Из Урманской сторонки

Здрав будь, Добрыня Бориславич! Кланяется тебе бывший холоп твой, Тверд, и шлет огромный привет. Дивно-то как… Пишу я тебе из Урманской стороны, как и обещался, и самому не верится, что такое бывает. Уж больно тут все непривычно. Ну да об этом, как приеду, с глазу на глаз потолкуем, а то на бумаге не вдруг и расскажешь. Но что я о себе да о себе? Как ты поживаешь? Здоров ли сам? А Найдена Некрасовна? А дети? Подросли уже, наверное. Да вы меня, наверное, и не узнаете. Шутка ли! Сколько времени прошло! Уезжал когда — Найдена Некрасовна в тягости была, а теперь ты уже сына на коня садить будешь… Не верится. Да и урмане, Асмунд и Гуннар, говорят, я здорово изменился. Возмужал. А и пора уже! Теперь уж не отрок несмышленый, а вполне себе настоящий хирдманн стал. И в походах побывать успел. Ну да хвастаться негоже, тем паче за глаза. Приеду — расскажу подробно. А пока скажу, что привет тебе передают Гуннар Гуннарович и жена его водимая, Догляда. Вот уж кто изменился, так это она! Найдена ее точно помнит, да и ты тоже. Как-никак, у бабушки Доброгневы в ученицах ходила. Ну да, холопка была. Худенькая, пугливая, незаметная какая-то — как есть заморыш. Ну, оно вроде и правильно. Сиротинка все же, да еще и холопка. Заступиться некому. А так и колотушек поменьше, и обижать не станут. Но сейчас! Да ты, наверное, помнишь, Добрыня Бориславич, как она Гуннара Гуннаровича выхаживала? Сначала ее к нему приставили просто прислуживать, а когда бабушка Доброгнева занемогла, она и лечением занялась. И уж тем паче, когда его в поджоге обвинили, и Гуннар Гуннарович на поединок вышел, а рана разошлась, его б точно не спасли, если б не Догляда! И вы же помните, как он ее потом искал, когда здоровье поправил? Как побратим его, Асмунд, ее сразу выкупил на волю, как всем драккаром вено собирали, каждый из своей доли сколько-то да добавил? И как потом она вернулась с дальней заимки, и урмане свататься пришли? Да что я рассказываю? Все ты, наверное, помнишь, Добрыня Бориславич! Хотя, может, и нет. Сам ведь тогда только женился. Ну да не о том речь. В общем, как поженились они, и увез Гуннар Догляду в свою Урманскую сторонку, и правда словно подменили девку! Невольно подумаешь, может, и правда, замуж выходя, умирают и рождаются вновь? Теперь-то она на прежнего заморыша и не похожа! Поначалу стеснялась, что Гуннар ее так балует, что и обновок теперь, как у боярышни, и украшения самые разные, и работать самой нужды нет — рабов или слуг хватает. Что уважают все, кланяются, по изотчеству величают. Язык опять же учить пришлось. Ну да с ней все одно по-нашему, по-славянски говорили. Опять же из уважения. Но она молодец, и язык выучила, и на новом месте освоилась. Домом теперь железной рукой управляет. Не подумай дурного, она хорошая хозяйка, никого зря не обидит. И добрая! Просто строгая очень. И хозяйственная. И расцвела теперь! Откуда что берется? И косы вдруг оказались на загляденье, и лицо, и фигурка. Идет — как плывет! А Гуннара своего увидит, или с детьми играет — так словно изнутри светится! А он с нее пылинки сдувает. Ну, не скажу, что все гладко. Так не бывает. И холодно, и земля наша куда как обильнее будет, здесь и до голода недалече. И в море он уходит надолго, а на ней и дом, и часть хирда, и прислуга вся, и дети, случается, болеют. Ну да жизнь такая. Но в целом все у них хорошо. Чего и вам они желают, и кланяются низко, привет передавая. Кстати, дочку старшую Найденой назвали. А сына — Добрыней. Помнит Догляда землю-то родную! И по весне в гости надумала поехать. На том заканчиваю. Надеюсь на скорую встречу, ее раз кланяюсь низко и привет передаю всем, кого знаю. Ждите в Ладогу, по весне, вслед за лебедями, по их дороге и вернемся. Остаюсь, верный друг ваш, любезные Добрыня Бориславич и Найдена Некрасовна, Тверд.