Так вот ты какой...

      Чимин переезжает к Хосоку, и это, кажется, полный и беспросветный пиздец.       Хосок ноет, Хосок обижается, Хосок ворчит: «Я же не маленький, в самом деле…» и дуется. Чимин спокойно раскладывает барахло по полкам в шкафу и так же спокойно отвечает: «Береженого Бог бережёт».       Хосок в Бога не верит и в Чимина не особо, но перед такой невозмутимостью даже у него руки опускаются. В конце концов…, а почему нет-то? Мелкий, может, готовить умеет, или постирать там чего, да и гонять его по квартире должно быть прикольно.       Хосок ворчит неразборчиво: «Ладно, оставайся… Но если что…»       Что «если что» он не договаривает, но Чимин самодовольно улыбается, понимая, что крепость сдалась.       Хосоку хочется ему эту улыбку чёртову куда-нибудь поглубже в глотку запихать, но ладно. «Пусть улыбается, я его сортир заставлю чистить. Зубной щеткой. И вообще».       Что у него «вообще», никто не знает, даже сам Хосок, но сам себе он это объясняет противоречивой натурой и не обращает внимания. Чимин это объясняет как «тебе лишь бы выёбываться», и… вообще никакого уважения к хёну.       Гонять Чимина на пробу оказалось и правда весело.       Правда вот зажимать его в кухне у стены, когда у мелкого глаза как чёрные дыры, в которых какие-то гремучие смеси неидентифицируемых эмоций плещутся… Да ну его нахуй.       Хосоку за это неловко, Хосоку немного страшно, потому что это не его Чимин, это какой-то совсем другой человек, и к таким внезапным прозрениям надо бы готовиться, а Хосок вот не готов. Хосок ударяется в позорное бегство, но перед тем, как выйти из квартиры, слышит тихое «хён, я сегодня сделаю болоньезе».       В холодильнике, разумеется, мышь повесилась, и Хосок ворчит: — Я тебе денег оставлю на продукты.       Чимин выплывает из кухни (со своими танцульками он теперь только так плавно и передвигается) и скрещивает руки на груди. — У меня есть.       Хосок корчит недовольную рожицу. — Я тут хён, и квартира тут моя.       Чимин скептически прищуривается, а потом говорит: — В магазин вместе пойдём. Пока, конечно, можешь прошвырнуться до Юнги или Намджуна, куда ты там собрался, но к шести возвращайся.       Хосок обескураженно приоткрывает рот, мол, «откуда он знает, куда я собрался?.. », но быстро ориентируется и кивает, выскальзывая за дверь.       Дверь в студию оказывается открыта, а в студии обнаруживается почти серый и очень заёбанный Мин Юнги. — Хён, ты когда в последний раз спал? — Когда дома был. — А дома когда был? — Пока у Сокджина ПМС не врубился.       Хосок вздыхает сочувственно и протягивает Юнги кофе, а потом садится на диванчик рядом с ним и принимается рассматривать студию. — Ну.       Хосок молчит, а Юнги лениво тянет: — Я знаю, что ты сюда ныть припёрся. Начинай, пока я не допил.       Хосок мнется, ему стыдно, что он вот как в жилетку плакаться пришёл, а потом его прорывает.       И вот он рассказывает, как пару недель назад по глупости чуть не затопил квартиру, дьявол его дёрнул позвонить Чимину и истошно вопить в трубку «тону-умираю-спаси». Чимин, конечно, спас, и потоп ликвидировал, и Хосока успокоил, а потом вдруг «хён, я волнуюсь за тебя, давай, я к тебе перееду?»       Юнги некоторое время молчит, а потом резюмирует: — Тебе пиздец.       Хосок соединяет лицо с ладонью, а Юнги продолжает. — Если он хоть немного похож на Сокджина, то тебе пиздец. Насколько я знаю Чимина и Сокджина — мелкий похож очень даже, всё-таки не зря Джин его хёнил так неистово последние лет семь.       Хосок тихо и задумчиво отвечает: — Но у нас с Чимином же дружба, а не то, что у вас с Сокджином…       Юнги хмыкает. — Ой ли?       Хосок смотрит в стену минут пять, а потом встаёт и решительно говорит: — Прорвёмся. Пиздец, конечно, но прорвёмся.       Хосок выбегает из студии, не попрощавшись, а Юнги задумывается, с кем он себя отождествил: с ним — метафора ополчения против Сокджино-Чиминовского объединения — или все-таки с Чимином?       Хосок стремительно влетает в квартиру, скидывает кеды, бежит в гостиную, подходит к Чимину и тыкает того пальцем в грудь. — Я тебе не дам тут пиздец разводить, понял? Я не Юнги, а ты не Сокджин, так что свой пиздец оставь за пределами квартиры.       Чимин удивлённо чешет нос, а потом растерянно спрашивает: — А какой именно пиздец?..       Хосок задумывается, а потом отвечает честно: — Не знаю… Весь, наверно, какой есть. — Но без пиздеца же неинтересно?       Хосок недовольно хмурится, а потом фыркает. — В этой квартире своего пиздеца хватает.       Чимин пожимает плечами и утыкается взглядом обратно в книжку, а Хосок внезапно чувствует себя странно. Он медленно стягивает с себя куртку и пялится в зеркало на своё тощее тело в драных скини и безразмерной футболке. — Если хочешь устроить стриптиз, то разворачивайся лицом ко мне, а если самокопания — то прекращай, мутишь мне эмоциональное поле.       Хосок поджимает губы и идёт в коридор вешать куртку на крючок, а сзади как бы между прочим раздаётся: — И да, уже холодает, прекращай в таком виде по улицам шастать, заболеешь. У тебя хоть шарф-то порядочный имеется?       У Хосока щемит где-то под ребрами, сжимает, царапает и жутко хочется Чимина к себе прижать, но нельзя. Не стоит. — Есть у меня шарф, где-то в шкафу валяется, — нехотя отвечает Хосок и всё-таки вешает куртку на крючок. Призадумавшись, он стоит в тёмном коридоре, теребя собачку молнии, а потом вдруг чувствует чужие руки вокруг талии и голову на плече. — Иди и ищи свой шарф, нам сегодня ещё в магазин.       Чимин говорит тихо, а дышит шумно, рук на талии не расцепляет, и каким образом Хосоку идти к шкафу — непонятно.       Как будто он разорвал бы мгновение и пошёл. … «так вот ты какой, пиздец».