Выпь

Нет, не светлая, принц, не светлая. Износился ромашков цвет, истрепался Пурпурный шёлк, прогнила ледяная Синь. Не рябит под лучами медь, Не баюкает глас осин. Весь мой свет пожрала вода. Может, Вы никогда и не знали Свою Офелию?.. По запястьям моим Поползла череда, скользкими горькими Змеями, в венах моих ожила полынь, Мироточа прогорклым ладаном, и Хватала за плечи больная стынь, и Ви́дар мой путь прокладывал, и вели все Дороги тогда во тьму, и белели брега Истёртые… Мою душу Изрезал речной камыш, истерзали Ветра жестокие, моё сердце пожрала Ночная тишь, я – распятая над Осокою – день за днём опадала вниз, Исходила кровавым клёкотом среди Крыльев тонулых и тощих птиц, чуть Молясь на звезду далёкую, и рыдая, И воя, и глядя вглубь… И ослепла, и горло высохло. По болотам Ползла ледяная муть, овивая туманом Кисти мне, опадая на плечи иссохшей Костистой тьмой, прорастая в больные Жилы… Мой принц, я ушла в непроглядный мрак, и К утру другой вернулась к теням болот. Надо мной вороньё кружило, за мною Стелился, как крылья, истлевший прах. Во мне просыпался неистовый трупный Голод. Мой принц, я бродила в трясинах, я чуяла Лютый страх, мечащийся вверх, как волны, Я неслась по следам, добывая живую кровь, Я рыдала и выла, вгрызаясь в шеи… Не светлая, принц мой. Теперь я – безумный кошмар болот, Охваченный вечной жаждой, гонимый Бессонным бденьем. Я поднимаюсь из Тины и топи в глухую ночь, брожу по Степи в неразрывной цепи охот и Молюсь над кровавым трупьём белой Хель или лёгкой Фрее. Не светлая, принц мой. Теперь бы и дьявол не нашёл себе лучшего Палача. Теперь во мне столько когтистой боли И вязкой тьмы, что Лучше бы горький яд погубил меня Сгоряча.