Не каждому дано

      Никто не знает Майлза Апшера, самого загадочного и таинственного аристократа в пригороде, кроме него самого. Он интересует многих людей и почти все, кто имел с ним дело, хотят узнать все его тайны, но за десять лет не нашлось еще ни одного человека, который мог бы разгадать хотя бы одну загадку этого чертовски обаятельного, но скрытного человека.       Никто не знает Майлза Апшера настолько, насколько это позволительно, кроме его самой приближенной прислуги.       Вейлон Парк. Ему безусловно интересно, почему его господин никогда не снимает маску с перчатками, просыпается и одевается самостоятельно, запрещая слугам заходить в его комнату утром и поздним вечером. Ему это интересно настолько, что однажды он позволил себе спросить об этом самого Майлза в саркастичной манере, за что получил сначала выговор, а после наказание, при воспоминании о котором у Вейлона невольно сводило в приятной судороге низ живота. Он не знает главной тайны мужчины, зато он лучше всех прочих знает, как тот на самом деле относится к своим гостям и бесчисленным любовникам. Он знает, как тот отзывается о их ограниченности, несостоятельности и узком мышлении. Знает, какой же притворностью сочится наигранно вежливый и приветливый голос, чего не замечает никто другой. Он знает много разных мелочей. Например то, что аристократ постоянно делает пометки в книгах, а в свободное время пишет стихи. Что он очень трепетно относится к своему внешнему виду и большое количество денег спускает в ателье. Что он очень любит собак, но не заводит их потому, что прекрасно понимает: ухаживать за ними он не сможет, а если поручать это прислуге, то какой тогда смысл в этом милейшем существе. Что он имеет чуткий сон и готов в любой момент схватить за руку того, кто потянется к его маске, скрывающей половину лица. И что он довольно жесток, если ему перечат или пытаются оттолкнуть от себя.       Возможно, если бы Вейлон знал, что став работать на господина Апшера, ему придется не только выполнять обыденные поручения, но еще и вечерами (не каждый божий день, конечно же) приходить в покои аристократа, ублажая его... Он бы, наверное, никогда в жизни не оказался бы на пороге особняка, который ныне стал его домом и работой. Если бы ему не нужны были деньги и крыша над головой, он бы сразу же ушел из этого дома после первой же подобной ночи. По крайней мере сам Парк так часто говорит себе. Постепенно это превратилось в привычное дело, в одну из его обычных обязанностей, а после это просто переросло в зависимость. В болезнь. В чертову привязанность к своему господину, который довольно часто был непрочь показать свой скверный характер. (Глупый мальчик, это называется стокгольмский синдром.) Поэтому он до сих пор здесь, не уходит, терпя все выкиды Майлза, его грубость, непостоянность, близость, ох, эту горячую и восхитительную близость, во время которой узкие ладони все так же остаются в перчатках, а верхнюю часть лица продолжает скрывать плотная темная маска.       Эстетично.       Никто не знает Майлза Апшера.       И Вейлону порой кажется, что он совсем ничего не знает о нем, даже тех незначительных мелочей, которые он так любит подмечать, наблюдая за своим господином. Например тогда, когда тот принижает его при своих гостях, а после ведет себя так, будто ничего не произошло, Парк совсем теряется и не знает, что думать о Майлзе и продолжать ли ему верить. ***       Майлз захворал, а потому не устраивал званных вечеров и не приглашал гостей. Наверное, впервые за долгое время в доме было тихо и нелюдно. Да и сам мужчина редко выходил из своей комнаты, ни под каким предлогом не пуская прислугу. А тем это было только в радость, разве что Вейлон беспокоился за состояние мужчины, ведь тот не обращался к лекарю и практически не подавал никаких признаков жизни: ни кашля, ни шума за запертой дверью. Лишь по ночам Вейлон, проходя по коридору мимо покоев Апшера, слышал тихие болезненные постанывания. В такие моменты он просто не мог пройти мимо. Он тихо, словно скулящая собака, скребся в дверь, зовя Майлза и спрашивая, не нужно ли сходить за врачом или же не принести ли ему чего-нибудь. Ответом всегда было спокойное и уставшее: "Мне ничего не нужно". Вейлону правда было страшно, на его памяти это было впервые, когда мужчина так чувствовал себя, хотя остальные слуги успокаивали его тем, что подобное происходило уже не первый и не пятый раз, мол, полежит у себя да выйдет потом. Это лишь немного утешало парня.       Следующий раз, когда он уже немного увереннее постучал в дверь Апшера, произошел примерно спустя трое суток.       — Господин, к Вам прибыл милорд Франко. Я сказал, что Вы не в том состоянии, чтобы принимать гостей, но он настаивает, — закончив и прислонившись к двери, Вейлон прислушался. Майлз что-то тихо пробормотал, далее послышались шаги по негромко скрипевшему полу, а после ключ в дверном замке повернулся. Блондин тут же отпрянул от двери и встал ровно, словно вытянувшись по струнке. Дверь приоткрылась, но Майлз из-за нее не выглянул, пряча не прикрытое маской лицо за дверью.       — Проводи его в гостиную, скажи, что я сейчас спущусь к нему.       А после дверь захлопнулась, едва не ударив Вейлона по носу. Вздохнув, он поправил свой жилет, спустился вниз, где его дожидался Франко, и провел гостя в гостиную комнату. Апшер спустился буквально спустя пару минут. Он был бледным, причесанным наспех, узелок шелковой ленты маски был завязан небрежно, а сам мужчина вышел в своей домашней одежде, искренне извиняясь перед своим визитером за свой внешний вид. О чем они говорили, Парк не знал, но за те два раза, что он заходил в комнату, чтобы отнести молодым людям фруктовую тарелку и вино, он понял, что их разговор связан с землями умершего отца Майлза, которые ранее принадлежали милорду Франко. И, кажется, вся эта встреча совсем не радовала Апшера, он даже не скрывал своей неприязни ко всему, что ему говорил его гость. Да и к нему самому он тоже не пытался скрыть истинное отношение.       Зайдя в гостиную в третий раз, после того, как за дверью в помещение затих громкий спор, Вейлон забрал пустые бокалы, но был прерван Майлзом. Тот ухватил его за шелковую ленту, повязанную под воротником накрахмаленной рубашки и подтянул к себе, застявляя нагнуться, так как сам он сидел в кресле. Блондин едва не навалился на бок из-за такой резкости и чуть не уронил бокалы на пол, но вовремя нашел точку опоры, смотря на аристократа с неким удивлением и немым вопросом. Совсем не мешкая, шатен впился мягким, но требовательным поцелуем в приоткрытые губы Вейлона, не отпуская черную ленточку из рук. Неожиданный порыв исчез так же резко, как он и появился. Прикусив нижнюю губу светловолосого мужчины, а после чуть оттолкнув его от себя, Апшер стер большим пальцем со своих губ чужую слюну, не разрывая зрительного контакта с прислугой.       — Что стоишь, Вейлон? Иди и не грей уши, — совсем незлобно произнес он, а после снова повернулся к Франко. Парк лишь молча выдохнул и направился к дверям, при этом все же услышав дальнейший разговор. — На чем мы остановились?       — Ты серьезно?       — О чем ты?       — Прислуга? Не думал, что ты пал так низко, Майлз.       — С этим смазливым мальчишкой у меня нет ничего, что можно было бы описать словом "связь". Это лишь душевный порыв. Мне захотелось так сделать. Станешь меня осуждать?       — Ни в коем случае.       Будучи старше Майлза, Вейлон привык к тому, что его за почти юношескую внешность называли "мальчишкой" или же "пареньком", на это он не обиделся. Черт с ним даже то, что он утаил их истинные отношения, это все равно никто не обязан знать. Гораздо больнее и неприятнее было то, что Майлз придал своим словам ироничную окраску, будто насмехаясь над Парком. Ставя его на свое место. Напоминая, что он лишь прислуга и не более. Это просто чертовски сильно задело Вейлона. Более в гостиную он не заходил.       Милорд Франко уехал примерно через час, а вот Майлз не выходил из гостиной. Проходя мимо открытых дверей, Вейлон заметил, что тот допивал бутылку вина и листал какие-то документы. Видимо, дело с теми землями, за обсуждением которых и приходил гость, приняло оборот не в пользу Апшера. Блондину захотелось спросить, все ли хорошо, но он лишь молча прошел мимо гостиной.       Ближе к позднему вечеру, когда начали тушить свет в окнах особняка, Вейлон шел в свою комнату, зевая и прикрывая рот ладонью. Сегодняшний день не был трудным, но мужчину подбили последние события вечера, которые все еще отдавались неприятным ощущением в груди, стоило только вспомнить тон и слова Майлза. Дойдя до своей комнаты и только приоткрыв дверь, он обернулся. Из конца коридора к нему шел его господин, жестом показывающий, чтобы Парк закрыл дверь и задержался на минутку.       — Простите меня, но я очень хочу спать, — сказал он только тогда, когда Майлз подошел к нему, остановившись в паре дюймов. — Так что, если Вы позволите мне...       — Ты все еще обижен на мои слова? — вопрос прозвучал четко и ясно, но Парк все равно не был уверен, что он не ослышался. Неужели Майлз хочет извиниться? Или же это, как и обычно, перейдет в очередное язвительное замечание? Или же... Черт возьми, от Майлза открыто несло алкоголем! Это был не легкий запах от пары выпитых бокалов, а, если можно так выразиться, настоящий перегар. Вейлон невольно поморщился. — Обижен, еще и меня противишься.       — Я вовсе не противлюсь, просто мне правда очень хочется спать. Господин Апшер, я очень устал и... — он осекся на полуслове. Майлз прижал его к стене, больно ударив лопатками об нее и уткнувшись носом в основание шеи. Его голос тут же понизился до шепота.       — На правду не обижаются, дорогой мой, — от вкрадчивого и бархатного тона Майлза Парк невольно вздрогнул, прижавшись затылком к стене и неловко уперевшись руками в плечи мужчины, но тот даже не собирался отходить. — Ты считал, сколько ночей ты проводил со мной? Один раз я даже разрешил остаться у меня в комнате. И что ты сделал?..       — Не подвел Вас, — тут же ответил Вейлон. Оо, он хорошо помнил ту ночь. Майлз тогда не спал, читая под светом пары свечей, при этом разрешив Парку остаться в его кровати, но уйти отсюда с рассветом. Шатен не спал еще очень долгое время, а уснул в кресле и только ближе к утру, когда небо начало розоветь, но ни одного луча солнца еше не было видно. Вейлон встал заранее, чтобы собрать свои вещи, привести себя в порядок и уйти в свою комнату. Увидев задремавшего аристократа он забрал у него с колен книгу, положив ее на стол и потушил догорающие свечи. И все. Он не трогал маску, не смотрел на мужчину дольше положенного, не пытался стянуть перчатки. Он просто оделся и бесшумно вышел из покоев Майлза, хотя у него были все шансы узнать о своем господине хоть что-нибудь. Именно этим он тогда не подвел его.       — Молодец, Вейлон, — не отстраняясь, аристократ тихо посмеялся. В таком положении он казался чуть ниже прислуги, хотя последний точно знал, что Майлз на пару дюймов выше его. — Ты единственный, к кому я хожу по ночам не один раз, а несколько. И, поверь мне, это не из-за твоей доступности. Просто подумай, почему. Хорошо, Вейлон?       Сказав это, он сдавленно простонал, тут же отстранившись и поморщившись. Не стоило сегодня вставать с кровати и пить, ведь его самочувствие было все таким же отвратительным. Что же это за болезнь такая?.. Похлопав прислугу по щеке, Апшер отошел на пару шагов, а после пошел к лестнице на первый этаж.       — Г-господин Апшер... Может Вам помочь дойти? — немного покраснев от всего сказанного им ранее, Вейлон сделал было шаг к аристократу, но тот прервал его:       — Спокойной ночи, Вейлон. Ты ведь, если мне не изменяет память, собирался спать.       Судорожно кивнув и посмотрев вслед Майлзу, светловолосый мужчина приоткрыл дверь в свою комнату и шагнул в полумрак.       Никто не знает Майлза Апшера настолько хорошо, чтобы точно ответить на вопрос: "Что он за человек, этот несносный, непостоянный и капризный аристократ в маске?". Никто. Вейлон Парк тоже не знает его. Но он точно уверен, что всем его поступкам есть объяснение.       А еше он точно убедился в том, что Майлзу Апшеру нужна чья-нибудь помощь.