Будь честным, Драко Малфой

Всё те же каменные мрачные стены, в которые еле-еле пробивается слабый луч солнца. Сколько он уже здесь? Месяц или два? Он давно сбился со счёту и уже не пытался определить, какое же сегодня число и день недели. Он устал от всего. Кто бы мог подумать, что сам Драко Малфой упечёт себя и собственного отца в Азкабан, не прилагая при этом попытки сбежать? Драко поднялся с пола, услышав за дверью торопливые шаги. - Ваш завтрак, мистер Малфой, - Драко нервно усмехнулся. Забавно, что в таком жалком положении к нему продолжают относится с уважением. Гребанные чистокровные семьи. Хотя какая к черту разница? Чья-то рука протянула и поставила на полку через окошко в двери камеры две ржавых металлических тарелки с какой-то непонятной жижей сероватого цвета, отдаленно напоминающей кашу. В эти моменты Малфой вспоминал Хогвартс, в котором на тарелках появлялась всегда свежая и вкусная еда, какую бы ты только не пожелал. Драко взял одну из тарелок в руки и направился к Люциусу. Отец с ним не говорил после суда, лишь иногда смотрел с неким недовольством, горечью и разочарованием на собственного сына. Его одежда, которая казалось бы недавно была чистая и опрятно разглажена, стала серой от пыли в камере и порванной в некоторых местах. - Отец, — позвал Люциуса Драко. Он присел перед ним на корточки, протягивая миску с "кашей". - Завтрак. - Что? — Люциус недовольно поморщился, посмотрев на блюдо в руках сына, а затем на него самого. Его глаза зло сузились и с ненавистью уставились на слизеринца. - Завтрак, - спокойно повторил Драко. - Завтрак? Это ты называешь завтраком?! - Малфой рывком отобрал тарелку и начал ней вертеть, показывая своё недовольство. Драко не пошевелился. - Да совы в Малфой-мэноре питаются лучше, чем мы! В камере раздался истерический смех, отдаваясь эхом по её углам. - Жри эту дрянь сам, щенок. В ту же секунду тарелка с кашей пролетела возле головы Драко и громко ударилась об стену. Он даже не удивился такой реакции отца. Только Люциус злился ещё больше. Он давно уже хотел выплеснуть свою злость, накопившуюся со дня заточения. Но всякий раз, когда его взгляд встречался с Драко, он недоумевал, почему Малфой-младший никак не реагирует, просто смотрит на него с безразличным и без какого-либо чувства вины или стыда взглядом. Не найдя больше что сказать, он прошипел: - И не смей ко мне прикасаться, пока я не прикончил тебя прямо здесь. Драко отошёл от отца и сел в противоположном углу, прислоняясь спиной к холодной стене. Люциус продолжал сверлить его своим свирепым взглядом, но по-видимому ему это занятие вскоре надоело, и он с отвращением взял в руки нетронутую тарелку с кашей. Драко было плевать на то, что отец его ненавидит, плевать, что он предал семью, плевать, что он торчит в этой гребанной камере. Пле-вать. Драко запустил пальцы в светлые волосы, поднимая глаза к потолку. С каждым днём Люциус все больше дичал, все больше ненавидел и презирал. Его война проиграна. Его свобода обречена. Его родной сын - предатель крови. Трус. Щенок. Слабак. Продался министерству и Поттеру. Внезапно температура в камере ещё больше понизилась. Зубы задрожали, по коже пробежали миллионы маленьких мурашек. Холодно. Через единственное окошко в камере тёмными лентами существа начали пробираться через него. С каждой секундой опускались все ближе и ближе к заключённым. - Страшно? - усмехнулся Люциус. - Бойся, трус. Нет, не страшно, отец, - невыносимо пусто. И эту пустоту Драко не мог объяснить ничем. Словно внутри его была огромная дыра, которую никак нельзя было залатать. Словно рана, из которой не переставала сочиться кровь. И боль от этой пустоты медленно пробирала Драко каждый день и каждую ночь. А Люциус... он становился дёрганным и забивался в самый угол камеры, словно пытаясь убежать от дементоров. А как только они исчезали, сразу заходился истерическим смехом. И Драко опять возвращается в судебный зал, где он сделал свой выбор. "Не обращай внимания, Драко. Забей." — Драко Малфой, признаёте ли Вы, что являлись ярыми сторонниками политики Того-кого-нельзя-называть, а так же во всех выдвинутых Вам обвинениях? Молчание. Отец смотрит прямо в глаза, в душу. Драко смотрит в ответ, замечая, что его отец нервно постукивает пальцами по деревянному столу. После битвы с Волан-де-Мортом Малфой-старший пытался поговорить с сыном и убедить его в том, что все их действия были правильными, что Драко всего лишь нужно будет умолчать о некоторых деталях. Сознаться во всем означает и подставить Люциуса, который изо всех сил старался давать ложные показания так, чтобы остаться невиновным по максимуму. Одно неверное действие, и все разрушится. Осталось только определить какое из них к этому приведет. Отец качает головой, пытаясь подсказать сыну правильный ответ. Откуда в тебе столько сомнений, Малфой? Неужели так трудно по классической схеме все опровергнуть? Все улики скрыты - никто ничего не сможет доказать. - Ну же, мистер Малфой, — судья приподнял бровь в ожидании ответа. - Вы должны ответить мне. Вот сейчас все и решится. Надо просто ответить "да" или "нет". Драко поднял взгляд на мать, которая стояла возле отца, пытаясь унять дрожь. Нарцисса ободряюще улыбнулась сыну. И тогда Малфой подумал, что это не доставит большого труда солгать. Он делал это сотню раз, врал с такой уверенностью в голосе, что всем невольно приходилось верить в его слова. "Будь честным, Драко Малфой," - прошептал тихий голос в голове. Драко вздрогнул. Он знал этот голос, слышал его десятки раз, только не мог вспомнить где и кому принадлежал. Молчание тянулось, а Малфой лихорадочно прокручивал в голове варианты, но все попытки были тщетны. - Мистер Малфой? - обеспокоено позвал судья. Драко взглянул на мать и виновато улыбнулся. Он не хотел врать снова. Это все должно закончиться здесь и сейчас. - Я признаю. Все присутствующие в зале №10 ахнули. Он зажмурился, пытаясь прогнать воспоминания о том дне. Ему снилось это каждую ночь и каждую ночь он просыпался весь в поту, судорожно хватая ртом воздух. Он вспоминал Нарциссу, ее лицо, когда он произнёс эти два слова, как она резко оборачивается к Люциусу, пытаясь удержать его на месте. Драко отлично помнил то, как отец чуть бы не рванул к нему с намерениями придушить собственными руками, как судья резко встал с кресла и несколько авроров направились прямо на отца. Но тот даже, кажется, не заметил их присутствия. Он пытался отцепить руки жены от себя, вцепившиеся мертвой хваткой. - Как ты мог?! КАК.ТЫ.МОГ?! Ты предал семью, ты предал меня, трусливый щенок! Предал род Малфоев! А дальше все происходило будто в замедленной съёмке: авроры берут под руки отца и ведут прочь из зала, мама оседает на пол, заливаясь горячими слезами. А он, Драко, стоит не в силах пошевелиться. С трибуны раздается снова голос судьи: - Мистер, Малфой. Вам следует отправится в кабинет номер 56 для дачи новых показаний. Драко кинул головой, не соображая ничего, что происходит вокруг. Разум затмился, в голове стоял только один вопрос:Зачем. Он. Это. Сделал? Какие-то люди окружили его и повели к необходимому кабинету. Малфой даже не видел куда шел, не замечал ничего вокруг. Он чувствовал только жар, который охватил всё тело. Возле двери Драко понял только одно: процесс разрушения уже запущен, и начал его именно он. Будь проклята эта честность. Он плохо помнил, что происходило в комнате. Но в голове отчетливо застряло выражение лица Люциуса, которого завели в кабинет сразу же после него. Если бы у отца не забрали палочку, то он бы непременно запустил бы в него Круциатусом. И плевать, что они находились в Визенгамоте с кучей свидетелей. Закончилось все тем, что Люциусу дали 15 лет заточения, за многократное использование непростительных заклинаний и дачу ложных показаний. Драко в этом плане повезло больше. Ему необходимо было отсидеть девяносто дней, которые были направлены на перевоспитание Малфоя-младшего и являлись наказанием за прикрытие Пожирателей и покушение на жизнь Альбуса Дамблдора. И вот сейчас, он жалкий сидит в этой гнилой камере с почти свихнувшимся отцом. Прошлый Драко, наверное, освирепел бы за подобное оскорбление его семьи, если бы ему сказали такое. Только кажется от того Драко почти ничего не осталось. Лишь оболочка. Шел семьдесят седьмой или семьдесят восьмой день заключения. А может даже не прошло и половины срока. Кто его знает. Драко все также сидит, прислонившись спиной к стене, все также просыпается среди ночи от кошмаров, все также реагирует на отца. Только Люциусу с каждым днём, кажется, становилось все хуже и хуже. Он больше не забивался в угол и не кидался мисками в сына. Малфой-старший расхаживал взад-вперёд по камере, бормоча себе что-то под нос, а затем заливался истерическим смехом. Иногда он кричал Драко, какой он бесполезный и предатель, что лучше бы он умер и не позорил свою семью. Драко не обращал внимания, лишь иногда поднимал глаза на отца и удивлялся тому, что сходство с прежним Люциусом исчезает. Возможно, ещё чуть-чуть и он пойдёт по стопам отца. Война закончилась. Волан-де-Морта больше нет. Драко иногда возвращался к мысли о том, как однажды он вернётся в Хогвартс, как снова будет сидеть за слизеринским столом и подшучивать над гриффиндорцами. Сейчас это казалось таким нереальным, таким отдаленным, что Драко слегка усмехнулся этой мысли. Он не любил Хогвартс. Но всегда с какой-то радостью возвращался в школу. Он был обречен с самого начала, как только его отец стал Пожирателем Смерти. Это значило лишь то, что и Драко должен повиноваться воле Тёмного Лорда. Только сейчас смерть ему кажется самым лучшим исходом из этой истории. Но он не заслужил даже этого. Невыносимая пустота внутри, безнадежность, ненависть к себе. Это все было ядом для Малфоя, которым были пропитаны стены, пол, отец, каждая клетка его тела. Драко давился этим ядом. Вдыхал вместе с воздухом и выдыхал. Положение Малфоев теперь оставляло желать лучшего. После такого выступления в зале суда, никто не сомневался в правдивости того факта, что Малфои служили Темному Лорду добровольно. Теперь-то весь волшебный мир враждебно настроен против их семьи. Опять стало холодно. Это стало уже привычно каждый день ожидать появления дементоров. Они подкрадывались так тихо и плавно, и приносили с собой очередную порцию яда. Только яд этот был медленный и не смертельный. Он лишь по-тихоньку и понемногу убивал тебя внутри, разрывал на части, а после оставлял на пару часов. И затем все снова повторялось.