Правила стаи

      Что может объединить совершенно разных существ? И возможно ли это? Слишком сложные понятия, которые, порой, невозможно объяснить. Они были разные, у них не было ничего общего, но одно было ясно совершенно точно — этих двоих по какой-то неведомой причине тянуло друг к другу. Хищник и жертва, один из которых привык убивать, а второй должен был оказаться убитым. Они жили в разных мирах, их учили разным вещам, у них были ценности, которые никак не связаны друг с другом, но, тем не менее, было понятно, что они должны быть вместе. Может, это был лишь порыв, который после приведет только к катастрофе, но также возможно, что он мог привести к чему-то большему, изменить их мировоззрение.       Розалин и не помнила, как оказалась в этом доме, в этой постели… В голове все еще мелькали картинки сменяющегося пейзажа, а сама голова гудела так, словно по ней хорошенько ударили. Что произошло прошлым днем, где она была? Надоедливое солнце уже сводило ее с ума, заставляя ворочаться на простынях, и мешало сладкому сну, который так хотелось удержать как можно дольше. Просыпаться совсем не хотелось, и она не знала, что будет, когда откроет глаза. Прошлым днем произошло слишком многое. Как она могла ослушаться матушку и зайти так далеко? Как она могла потеряться и не суметь найти дорогу назад? Если бы только не ее любопытство, все могло быть иначе, но… Она была жива, а это уже слишком хорошо, чтобы казаться правдой.       Недовольно поморщив носом и постаравшись вновь отвернуться от солнца, зайчиха еле избежала падения с кровати, тут же распахнула глаза и вовремя перевернулась обратно, устраиваясь на постели удобнее. Падать она совсем не любила, без сомнения, да и кому бы понравилось заработать пару новых синяков, когда он смог избежать собственной погибели? Подобным образом везло далеко не каждому. Или же, было бы правильней сказать, что до этого так не везло абсолютно никому? Ведь жертва есть жертва, и никому еще не удавалось сбежать от волков, которые всегда до последнего преследовали добычу и никогда не оставляли ее в живых. Это была их природа, вот и все.       Осмотревшись по сторонам, Розалин несколько нервно прикусила губы и, поняв, что Элизабет рядом не было, решилась на побег. Она должна была вернуться к своей семье, должна была показать матери, что с ней все было хорошо, что она была жива и не стоило переживать. Ей так хотелось вновь увидеть всех своих родных, она так соскучилась… Спустившись с кровати, девушка еще раз осмотрелась и, поправив на себе одежду, которая смотрелась весьма нелепо, бесшумно выскользнула из комнаты, стараясь вести себя как можно тише. Вновь попасться в лапы волчицы ей совсем не хотелось. Один раз ей повезло, но снова этот фокус мог не пройти, ее могли убить. Ей было страшно от того, что ее могли застать врасплох, поймать и убить, не дав возможности встретиться с родными.       Саму Элизабет, к слову говоря, тот факт, что она кого-то спасла, не оставлял в покое. Она рвала и метала в бешенстве от того, что проявила слабость и оставила эту зайчиху в живых. Она ослушалась своего вожака, предала стаю и все для чего? Для чего ей это было нужно? Почему все пошло не так? Это сводило ее с ума, не давало покоя. Волчица никогда не позволяла себе проявлять хоть малейшую слабость, а здесь такое… Она просто ненавидела в себе эту слабость, ненавидела саму себя за все это. Как она после этого сможет смотреть в глаза представителей своей стаи, как взглянет на своего вожака? Ей же непременно придется объяснять, куда она пропала, почему не вернулась с добычей, которую загонщики привели именно к ней. И ведь она упустила ее, позволила слабости овладеть собой, заставить себя опустить руки и позволить этой Розалине запудрить ей мозги.       Встав намного раньше самой зайчихи, волчица заглянула в комнату, в которой она ее разместила, и, поняв, что она еще спит, а главное убедившись для самой себя, что та никуда не делась, отправилась на кухню, желая хоть что-то приготовить, а еще сообразить, что же она будет делать со всей этой ситуацией, которая выводила ее из себя. Она была хищником, убийцей, она никогда не совершала промахов, никогда в своей жизни, а тут подобная оплошность, да еще и какая. Хуже уже быть не могло. На кухне Элизабет поставила чайник на плиту, достала из холодильника кусок хорошего мяса. Кинув мясо на доску, она стала разделывать его на куски, при этом глухо рыча. Она могла бы сделать то же самое и с этой девицей: с легкостью сломать, свернуть ее тонкую шейку, содрать с нее кожу и наслаждаться ее криками. Уже прокручивая в голове все то, что она может с ней сделать, волчица, расплывшись в довольной улыбке, на мгновение пропала из реальности, вонзая нож рядом со своей ладонью, которой придерживала кусок мяса.       Тихо прорычав что-то себе под нос, Элизабет осмотрелась и закинула в рот один из кусочков сырого мяса, с удовольствием облизнувшись и оскалив клыки. Она слишком любила находиться в полном одиночестве, вопреки тому, что волки всегда жили в стае и подчинялись определенным законам. Ей было в удовольствие находиться с самой собой, жить для самой себя и никому не подчиняться. Подчинение кому-либо она считала самым настоящим унижением, никак не иначе.       Услышав, как со стороны послышались чужие шаги, хоть они и были очень тихими, а после ощутив аромат зайчихи, который ей запомнился еще прошлой ночью, волчица, по привычке затаившись, как и было положено ловчей, решила сначала проследить за тем, что же собирается делать ее пленница, которая, в свою очередь, уже спустилась вниз и шла к выходу с явным намерением уйти. Но разве ей могли бы позволить уйти без всякого разрешения? Выждав удачный момент, Элизабет бесшумно скользнула к Розалин и поймала ее уже у выхода, поставив руку так, что ее жертва оказалась в ловушке. Она не могла ее отпустить, это было бы не в ее интересах. Девчонка могла как сама погибнуть, что сделало бы бессмысленным ее прошлое спасение, так и подставить саму хищницу, которой пока что совсем не хотелось покидать собственную стаю       — Так-так… Кого я вижу, кто проснулся. И куда это мы собрались?       — Я…       Повернувшись в сторону волчицы, зайчиха прижала ушки к голове и едва улыбнулась, стараясь оставаться спокойной. Ей хотелось уйти тихо, без всяких скандалов. В этом было что-то плохое? Розалин вполне могла бы остаться незамеченной. Благодаря прошлой ночи она уже отметила для себя места, где могла находиться стая, а значит, она могла вести себя максимально осторожно, ее никто не смог бы поймать, тем более, раз такой значимый волк сейчас был перед ней. Девушка вполне могла бы сказать правду, но то, как могла отреагировать ее спасительница, было слишком непредсказуемым, а значит и очень опасным, так что стоило подумать над тем, что придумать в ответ.       — Я жду. Куда ты собралась? Отвечай, немедленно!       — Я просто хотела немного прогуляться. Мне немного надоело сидеть здесь.       — Не смей мне лгать!       На мгновение волчица даже отпустила зайчиху, сделала несколько шагов назад, рассматривая ее точно диковинку, только она пыталась не убить эту лгунишку сразу. Так было бы совсем неинтересно, так ее «подвиг» стал бы совершенно бессмысленным. Казалось, слова Розалин слишком сильно разозлили Элизабет, ибо та с обычного разговора перешла сначала на крик, а после и вовсе на рык, от которого душа уходила в пятки, желая оставаться там наедине с самой собой. Что дурного она сделала? В чем могла провиниться? Хотя, саму волчицу вполне можно было понять, так как зайчиха действительно солгала ей. Ей хотелось покинуть этот дом и никогда не возвращаться. Ей хотелось вернуться к своей семье… Неужели эти желания были дурными? Но, вероятно, по мнению Элизабет, так оно и было. Продолжая рычать, она двинулась к своей жертве, делая шаг за шагом и прижимая ту к стене, не давая и малейшей возможности на побег.       — Никогда… Не смей… Мне лгать…       Перепуганная не на шутку зайчиха, уставившись на волчицу, уперлась ладонями в ее грудь, стараясь хоть немного оттолкнуть, что ей совсем не удавалось, так как сила у них была неравная. Хищник гораздо сильнее своей добычи — бедного травоядного, которому, как правило, только и остается, что стараться сбежать или смириться со своей нелегкой судьбой, где ей придется примерять на себе роль жертвы, которой некуда бежать. Такова была их природа и сделать с этим ничего, стоило только смириться. Но Розалин совсем не хотелось мириться с тем фактом, что ее могут убить, ей не хотелось умирать или становиться какой-то игрушкой в руках Элизабет. Она ведь не просто так ее спасла, разве нет? Зачем же тогда все это было? Просто очередная забава перед тем, как забить? Слишком уж жестоко…       — Отпусти меня… Дай мне просто уйти, я не хочу здесь находиться.       — А тебя кто-то будет спрашивать? Серьезно?!       Снова глухо зарычав, волчица ударила зайчиху спиной в стену, сжимая пальцы уже на ее горле, отчего та на какое-то мгновение начала задыхаться. Рыжеволосая, изрядно перепугавшись на этот раз, вцепилась пальцами уже в руки хищника, точно в надежде, что та одумается и отпустит ее. То, что произошло дальше, не ожидала ни одна, ни другая. На мгновение ослабив хватку, а после сжав пальцы еще сильнее, Элизабет впилась в губы Розалин настойчивым поцелуем, второй рукой притянула ту к себе за талию и забиралась пальцами под футболку, точно изучая это юное тело, слабо царапая нежную кожу когтями, подобно тому, как ставят метки на своем.       Волчица взяла и поцеловала ее, только и всего. Все еще отчаянно стараясь оттолкнуть от себя хищника, загнанная в угол жертва в какой-то момент даже укусила волчицу за губу, отчего та серьезно разозлилась. Разорвав поцелуй, девушка сначала со всего размаху ударила рыжеволосую по лицу, оставляя на щеке яркие кровавые полосы от когтей. Почувствовав запах крови и озверев уже по-настоящему, Элизабет расплылась в злобной улыбке и вновь схватила Розалин за горло, с силой ударив ту головой о стену, отчего бедняжка покачнулась, жалобно при этом простонав, точно от невыносимой боли. Но, учитывая то, что у волчицы действительно было слишком много силы, подобную реакцию вполне можно было понять, девушка могла и сознание потерять от подобного, а худшим могло оказаться только то, что ей могли таким образом разбить голову.       Едва ли соображая и с жадностью хватая воздух губами, бедняжка зайчиха с жалобой взглянула на волчицу, стараясь удержаться на ногах, и уже сжала руки в кулаки, точно намереваясь дать отпор. Это смотрелось настолько смешно, что лишь позабавило Элизабет, которая только начала развлекаться. У них впереди была целая вечность. Или жалкая жизнь девчонки, которая была полностью в руках зверя, не желающего останавливаться на начатом. Погладив зайчиху по щеке и размазав по ней кровь, а после слизывая сладковатые капельки со своих пальцев, волчица, довольно улыбаясь, наклонилась к той, почти касаясь ее губ, скользнула по ним языком, тихо от удовольствия порыкивая.       — Я прошу тебя… Отпусти… Я просто уйду. Я не хочу умирать, прошу тебя…       Мелко дрожа, Розалин, стараясь хоть как-то ухватиться за саму Элизабет, чтобы не свалиться с ног, уже чуть ли не плакала, стараясь понять, что происходило и почему с ней поступали таким образом. Она ведь спасла ее, не убила в тот раз, так почему же она не позволяла ей уйти, скрыться навсегда, остаться лишь воспоминанием? Неужели эта зайчиха слишком многого просила? Неужели все это было невозможно и ей придется навсегда остаться в этом ветхом доме? Худшего сценария для нее не было.       Для самой волчицы эта жертва оказалась слишком сладким экземпляром. Ее совсем не хотелось убивать. По крайней мере, не сразу. С ней хотелось немного поиграть, запугать практически до смерти, а после, возможно, и убить… Или же ее даже не хотелось убивать? Подобные мысли для нее были совершенно новыми, непонятными. Сложно было смириться с тем, что эта ушастая чем-то настолько привлекла ее, что даже не хотелось лишать жизни. Всю эту дурь необходимо было выбить из головы, в ней не должно было остаться и мысли о подобном. Это неправильно, так не должно быть, но... Почему бы немного не поиздеваться над бедняжкой? Ведь она так очаровательно дрожала, а в ее глазах было столько страха, сколько не было ни в одной жертве до нее. Ни в ком из тех, кого сама Элизабет безжалостно растерзала.       — Ты никуда от меня не денешься, малышка. Куда бы ты ни пошла, я буду преследовать тебя. Я запомнила твой запах, я всегда и везде тебя найду, где и с кем бы ты ни была. Считай свое спасение проклятием. Я буду твоим личным демоном, твоим самым большим страхом. Я всегда буду тенью возле тебя, тебе не сбежать…       Розалин была в ужасе от происходящего. Она не знала, чем могла так сильно разозлить Элизабет. Да, она солгала, но неужели это могло привести к подобным последствиям? Девушка даже не знала, останется ли она в живых после этого, или же ее растерзают на мелкие кусочки, когда игра надоест. Слишком много вопросов и ни одного ответа — это было хуже всего. Ожидание чего-то страшного. Того, что могло окончиться самым печальным. Голова разрывалась от невыносимой боли, в висках все пульсировало так, что боль переходила уже через все тело, сковывая любое движение, не позволяя толком дышать. Зайчиха даже не знала, как себя вести, что ей сделать, чтобы не было так больно, чтобы все это прекратилось.       — Пожалуйста, отпусти… Я дышать… Не могу…       — Да замолчи ты уже!       Сжав горло Розалин еще сильнее, Элизабет глухо зарычала и отпустила ее только тогда, когда у той потемнело в глазах и она начала скатываться вниз по стене, разжав свои тонкие пальцы и отпустив футболку своей мучительницы, не в силах больше за нее держаться. Нет… Она ее не убила, совсем не так. Волчица слишком сильно хотела, чтобы та замолчала, но пока не хотела, чтобы та умирала. Зайчиха ей еще нужна была, а потому заставила ее потерять сознание. Эта девица начинала слишком раздражать, так что пришлось идти на крайние меры, которые в этот момент показались ей самым идеальным решением.       Убедившись в том, что Розалин без сознания и, возможно, придет в себя не так скоро, Элизабет подхватила ее на руки, пока та не свалилась на пол, с довольным оскалом отправилась в спальню, уже раздумывая над тем, что же она сможет сделать с этой бедняжкой. Как же много у нее было мыслей на счет этой девушки, как же много фантазий… Ее хотелось мучить, над ней хотелось издеваться до того момента, пока она не станет умолять остановиться. Но разве она станет?.. И откуда были все эти мысли? Невероятно… Ее впервые привлекла именно девушка, ей хотелось овладеть этой рыжеволосой, сделать своей. Сделать так, чтобы она смотрела только лишь на нее, чтобы подчинялась ей. Сумасшедшие мысли, но, тем не менее, они принадлежали именно ей, и их хотелось скорее воплотить в жизнь.       Поднявшись по лестнице, волчица зашла в свою спальню, осмотрелась, а после подошла к внушительных размеров кровати и опустила тело зайчихи на нее, скользнув пальцами по ее щеке, на которой красовалась рваная рана, которая, к слову говоря, совсем не смотрелась на миленьком личике. Что сделано, то сделано, и быстро исправить это было бы невозможно, да и стоило ли? Она была так прекрасна… Почему-то раньше Элизабет не замечала, что ее вполне привлекали и девушки, что они, быть может, были даже лучше мужчин. Или же так было только с Розалин, которая столь неожиданно появилась в ее жизни? Все это было слишком сложно объяснить, но одно было ясно точно — эта девушка от нее никуда не уйдет, она ее просто не отпустит, как бы сильно та не просила. Если понадобится, она ее убьет. Каждая проблема могла бы решиться и таким образом. Как говорится: «Да не доставайся же ты никому».       Присев на постели возле зайчихи, волчица, тихо порыкивая, скользнула пальцами уже по ее ноге, поднялась выше к бедру, забралась рукой под футболку, гладя животик, а после разодрала когтями футболку, оголяя небольшую аккуратную грудь, которая слабо приподнималась при дыхании бедняжки. Как же Элизабет хотелось разодрать Розалин, попробовать ее на вкус. Нет, она совершенно точно не отдаст ее стае, не позволит вожаку вкусить ее плоть. Если подобное и случится, эта девушка достанется только ей и никому другому. Скользнув пальцами по груди зайчихи, поднимаясь выше, касаясь уже ее ключиц, шеи, слабо сжимая ее, волчица подняла руку и ударила ее по щеке, заставив прийти в чувства.       Тихо простонав от легкой боли, Розалин открыла глаза, с трудом соображая, что происходит. Она ничего не понимала, в этот момент весь мир для нее отошел на второй план, а перед глазами, которые еще закрывала мутная пелена между потерей сознания и ясным рассудком, стояло лишь то, как ее медленно убивают, при этом злобно смеясь, издеваясь, словно ее жизнь не стоила и гроша. Когда сознание прояснилось, и девушка поняла, что в этот раз действительно оказалась в западне, на мгновение от ужаса у нее даже пропал голос, и она ничего не смогла сказать, но буквально через несколько секунд, придя в себя, зайчиха отчаянно стала отталкивать от себя волчицу, при этом говоря слишком много нехороших слов в ее сторону, которые, как казалось бы, это милое создание не могло знать.       — Отпусти меня… Хватит… Сколько можно издеваться?       — А я еще даже и не начинала. Все только впереди, хорошая моя. Все только впереди…       Расплывшись в довольной улыбке, Элизабет наклонилась к Розалин и затянула ее в очередной жадный поцелуй, прикусывая ее губы, опуская руку на бедро, при этом властно его сжимая, четко давая понять, кто тут главный и что без разрешения совсем не стоит открывать рот. Эта девушка слишком сильно зацепила ее. И было совершенно непонятно, чем именно, да и как подобное могло произойти, ведь волчица никогда не думала о таких вещах, а здесь… Порыв, ярое желание завладеть именно ею, чтобы она принадлежала только ей одной. Что-то ненормальное, не поддающееся логическому объяснению. По крайней мере, не сейчас.       Нехотя разорвав поцелуй, волчица, заглянув в глаза зайчихи, даже как-то ласково улыбнулась ей и погладила по щеке, которую украшали уродливые царапины от ее собственных когтей. Она совсем не хотела причинять ей боль, не хотела, чтобы та ее боялась, но… Ей также не хотелось, чтобы ее обманывали, а еще не хотелось, чтобы эта девушка вдруг исчезла из ее жизни. Элизабет не могла объяснить, почему именно так думала, почему именно не хотела всего этого. Так было, и поделать с этим ничего нельзя.       — Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая? У тебя такая нежная белоснежная кожа, а ее запах… Он просто сводит с ума… Я знаю, что я легко тебя найду по одному только шлейфу твоего аромата. Он особенный, такого ни у кого нет.       — Я… Зачем все это? Зачем ты говоришь о подобном, делаешь со мной все эти вещи? Это ведь неправильно…       — Неправильно? С чего ты это решила? Неправильным будет позволить себе лишить самого себя подобного удовольствия. Неправильным будет лгать. Как ты, допустим. Я не терплю ложь, даже самую маленькую. Презираю тех, кто позволяет себе лгать, глядя мне в глаза.       — Я не…       Не успела зайчиха договорить, как вновь оказалась затянута в настойчивый поцелуй, который поначалу был легким, а после перешел в глубокий, полный желания. Волчица не стеснялась совершенно ничего: она нагло кусала губы этой девушки, почти рыча от удовольствия, скользила языком в ее рту, касаясь зубок, заигрывая и с язычком самой жертвы, точно стараясь найти и ее потаенные желания, склонить на свою сторону. Она будет принадлежать ей, подобное даже не обсуждалось. Так должно было быть, хотела этого бедняжка или нет.       Розалин уже не знала, как себя вести, а потому решила идти по течению. В этот раз у нее не было ни своего голоса, ни своего мнения. Ей стоило молча смириться со своей участью. Чувствуя, как бедра вновь поглаживают чужие руки, девушка заметно вздрогнула и умудрилась даже больно прикусить губу Элизабет, чему та, конечно же, совсем не была рада. В очередной раз разорвав поцелуй, волчица, уже серьезно разозлившись, до боли разодрала бедро бедняжки, остаив несколько кровавых полос от когтей, тем самым заставив ту закричать и вновь начать выбиваться. Было больно, невыносимо больно, а еще страшно… Страшно, что ее жизнь действительно прервется, а этого ей совсем не хотелось… Судорожно выдохнув и постаравшись взять себя в руки, зайчиха заглянула в глаза волчицы, а после чуть поджала губы, понимая, что бежать ей совсем некуда. Если она хотела жить, то стоило подчиниться, в ином случае ей в скором времени святила только лишь могила.       Элизабет была в восторге от подобной реакции со стороны Розалин. Ей нравилось видеть страх на лице этой девушки, как она каждый раз вздрагивает от любого прикосновения и даже краснеет от поцелуев, которые из настойчивых переходили в нежные. И ведь это было даже удивительно, как этот зверь мог проявлять подобные чувства, когда она всегда только убивала, когда она с легкостью могла свернуть кому-то шею и выпустить всю кровь. С этой зайчихой она сама не знала, как себя вести. С одной стороны, ей нравилась зайчиха, а с другой волчица выходила из себя, понимая, что начала примерять человеческие чувства, которые ей до некоторого времени были противны, которые из нее однажды выбили, говоря о том, что она не имеет права на все это.       Покрывая шею Розалин поцелуями, Элизабет, довольно порыкивая, стала опускаться ниже к ключицам, прикусывая нежную кожу, оставляя в некоторых местах поцелуев небольшие раны, которые начинали кровоточить, беспокоя ее милую жертву, но деваться было некуда, стоило расслабиться и позволить делать с собой все, что только пожелает ее мучительница. Опустившись к груди зайчихи, волчица оставила на ней пару засосов, а после, поймав губами сосок, больно прикусила его, заставляя девушку выгнуться в спине и громко простонать то ли от неприятного ощущения, то ли уже от возбуждения. Они обе уже точно сходили с ума и, кажется, сама жертва уже была совсем не против оказаться в лапах зверя, который ее и без того уже измучил.       Все то, что происходило дальше, было как в тумане. Элизабет оказалась очень грубым партнером, который практически не умел делать что-то нежно, осторожно, чтобы не навредить. Напротив, она брала силой, не желая показывать свои слабости, желая подчинить своей власти. Эта девушка просто не умела иначе. Или не хотела по-другому? Ее учили убивать, ей говорили о том, что любые чувства — все это лишнее и не имеет никакого значения. Розалин оказалась совершенно обессилена после того, что между ними двумя произошло, а ее тело, на котором ранее никогда не было ни единого изъяна, было покрыто множеством синяков и ссадин, а еще… Белоснежная кожа была перепачкана кровью, которая ее совсем даже не портила, а напротив, делала эту девушку еще более соблазнительной, желанной. Быть может, все это было несколько странно, но волчица думала именно так. Ее милая зайчиха стала еще более привлекательной.       У этих двоих все только начиналось. И даже если начало было не самым лучшим, даже если сама Элизабет показала себя не с самой лучшей стороны, заставила бояться ее, все это было мелочью по сравнению с тем, что между ними зародилось нечто особенное. Они не умели показывать собственные чувства, предпочитая скрывать их от других, слишком боясь осуждения со стороны.       Погладив измученную зайчиху по щеке, от чего та лишь дернулась, стараясь закрыться от насильницы одеялом, волчица решила оставить ее наедине с самой собой и поднялась с постели, довольно потягиваясь и поправляя на себе одежду.       — Знаешь… Если ты попробуешь снова сбежать, будет еще больнее, я тебе это обещаю. А я, в отличии от некоторых, не привыкла лгать, и тебе не советую, иначе это плохо кончится для тебя же самой.       Убедившись, что с ее внешним видом все в порядке, Элизабет, даже не удостоив Розалин взглядом, уже молча удалилась из комнаты, раздумывая над тем, как же стоит после всего этого вести себя с ней.