные. Приличные без труда выдерживают испытание жизнью, к слову о трагедии и комедии. — А если бы вдруг сгинула вся Галактика, ты и тогда нашёл бы в этом что-нибудь смешное, Каллиг? Сказано было неожиданно резко, словно настоящая прямая угроза, и по позвоночнику пробежал непрошеный холодок: Изакс не знает, или не осознаёт, а ведь она может сбыться. Галактика может сгинуть в пасти вечно голодного чудища. И всё же... — Если бы вдруг сгинула вся Галактика, а я остался бы искать в этом что-нибудь смешное, это было бы и вправду уморительно. Хотя, боюсь, в тот момент я не оценил бы юмора. Напряжение, рухнувшее вдруг на плечи, напряжение, от которого перехватило дыхание — вдруг спало. Изакс рассмеялся: — Ты невыносим, Каллиг. Тебя следовало бы убить, но ты слишком забавный. Знаешь, я предложил бы тебе быть моим личным шутом. Должность сытая, соглашайся! Мне сильно недостаёт кого-нибудь, кто найдёт веселье в трагедии моей жизни. Сказано это было настолько почти-серьёзно, что у Реута сердце кольнуло жалостью, и ответил он прямо и честно: — Знаешь, я предпочту голодать, но быть свободным и никому не служить, чем жить сыто и смеяться из-под палки. Я из раба поднялся в Тёмный Совет — и обратно в рабы не собираюсь. — Никому не служить? А как же Император? И опять в голосе Изакса проскользнула странная, ироничная нотка, и опять по позвоночнику проскочил холодный разряд. Это был простой, банальный, тривиальный вопрос для любого жителя Империи. Очевидный вопрос, очевидный фокус: подловить на принципе, вынудить отказаться или от свободы, или от благонадёжности. И вроде бы можно бы ответить честно, ведь Изакс ему никто и Империи он никто, но воздух попросту застрял в горле обжигающим комом, и слова застряли вместе с ним. — А как же Император? — уже строже повторил Изакс. Нет, страх он не выдал, сумел удержать реакции и закосить их под задумчивость человека, как раз-таки осознавшего, что он в простой логической ловушке и отчаянно ищущего выход, не травмирующий его гордость. Но и ответа дать он не мог: чувствовал, что правда будет неуместна, а ловкую и достоверную ложь придумать никак не выходило. Снова на плечи навалилась тяжесть, снова в горле пересохло, а яркая зелень каасского леса разом выцвела в серо-зелёную плесень. И снова всё схлынуло в один миг, когда Изакс хмыкнул в усы и сказал: — Вот так всегда с вами, борцами за свободу. Что, не смеешь вслух усомниться в своей рабской верности Императору? Грош цена тогда твоей гордости, если ты её не защищаешь... э, да ты совсем плох. Похоже на сильное истощение. Где же ты такое заработал? Опять в какие-нибудь не те руины влез? «Эхо Нафемы», — подумал Реут. Упоминать её было нельзя; значит, надо нашарить в памяти планету с идентичными или хотя бы похожими... есть! — Малакор, — выдохнул он, вцепляясь в ствол дерева и вдавливая тревожную кнопку на комм-браслете. — Хотел выяснить, кто такой был Нихилус до того, как стал... тем, чем стал. Это была правда как минимум наполовину, потому что на Малакоре он бывал, и прошлое Нихилуса там копал. Как-никак, а близкая параллель императорским кулинарным вкусам. Интересно, когда беседа с Изаксом успела превратиться в родной имперский допрос? — И как? Выяснил? В кармане был инжектор, но эта дрянь была специфична опять же для нафемского фона; так что вместо него Реут нашарил обычные капсулы от сердца и раскусил сразу три. В ушах шумело; в глазах, и без того на свету почти бесполезных, плясали бешеные кислотные огни. Изакс что-то говорил, но он не слышал. А потом вдруг воздух снова вернулся.***
— Кто бы ты ни был, поди прочь! — грозно рявкнул Калатош, и призрачный лиловый клинок загорелся в его руке. Изакс обиженно насупился: — Какие агрессивные все стали. Хорошо, ухожу, ухожу... — и он растворился в болотном тумане, белый в белом. Калатош погасил меч и внимательно осмотрел своего гостеприимца. — Что это было? — строго спросил он. У Реута не было сил и он только помотал головой: не знаю, мол. — У тебя комм-браслет не работает. Плохо. — Очень. — Он тебя пил. Как чашу с вином, до дна, — задумчиво сообщил тогрут. — Зачем? — А то я знаю. Раньше он так не делал. «Эхо Нафемы», — снова толкнулось в висках. Откуда здесь это эхо? Калатош осторожно помог ему встать на ноги, засучил рукав и вколол-таки розовую дрянь, которая должна была "выравнивать узор", что бы это ни значило. Хорошо, когда рядом всегда кто-нибудь есть — кто-нибудь, готовый помочь и поддержать, кто-нибудь, способный это сделать... Последним усилием воли послав одного из младших духов за подмогой, Реут окончательно потерял сознание.