Спасибо

У Окиты-сана улыбка искренняя, как и у нее была когда-то. Довериться ей хочется, улыбке этой. Окита-сан жалеет ее, хоть сам жалость терпеть не может. Он ее понимает. Хорошо понимает, даже слишком хорошо. Ведь девчушка в таком юном возрасте потеряла всё, чем так дорожила. Он должен помочь, хоть чем-нибудь. И все равно, что болезнь и его вскоре в могилу заберет. Главное — не дать ей сойти с ума окончательно. Главное — самому с ума не сойти, из-за глаз ее безжизненно-печальных. Они ведь вдвоем остались, а вскоре Чизуру совсем одна будет. Она все понимает, но искренне надеется, что Соджи не умрет, что это все — просто страшный сон и она проснется, только подождать немного нужно, совсем малость… *** — Хиджиката-сан! Хиджиката-сан, нет! — Юкимура просыпается в холодном поту, со слезами на глазах, и в очередной раз убеждается, что все, что с ней творится, не сон вовсе — реальность. А Окита-сан рядом сидит и за руку ее держит — понимает как девочке, совсем еще маленькой, трудно в такие ночи бывает. — Окита-сан, я… Простите, — извиняется слезы непрошеные рукой смахивая, но только вот льются они с новой силой почему-то. Не желают останавливаться. Окита-сан понимает прекрасно, и улыбается как обычно, успокаивающе. — Чизуру-тян, тебе отдыхать больше нужно, иначе солнце в глазах твоих потухнет скоро. Как же я тогда смогу улыбаться, без тебя? А глаза-то давно уже потухли, когда Хиджиката-сан свое обещание не выполнил. Он же обещал, что не отпустит ее… Обещал, чёрт возьми! Почему же, когда на коленях девчушки с глазами некогда ясными умирал, ее с собой не забрал? А обещал ли он забрать ее с собой?.. Они ведь все обещали что вместе до конца будут… Она больше не верит ни-ко-му. Да и не хочется верить. Она проклинает синсэмгуми, росетсу, сёгунат… Да она всех проклинает! Не пойди она на поиски отца-предателя — ничего бы и не случилось. Хотя, если посмотреть с другой стороны… С ними хорошо было. А особенно с Хиджикатой-саном, ведь она так любит его… Даже после его смерти — любит. А Окита-сан понимает. Он не навязывается, хотя сам, с первой их встречи влюблен в нее тайно. Он не просит взаимности, ведь сердце девушки с душой большой, чистой и в клочья разорванной — занято давно. — Ну же, улыбнись. Чизуру не улыбается, лишь к губам Соджи своими губами прижимается отчаянно. Он давно поцеловать ее хотел, да и она, давно хотела попробовать на вкус эту его фирменную улыбку. Нет, она не любит его, просто так нужно. А Окита-сан понимает все, да помочь пытается, любыми способами. Совершенно не важно какими, и так же не важно сейчас, что он умрет скоро. А у Чизуру-тян губы мягкие, по-детски нежные, сладкие, приторные даже. А у него губы с привкусом железа, это все кашель с кровью постарался. Эту ночь они проведут вместе. Не потому, что она якобы любит его, просто — так нужно, чтобы с ума не сойти окончательно. *** Ее совсем еще хрупкое тело извивается под ним так, что любая змея позавидовать может. Стоны сладкие-сладкие, дикие совсем. Необузданные. Только вот имя она не его шепчет ласково, все Хиджикату своего зовет. Обидно даже как-то. Но он же должен помочь ей. Нет, не должен — обязан. Она ноготками маленькими в спину его впивается так, что из царапин маленьких кровь ручьями льется. Он — тихо стонет, тело ее языком обследуя податливое и хрупкое совсем. Им так легче. Так нужно. — Окита-сан… — стонет ему прямо в губы Чидзуру. Окита? Она только что его имя назвала? Или он уже совсем с ума сошел? — Окита! Нет, не сошел. Чизуру действительно его имя выкрикивала. Это радует. *** Двадцать лет уже прошло со дня смерти Окиты-сана, чуть больше — со дня смерти Хиджикаты-сана. Юкимура, кажется, счастлива. Только кажется. Она до сих просыпается ночью от того кошмара, до сих пор уснуть потом не может. И мечтает, чтоб хоть кто-нибудь, да вернулся, она ведь все там же, где и была, она не уходила — ждала. Любовь к Хиджикате со временем прошла, оставляя после себя только огромную дыру в груди, да воспоминания теплые, от которых еще хуже становится. Она уже почти смирилась. Почти. На могилы любимых друзей она ходит регулярно, каждый день, в течении двадцати лет. Цветы всегда свежие, яркие — как она была. А ведь когда-то эта женщина была маленькой, наивной дурой, которая заботу всем свою просто так, ни за что раздаривала. Но маленькая девочка выросла. Она уже ни такая, какой была в юности. Она — другая совершенно. А вот мечты ее не меняются совсем — все так же хочет увидеть те до боли любимые лица, обнять всех крепко, да плакать долго-долго, от радости. Но былого уже не вернешь, так ведь? А она все равно до конца будет верить. И улыбаться она будет искренне-ярко, как раньше, когда друзей своих на старой, помятой фотографии увидит. Она скоро придет к ним, ее там ждут. Болезнь эта долго ждать не будет — туберкулез все-таки. «Ну же, улыбнись.» По большому счету она идет не «ко всем», она идет к нему… Чизуру кашляет громко, горло, будто разрывается, больно так… Но она улыбается искренне-ярко, сквозь кровь, сквозь слезы, сквозь боль. — Окита-сан… — и падает лицом на могилу того, кто любил ее безразмерно и чисто, того, кто утешил, когда плохо было, того, кто не обещал, не предавал, не врал. Она уже не дышит, но она счастлива. Она друзей любимых увидит вскоре. Вот страшный сон и закончился, хоть и ждала она, кажется, целую вечность. «Спасибо, Окита-сан…»