***
Арбенина выходит из больницы, вдыхая свежий воздух. После пропахшей лекарствами палаты, даже загазованный воздух большого города кажется восьмым чудом света. Но нестерпимое желание курить перебарывает необходимость в кислороде, так что девушка достаёт помятую пачку, закусывает зубами фильтр и поджигает сигарету. На секунду становится легче дышать, когда первая порция никотина попадает в лёгкие, но потом всё возвращается. Её внутренности сжаты, рёбра сдавлены оковами. Внутри есть небольшой просвет, который помогает жить, помогает справляться со страхами. И этот просвет ещё есть только из-за того, что жива Сурганова. Домой не хочется, хотя завтра рано вставать в университет. Может, ну его? Решив, что завтра пары можно и прогулять, Диана идёт к берегу реки. Вода всегда помогала ей, очищала. Сегодня как раз тот день, когда необходимы силы чего-то более мощного. Нева спокойна. Дина спускается к самой воде, садится по-турецки на грязную платформу и смотрит на чёрную реку. Потом опускает ладони в холодную воду, чувствуя, как та обволакивает горячие трясущиеся ладони. Есть жгучее желание утопиться. Нырнуть в спасительную прохладу, закрыть нос и рот, глядя на любимое Питерское небо сквозь толщу Невы. Но, вместо этого, девушка поднимается, разминает спину и уходит прочь. Завтра её ждёт родная Светка, которую нужно будет обнять и поцеловать где-нибудь за ушком, потому что ей это всегда нравилось. Привычный старый дом распахивает свои двери. В парадной пахнет куревом и котами. Диана закрывается на ключ, опускается на скрипучую кровать. Надо бы выспаться, но сон не идёт. Что ж, потолок всегда был интересен. Зелёные глаза замирают на трещинках потолка, пересчитывая и запоминая.***
С утра Света просыпается от жуткой боли. Внутренности скручивает жгутом, тело ломит. Она кричит, задыхаясь от слёз. Кажется, на губах появилась кровь, потому что зубы беспощадно вгрызаются в мягкую плоть, вырывая кусочки. Пальцы сжимают простынь, возможно, даже рвут её. — Помогите! — Выдавливает из себя с трудом, с хрипом. — Дина! Помогите! — Она зовёт не врачей, хотя понимает необходимость этого. Она зовёт того, кто может снять любую боль. В палату залетает врач и медсестра. Мужчина в возрасте прижимает её горящие огнём руки к кровати, доставляя ужасную боль выкручивающимся суставам. Медсестра нервничает, стараясь попасть в вену, которую почти не видно. Наконец, ей это удаётся, и тонкая игла входит в тело, впрыскивая обезболивающее в кровоток. Мужские руки исчезают с предплечий Сургановой. Она снова закусывает губы, продолжая громко стонать. Кричать нет сил, горло будто разорвалось. Спустя какое-то время лекарство действует. Боль не уходит полностью, но теперь Светлана может терпеть. Она пытается уснуть, но не получается. Мокрая от пота подушка липнет к таким же мокрым волосам. Женщина замечает с удивлением, что до сих пор не разомкнула сжатых плотно зубов. Когда челюсти размыкаются, воздух поступает легче. Становится немного лучше. В палату буквально влетает испуганная Арбенина. Куртка расстёгнута, один ботинок завязан как-то неправильно, потому что шнурки запутались и, кажется, просунуты не во все дырки. Она падает прямо на колени перед кроватью и хватает подрагивающую кисть Светы. — Сурганова… — - Произносит на выдохе, ошалело таращась на бледную женщину перед собой. — Дианка. — Света улыбается. На ближайшие несколько часов она спасена. — Ты как? Что с тобой? — Диана проводит по влажным светлым прядям рукой. — Я… Ну, произошёл небольшой инцидент. Сейчас я в норме. -Ладно. — Она не поверила, но хотела, поэтому промолчала и уткнулась лицом в раскрытую ладонь Сургановой. — Ты на учёбе была? — Нет, не была. Я находилась не в лучшем состоянии. — Арбенина! Ну мы же договорились! — Я знаю, знаю. Не переживай, всё хорошо будет. — Обещаешь? — А то! — Динка усмехнулась и поднялась с колен, пододвигая стул. — Ох, вот встану я, и ты получишь у меня. — Да? И что же? — Диана приподняла бровь, а в её глазах заплясали знакомые Светке озорные бесята, и появился яркий блеск. — Об одном и думаешь! — Света рассмеялась, слегка толкая улыбающуюся девушку в плечо. — А о чём ещё-то? Лежишь тут, а я дома одна. И скучно, и грустно… — Ага, и некому руку подать. Так говоришь, как будто я тут прохлаждаюсь. — А что ты тут делаешь, если не прохлаждаешься? — Ну… быть может, лечусь? Ты вот как думаешь? — Сурганова засмеялась, глядя, как Диана закатывает глаза. — Ну, может быть, может быть. — Диан, принеси завтра гитару, а? Попоём с тобой. — Мы же в больнице. Тут люди… прохлаждаются. — Вот и поможем им прохлаждаться. — Светка подмигнула Арбениной. — Я с врачом поговорю. — Свет, ну куда тебе петь? Ты же еле на кровати сидишь. — Ну и что? А может, я последний раз пою вообще?! — Сурганова! — Диана грозно рыкнула, глядя на притихшую Светлану яростным взглядом. — Ну всё-всё, прости. Я это так, просто… — Просто она. — Арбенина подскочила со стула, нависла над Светой и заглянула той в глаза. Зелёные глаза сейчас отливали металлическим блеском. — Ещё раз услышу — и будешь коротать свои последние часы тут абсолютно одна. — Я уже извинилась. — Сурганова не боялась грозного вида Дины, потому что знала — та никогда её не оставит по такому мелочному поводу, и сейчас девушка так реагирует только потому, что не находит себе места от переживаний. Света обняла Диану за шею и притянула ближе к себе. — А я тебя сейчас поцелую, кстати. — Неужели? — Ага. — Она исполнила своё обещание, аккуратно касаясь своими искусанными губами тонких уст напротив. Поцелуй был коротким, но нежным, лёгким и очень нужным. Арбениной стало легче дышать, и она улыбнулась. — Светка… Ты держись, хорошо? А я принесу гитару, так и быть… — Само собой. Снайперы не сдаются, верно? — Сурганова улыбалась. — Верно.***
На следующий день, как и обещала, Дина принесла гитару. Сургановой было немного лучше, так что совсем скоро палата заполнилась аккордами гитары и звонким голосом «не могущей нормально сидеть» Светки. К ней присоединилась и довольная Арбенина. Пели старые и относительно новые песни, смеялись и импровизировали. Спустя пару песен, в палату набились пациенты, которым было интересно, что происходит, и медсёстры, которым нечего было делать. Пара пожилых санитарок и несколько больных заняли кровать Светки, потому что сама Сурганова наотрез отказалась сидеть и вскочила, становясь рядом с Арбениной. Они кланялись, шутливо переругивались и снова пели. Светку не заботила боль. Она чувствовала себя живой, счастливой, стоя перед небольшой публикой вместе с родным человеком и вытягивая высокие ноты. Вскоре практически вся палата старалась подпеть «Снайперам». Люди не знали слов, но музыка трогала что-то внутри них, заставляя выдавливать из себя непонятное мычание. Светлана забрала у Дины гитару, начиная играть свою песню. Все, включая Диану, заворожённо слушали, глядя на изменения в лице исполнительницы. Гитара кочевала из одних женских рук в другие. Спели уже очень много песен. Только затянули припев «Завоюй меня», как в палату вошёл врач Сургановой. — Пришёл завоеватель… — Вздохнула Светка. — Так, девушки, я всё понимаю, но одна из вас после приступа. Вам бы лежать, а не песенки петь. — Врач сдвинул брови, выразительно глядя на свою пациентку. — Дайте песню хоть допеть! — Воскликнула Арбенина, упираясь в мужчину колючим взглядом. — Только одну. Допели песню, а после пациенты и медсёстры, сутулясь под пристальным взглядом врача, подходили к девушкам, благодаря за концерт и пожимая руки. — Вы, Светлана, не бережёте себя. — Доктор! Вот сейчас, в эту самую минуту, я чувствую себя здоровее всех здоровых! — Учтите, я разрешил этот концерт только потому, что Вы меня ужасно достали. Больше такого не повторится. — Мужчина устало вздохнул. Его слова были адресованы, в основном, Арбениной, которая только фыркнула. Врачу ужасно захотелось больше не пускать ее в больницу. — Само собой! — Светка светилась, как начищенный самовар. — Спасибо! — Вы как себя чувствуете? — Говорила же: здоровее всех здоровых! — Ох, смотрите. Вам скоро на процедуры, так что, не буяньте тут. — Врач покачал головой и вышел. — Диана! Спасибо! — Сурганова бросилась на шею Арбениной, целуя ту в щёку. — Да не за что. — Дина немного смутилась и улыбнулась. — Давно мне не было так хорошо. — Светлана упала на кровать, довольно потягиваясь. — Я рада. Сурик, я домой пойду. Поздно уже, да и у тебя процедуры. — Хорошо. Ещё раз спасибо. — Не скучай. — Арбенина наклонилась и оставила быстрый поцелуй на порозовевших губах. — Я люблю тебя, Дин. — Женщина смотрела с неимоверной нежностью, глаза немного блестели от пережитых эмоций, а губы растягивались в такой широкой улыбке, что светилась вся палата. Диана молчала. Но потом, тряхнув головой, улыбнулась так же широко. — И я тебя, Свет. В эту ночь обе снайперши уснули ближе к её середине. Каждая лежала и вспоминала милый образ. Нет ничего лучше, чем уснуть с мыслями о единственно-дорогом.***
Следующий день пронёсся для Дианы быстрой птицей. Она сходила на пары, но до конца не смогла досидеть, сбежав с последней. Она шла по Питеру, улыбаясь всему, что видела. Погода была тёплой. Дина так хотела, чтобы рядом шла Сурганова, о чём-то эмоционально рассказывая, и именно тогда решила, что непременно вытащит Светку из больницы ненадолго. Распахнув двери палаты, Арбенина вбежала внутрь, глядя на отложившую книгу Свету. — Так, мы идём гулять. — Бескомпромиссно заявила Диана. — Куда? — Гулять. Куда именно — не знаю. — Меня не отпустят, Дин. — Отпустят! — Девушка выбежала в коридор и пошла к врачу. Мужчина сидел в кабинете, разбирая бумаги. Когда к нему ворвалась Арбенина, он только тяжело вздохнул. — Что на этот раз, Диана Сергеевна? — — Отпустите Светку погулять. — У неё нестабильное состояние, и я устал это повторять. Ей нельзя далеко уходить, потому что мы можем не успеть, если что. — Бросьте! Я всегда буду рядом. Как только что-то пойдёт не так — я сразу же доставлю её к вам. — Вы меня слышите? Я не отпущу никуда Светлану! — Ну пожалуйста! — Диана была слишком упряма. — А знаете что? Идите, куда хотите! Но если что-то произойдёт… — Ему жутко хотелось сказать, что он больше просто не будет лечить Сурганову, но так было нельзя. — Вы просто больше не переступите порог этой больницы, Диана. — Я поняла! Спасибо! — Динка умчалась, радостно улыбаясь. Дававший клятву Гиппократа снова тяжко вздохнул, возвращаясь к бумажной работе. Арбенина летела по коридору, чуть не сбивая персонал и некоторых больных. Она завалилась в палату, крича на пол больницы. — Сурик! Тебя отпустили! Вставай, натягивай одежду, и пойдём из этого дурдома! — Серьёзно? Диан, тебе как это удалось-то? — Сурганова достаточно резво соскочила с кровати и широко улыбнулась. — У меня же операция скоро. Мне, вроде как, покой нужен. — А мне ты нужна. На улице. Прямо сейчас! — Приятно слышать, что я тебе нужна. — Света немного смутилась. — Ой, Господи, Сурганова. Реагируешь так, словно никогда и не знала, что ты мне нужна. Давай, в темпе вальса. — Дина начала хлопать в ладоши, воспроизводя мелодию танца. Светка усмехнулась и стянула с себя больничную футболку, открывая обзор на худую спину. Можно было увидеть каждый позвонок, обтянутый светлой кожей. Дина зажмурилась, стараясь не думать о том, насколько сильно Света похудела. А смотреть на широкий эластичный бинт, опоясывающий хрупкое тело, Арбенина не могла вовсе. Она знала, что на животе, скрываясь под плотной тканью, в окружении шрамов, находится что-то ужасное, что-то инородное, она даже забывала название этого, от ужаса и боли. Это Светкино относительно хорошее теперешнее состояние было, в общем-то, единственным в череде нескончаемой боли. Сурганова лежала на кровати без сил, температура зашкаливала. Она по несколько дней не ела, с трудом пила. Старалась уснуть, но не могла из-за ощущения, что ломаются кости. Её улыбка почти не появлялась, но никогда женщина не давала себе права жаловаться. Она стискивала зубы, прокусывала губы до крови, царапала ногтями собственные руки, но не позволяла даже шепотом сказать, что ей настолько плохо, что хочется умереть. Не просто не говорила этого, а даже выступала на концертах. Немыслимо, но Света это делала. Она приходила на репетиции, а потом, через боль улыбаясь, шагала на сцену, становясь рядом с Дианой и хватая скрипку. И сейчас, когда ей лучше, несмотря на то что ещё несколько дней назад она с трудом выговаривала слова, женщина с улыбкой переодевалась в уличную одежду, собираясь пройтись по родному Питеру. Арбенина стояла у двери, впервые задумавшись о том, что может произойти во время прогулки. А вдруг и правда что-то случится? — Свет… Я тут подумала… У тебя же правда операция скоро. — И что? — Сурганова стояла уже полностью одетая и смотрела на закусившую губу Диану чуть приподняв бровь. — Важная операция. А тебе совсем недавно было очень плохо… Слушай, дурацкая затея. Давай тут останемся. — То есть, таскаться на концерты я могу, а выйти на улицу — нет? — Светлана недовольно вздохнула. — Подбирай свои сомнения, и пойдём уже на улицу. Там сейчас тепло. — Светка, я не уверена. Давай, от греха подальше, в больнице посидим? Но Сурганова не слушала. Она бодро прошагала мимо Дианы и двинулась к выходу. Арбенина вздохнула и пошла следом.***
Они шли по тротуару, пиная мелкие камешки и шелестя подошвой об асфальт. Яркое солнце светило в глаза, отражалось в водах Невы и играло бликами на растрёпанных волосах и чёрных очках Дианы. Света шла рядом, взяв тонкой рукой Арбенину под локоть. Сурганова передвигалась с осторожностью, особых сил не было, организм значительно исчерпал их за время болезни, но она не останавливалась, лишь крепче сжимала сильную руку родного человека. — Диан, а что потом будет? — М? В смысле? — Дина вынырнула из своих мыслей, поворачиваясь к Свете. — Ну, пройдёт операция, а потом что? — Как это «что»? Домой поедем. Отдыхать будешь. А там, как только тебе станет лучше, будем концерты давать. — А если… ну… не станет лучше? — Конечно станет. — Диана сглотнула начинающую замерзать слюну. Ей стало страшно. Света, которая прижимается к её плечу, сдвигает брови и серьёзно заговаривает о том, что будет «если», испугала Арбенину. — Да? Ну, ладно. — Снова расплывается в улыбке, не замечая, как сильно переменилась в лице Диана. Сурганова верит ей безоговорочно, стараясь даже не обращать внимания на то, что собственный организм явно не соглашается с мнением девушки. Снайперши шли дальше молча. Света вдыхала питерский воздух, наполненный водой, сигаретным дымом и музыкой, слышной только ей и, может быть, Диане. А сама Арбенина украдкой смотрела на улыбающуюся Светку и прижималась щекой к её щеке, запоминала запах светлых волос, бледной кожи, всматривалась в серые глаза, светящиеся счастьем, когда Сурганова поворачивалась к ней лицом. — Пойдём к воде, а? — Диана взяла Светку за руку, утаскивая за собой. — Пойдём. Они спустились к реке и замерли, думая о своём. Лёгкий ветер лохматил волосы, обдувал лица и приносил запах Невы. Света улыбнулась и тихо запела что-то своё, старое, но нужное сейчас. Дина стояла и слушала, погружаясь в любимой голос. Песня была допета, они ещё немного постояли, а потом двинулись куда-то вглубь города. — Диан, пойдём к маме? — Пойдём, но я постою на улице. — Да брось ты. Она нормально к тебе относится. — Ага, конечно. Думаешь, я не видела её взглядов? К тому же, она до сих пор не может простить тебя за то, что ты рванула тогда в Магадан. И винит в этом меня в том числе. Арбенину сложно было переубедить, так что Света просто вздохнула и кивнула головой.***
Света сидела у мамы на кухне, абсолютно счастливая, согретая теплом, маминой улыбкой и ее руками, которые ласково трепали короткие волосы. Диана топталась на улице, выкуривая сигарету. Возле Светки она не позволяла себе курить. Неожиданно, из окна сургановской кухни выглянула скрипачка и крикнула: — Эй, Дин, поднимайся. Поздороваешься хоть. Кричать в ответ, что подниматься нет желания, Диана не стала и, выкинув окурок, медленно поднялась к квартире, заходя внутрь. — — Здравствуйте, Лия Давыдовна. — Арбенина робко улыбнулась. — Здравствуйте, Диана. Вы проходить будете? — Лия Давыдовна улыбнулась в ответ, но улыбка была не слишком искренняя. — Нет, спасибо. Нам бы в больницу вернуться, а то врач свирепствовать будет. — Да, мам. Мы пойдём. — Свет, ну куда так рано-то? Ты ж не поела, даже чаю не попила. — Лицо женщины мгновенно осветилось, когда она посмотрела на дочь. — Мам, ты же знаешь, что я сейчас мало ем. Я не голодна. И нам правда пора, а то меня больше не отпустят. — Ладно, бегите. — Сурганова-старшая поцеловала Светку и кивнула Диане.***
Снайперши вышли на улицу, двигаясь в сторону больницы. Арбенина обнимала Свету за плечи. — Ты как, Свет? — Всё нормально. — Светлана улыбнулась, но внутри чувствовала, что что-то не так. Ей становилось тяжелее передвигать ноги, заныли суставы, и, кажется, поднималась температура, но женщина списала это на усталость. Да и Диане знать не обязательно, она и так волнуется. — Точно? Что-то ты какая-то бледная. — Эй, я сейчас всегда такая. Всё хорошо. — Ну смотри… — Диана чувствовала, что Сурганова как-то более тяжело переступает с ноги на ногу, но раз она говорит, что всё хорошо, то надо верить. — Светка, выдержишь ещё одну мою маленькую авантюру? — Для тебя — всё что угодно. Арбенина слегка улыбнулась и ускорила шаг, заворачивая в какую-то подворотню. Пройдя небольшое расстояние, девушки упёрлись в глухую стену. Это был обычный двор с тупиком, коих в Петербурге предостаточно. — Зачем ты меня сюда привела? — Мы тут как-то были, помнишь? Тут удобные качели. Мы качались и разговаривали. Ты тогда пролила на себя пиво. Сурганова засмеялась. — Я пролила пиво? Это ты махала руками и вылила на меня полбутылки. — Не может быть! — Диана фыркнула, а потом прижала к стене Свету. — Я, в общем-то, понятия не имею, зачем тебя сюда притащила. Но не целоваться же посреди улицы! — А мы будем целоваться? — Светлана хитро посмотрела на девушку, обнимая её руками за шею. — Будешь много говорить — не станем целоваться. — Диана улыбнулась и робко прикоснулась к губам скрипачки, не углубляя поцелуя и не отстраняясь. Светка улыбнулась в ответ и взяла инициативу на себя, нежно касаясь тёплых губ, проводя руками по шее и спине Арбениной. Та, наконец, набралась немного смелости и начала целовать более страстно, быстро. — Дианк, не горячись. — Света выдохнула, когда губы Дианы оказались на её бледной шее. — Почему нет? — Потому что я с трудом стою на ногах и напора страсти не выдержу. — Женщина немного виновато улыбается и оставляет короткий поцелуй на щеке Дианы. — А что ты сразу-то не сказала? — Арбенина недовольно смотрит на Сурганову, но потом тяжело вздыхает и, закидывая её руку себе на плечи, бредёт к выходу из тупика, а потом к больнице.***
Света уже сидела на кровати, натягивая больничную футболку, когда почувствовала, что силы её стремительно покидают. Она легла, сквозь зубы выпуская воздух из лёгких. — Свет? — Диана, сидевшая на стуле, подскочила и быстро подошла к кровати. — Всё нормально. Я устала, Динк. Посплю немного, ладно? — Конечно. Я завтра приду. — Диана постояла немного, перенося вес с ноги на ногу, а потом коснулась почему-то мокрого лба губами. Девушка тихонько прикрыла за собой дверь палаты, расправила плечи и пошла к выходу.***
Улица ударила по ушам автомобильными гудками и ворвалась под кофту ветром. Арбенина поёжилась, достала сигарету и закурила. Думать не хотелось. Она предпочла вспоминать хороший день, проведённый рядом со Светкой, и выдыхать сизый дым, рассматривая питерский вечер. Дождя не было, но повышенная влажность создавала вокруг жёлтых фонарей светящиеся круги. Было красиво. Диана шла медленно. Подошвы тяжёлых ботинок гулко стучали о брусчатку, волосы трепал прохладный ветер, сигарета тлела в руке, а свитер хранил лёгкий запах Светки. Какой-то морской, свежий. В нём было солнце, море и чистый песок. Арбенина вдохнула полной грудью, смешивая в носу запах Сургановой и Питера, и улыбнулась, чувствуя, что сегодня она, почему-то, счастлива. Привычная парадная сегодня была не такой уж серой. Дина взбежала по лестнице, открыла дверь в квартиру и только принялась стягивать обувь, как раздался телефонный звонок. Девушка в одном ботинке пропрыгала до аппарата, хватаясь за трубку. — Да? — Диана Сергеевна? — Я. — Вас из больницы беспокоят. Вы просили звонить, если что-то произойдёт с… — Голос запнулся, а Арбенина вмиг закостенела, сжав трубку с такой силой, что, казалось, она скоро треснет. — Сургановой Светланой Яковлевной. — Да. Ч-что такое? — Слова не хотели выговариваться. — Её состояние резко ухудшилось. Нужна срочная операция. Пациентку сейчас готовят, буквально через полчаса начнут. Вы… — Договорить голосу не дали. Арбенина швырнула трубку на телефон, не заботясь о том, как он лежит, и, засунув ногу в ботинок, не завязывая шнурки, бросилась из квартиры, не закрывая дверь. Полчаса. До операции осталось полчаса. А до больницы тащиться целых 40 минут. Необходимо успеть. Диана бежала, спотыкаясь о собственные ноги, наступая на шнурки и чудом не падая. Внутри всё холодело. Небольшой просвет, живущий лишь благодаря Светке, неумолимо сужался, рёбра сдавливались всё сильнее, дышать становилось почти невозможно, воздух выходил из лёгких со свистом. Она перебежала дорогу на красный, едва уловив сигнал машины, врезалась в нескольких людей, а потом, запнувшись о камень, полетела на асфальт. Ладони стёрлись в кровь, любимые джинсы разодрались на коленях, и сквозь дырки были видны острые коленки, запачканные грязью. Болели ноги, локти и голова, потому что падать Арбенина совершенно не умела и распласталась на земле, приложившись всем, чем можно. С тихим рыком поднявшись, Диана вновь начала бежать, но выходило медленнее и болезненнее. На ногах, похоже, тоже была кровь, потому что при беге что-то неприятно натягивалось и трескалось, а потом появлялась жидкость. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Она бубнила себе под нос, стараясь сдержать слёзы, появляющиеся на глазах. Наконец, показались стены больницы. Арбенина залетела на территорию, навалилась на двери и взбежала по лестнице. На окрики персонала она внимания не обращала. Нужный этаж, открытая дверь палаты, но внутри нет Светы. Оттуда выходит медсестра, и Диана налетает на неё, чуть ли не хватая за плечи. — Где? — Кто? — Да чёрт бы вас побрал! Сурганова где? - Девушка рычит, пугая растерявшуюся медсестру. — Пациентка? — Тупо переспрашивает девушка, приходя в себя. — Пациентка, да. — В предоперационной. Скоро начнут делать операцию. — Где это? — Это на этаж выше, в конце коридора. — Спасибо. Арбенина срывается с места, с трудом вписываясь в повороты. Шнурки тянутся за ней, мешая и спутываясь. Диана перепрыгивает через две ступеньки, бежит в конец коридора и, немного не добегая до нужной двери, падает снова, проезжая по линолеуму. Взвывает от боли и потери времени, встаёт, не обращая внимания на то, что подсохшие царапины опять содрались, и влетает в предоперационную. — Девушка! Выходите! — Несколько человек персонала пытаются её выгнать, а она смотрит только на лежащую на каталке Сурганову. Смертельно-бледную, с огромными тёмными кругами под глазами, с белыми губами, на которых нет живого места из-за кровяных следов от укусов. Она лежит, не открывая глаз. Если бы это была не Света, а Диана увидела бы эту девушку впервые, то непременно бы решила, что она уже мертва. Но нет. Света же не может умереть. Она дышит. — Пожалуйста… пожалуйста… — Диана не замечает, как начинает плакать. Слёзы бегут прозрачными дорожками. Она смотрит на врачей. Чёрт, если надо, то она прям сейчас встанет на колени и будет молить сколько влезет, только бы они её не выгнали. Нужно пару минут. Всего пару минут, чтобы дать Светке понять, что Диана тут, с ней. — У вас две минуты. — Врачи отпускают девушку и она падает на колени около каталки, невесомо касается лба Сургановой, убирая слипшиеся светлые пряди. — Свет. — Говорит совсем тихо, стараясь унять дрожь в голосе. — Сурик, родная. Открой глаза. Пожалуйста… — Добавляет едва слышно, произнося почти одними губами. Светлана немного приоткрывает глаза, фокусирует взгляд, а потом пытается улыбнуться. Губы растягиваются, а укусы трескаются, начиная кровоточить. — Диана. — Её голос звучит так, словно она шепчет из-под воды. Он очень хриплый и тихий. — Тшшш. Свет, я здесь, я с тобой. Всё хорошо будет. Ты держись только. — Да. Спасибо. — Свет, я люблю тебя, слышишь? Пожалуйста, прошу тебя, держись! — Диана шепчет яростно, утыкаясь в слабую руку Сургановой. — И я тебя люблю. Мы справимся, Дин. — Женщина с трудом выдыхает и приподнимает руку, опуская её на непослушные каштановые волосы. — Мы справимся… — Арбенина, не обращая внимания на врачей, поднимается и целует Свету, прижимаясь к её сухим губам. — Какая ты смелая стала. — Сурганова слегка усмехается, когда Дина отрывается от неё. — Замолчи. — Диана не выдерживает и позволяет голосу дрогнуть. — Всё будет хорошо. — Света смотрит с необъятной любовью и нежностью, и Арбениной хочется утонуть прям сейчас в её глазах, остаться с ней навсегда. Нарушая момент уединения, в помещение входит врач. — Посторонние — на выход. — Свет… — Диана начинает говорить, но слова застревают в горле. — Иди. Всё хорошо. — Сурганова улыбается и шепчет одними губами, что любит. Арбенина бросается к врачу, хватает его за руку и просит сделать всё, чтобы её Светка жила. Мужчина сбрасывает её руку и отвечает, что именно этим и собирается заняться, а потом выпроваживает её за дверь. Девушка буквально прилипает к окну в стене, наблюдая, как увозят каталку в операционную. Сурганова снова закрыла глаза.***
Арбенина уже часа полтора ходит по коридору туда-сюда. Ноги ноют от напряжения, а пальцы — от постоянного заламывания. К ней несколько раз подходили медсёстры с предложением обработать царапины, но девушка каждый раз просила оставить её в покое. Она несколько раз останавливалась и утыкалась лбом в стену, чувствуя, как силы её покидают. Ещё немного и ноги просто подогнутся, а тело рухнет вниз. Но нельзя. Никак нельзя. Светка там за жизнь борется, а она будет отчаиваться раньше времени? Только не сейчас, не в этом случае. И Диана вновь принималась измерять длину коридора шагами, заламывать пальцы и лохматить и без того торчащие волосы. Спустя ещё пару часов вышел врач. Диана, только немного успокоившаяся и сидящая на стуле, подскочила и рванула к нему. — Что с ней? — Диана Сергеевна… — Врач замолчал и вздохнул, а Арбенина замерла. Время остановилось. Она буквально слышала, как густеет от страха кровь в её сосудах, как замедляется сердце, чувствовала, как капля холодного пота ползёт по позвоночнику. — Что? — Голос звучит глухо. Она даже не уверена, что мужчина расслышал. — Понимаете… — Он набирает побольше кислорода и произносит, припечатывая Диану гвоздями к стене. — Светлана не пережила операцию. Организм был практически убит. Мы пытались её спасти, но шансы были малы. Она боролась до конца. Я давно не видел такой стойкости, но даже с её силами выжить было практически невозможно. Арбенина стоит и смотрит на врача. Он готов в любой момент протянуть руки и поймать её, когда она будет падать в обморок, или принести стаканчик воды. А она просто смотрит, едва не корчась от боли. Рёбра с хрустом сломались внутри, доставляя физическую боль. Диана не понимает, почему мужчина просто ждёт. Неужели он не видит, что она истекает кровью? Мир сжался до одной точки, внутренности разорваны на тряпки, просвет, дающий дышать, исчез, уступая место кровавому месиву. В голове совершенно пусто. Девушка даже не может связать и двух слов. Она словно со стороны смотрит на себя. Застывшая фигура, безэмоциональное лицо. Нет ни слёз, ни криков. — Диана? — Врач тихо обращается к ней, заглядывая в абсолютно пустые глаза. — Да. Да, спасибо, что сказали. А её куда потом? — Спрашивает первое, что собирается в голове. — Ну… Она же умерла… В морг. — Да. В морг. — Диана кивает, а на лицо выходит кривая усмешка. — Я тогда пойду. — Стойте. Вам, может, успокоительного? — Я похожа на того, кому нужно успокоительное? — Нет… И это странно. — Я не стану распускать здесь сопли. Она бы точно не стала. — Она снова усмехается, прощается с врачом и идёт к выходу. Замечает развязанные шнурки и опускается на колено, чтобы их завязать, а потом доходит до двери, толкает её и выходит на улицу. Свежий воздух режет лёгкие и бьёт по переломанной грудной клетке. Диана уходит подальше от больницы. Дома она сегодня не появится. Питер встречает девушку холодным ветром и лёгким дождиком. Арбениной нравился дождь, но сегодня он обжигает, будто кислота. Вопреки обыкновению, Дина застёгивает куртку до самого горла и выбрасывает пачку сигарет в урну. Сейчас она выглядит так, как хотела бы её видеть Сурганова. Застёгнутую, без сигареты и не подставляющую лицо холодному дождю. Диана идёт какими-то закоулками. Она уходит далеко от больницы и натыкается на знакомые места, где они гуляли со Светой. Разворачивается и буквально бежит в другую сторону, подальше от этих мест. Немного приходит в себя только спустя несколько часов после страшной новости. С ужасом ощущает всю внутреннюю боль, что заставляет её скорчиться прямо посреди улицы и выплюнуть на асфальт содержимое желудка. Девушка, шатаясь, отходит подальше, но понимает, что идти больше не может и падает, сдирая многострадальные царапины, прямо на брусчатку, отползает к стене какого-то дома и опирается на неё спиной. Редкие прохожие думают, что она пьяна, раз сидит в такую погоду на земле и вообще ползает, и обходят стороной. Ну и чёрт с ними. Пусть не подходят. Девушка не знает, куда деваться от жуткой боли и поэтому бьётся затылком о стену до тех пор, пока голова не начинает жутко болеть. Потом она поднимается, начиная бить руками. После первых двух ударов на костяшках появляется кровь, но Арбенина не останавливается, пока что-то в кистях не хрустит. Кровь струится по рукам, их невозможно ни согнуть, ни разогнуть, пальцы и костяшки опухли. Но боль внутри не унимается совершенно, и Диана начинает колошматить стену ногами. Ботинки сгибаются и даже немного трещат, пальцы ног болят, а стопы сводит. Слишком высоко задрав ногу, Арбенина не удерживает равновесие и падает, ударяясь затылком и спиной. И только тогда выдыхает и позволяет слезам течь по лицу. Она даже не замечает, что начинает безудержно реветь. С трудом поднимается, чувствуя боль в ногах и идёт куда-то, не разбирая дороги. Впервые за то время, что Арбенина провела, пиная стену, показывается человек, который видит шатающуюся девушку, испачканную кровью. — Вам помочь? — Вы курите? — Диана фокусирует взгляд и видит молодого симпатичного парня. — Курю. Вас в больницу, может? — Бросайте курить. — Улыбается, пугая парнишку. — Нет, спасибо. В больницу меня не надо. Дайте сигарет, пожалуйста. — Хорошо. — Парень хочет вызвать скорую, но понимает, что девушка, вроде, вменяемая и не хочет в больницу. Достаёт одну сигарету и протягивает. — Я понимаю, что наглею, но отдайте мне пачку, прошу. Я… — Теряется, пытаясь найти слова. — Мне просто нужно очень много сигарет. — Девушка, давайте в больницу? — Нет. Я в порядке. Я могу назвать Вам адрес, тут недалеко. Дойду. — Ладно… Как скажете. — Парень достаёт пачку, заполненную наполовину, и протягивает Диане. — Спасибо. Вы мне, кажется, жизнь спасли. — Диана снова улыбается и отходит от парня, сворачивая в подворотню. Он стоит и смотрит в след, надеясь, что странная особа и правда дойдёт. Арбенина, почувствовавшая смертельную необходимость в никотине, с трудом шевелит пальцами, доставая сигарету из пачки. Несколько минут уходить на успокоение трясущихся рук, и, когда ей это удаётся, девушка поджигает сигарету, затягиваясь. Начинает кашлять от слишком большого количества дыма, а потом чувствует мизерное расслабление. Как будто обломки рёбер немного сдвинулись внутри. Она бредёт до дома, выкуривая сигарету за сигаретой. Когда открывается дверь в парадную, в пачке остаётся три сигареты. Диана не может говорить, её шатает от никотина и боли. Поднимается на нужный этаж, стараясь унять в себе желание рухнуть прямо на ступеньках. Толкает незапертую дверь, машинально оглядывается, чтобы удостовериться, что в квартире никого чужого нет. Закрывает дверь и сползает по двери на пол. Она сидит, прижавшись ноющим затылком к дереву и слышит противный монотонный гул. Не затрудняя себя попытками встать, ползёт в комнату, откуда слышен тихий звук. Оглядывается в темноте, пытаясь определить источник. Находит брошенную много часов назад трубку, которая неровно лежит на телефоне. Диана усмехается и кладёт её ровно. В квартире воцаряется тишина. Арбенина ложится на пол около стены, поджимая колени и чувствует, что что-то мешает. Застёгнутая плотная куртка. Девушка расстёгивает молнию на грязной ткани и закрывает глаза. Она ничего не хочет видеть и чувствовать. Из-за усталости и боли, Диана скоро проваливается в сон, в котором не будет ничего кроме моря и его запаха.***
Квартиру уже жгло дневным солнцем, но Диана только открыла глаза. Она осмотрелась, не понимая, почему лежит на полу. Попытка встать не увенчалась успехом, потому что жутко болели ноги. Арбенина с трудом села, опёрлась спиной о стену и только сейчас поняла, что спала в куртке. Никак не получалось вспомнить, почему же она в таком состоянии. Девушка сняла куртку и принялась осматривать руки. Ими больно было шевелить, пальцы опухли, кровь засохла почти на половине кистей, кожа была содрана чуть не до мяса. С трудом стянув с себя штаны и свитер, Диана обнаружила множество синяков. Одежда была грязной и запачкана кровью. Она убила кого-то, что ли? Арбенина всё же смогла встать, глядя на небольшую гематому на правой ступне. Мозг никак не хотел вспоминать, что вчера было. Диана чувствовала какую-то непреодолимую тоску. Внутри чего-то не хватало, но никак не приходило осознание, чего именно. Она дошла до окна, выглянула на улицу и увидела какую-то светловолосую женщину, входящую в парадную противоположного дома. Цвет её волос был очень похож на цвет волос Светки. Диана мысленно произнесла заветное имя и вдруг упала на пол. Она вспомнила большие чёрные круги под глазами, бледную кожу, искусанные губы, слабый голос и яркие светлые волосы. А потом вспомнила, что больше никогда не увидит свою Свету. Ту маленькую, хрупкую девушку, которая умела не сдаваться и не жаловаться, которая превосходно играла на скрипке, пела песни про любовь и смеялась так заразительно, что невозможно было сдержаться. Арбенина сидела на полу, глядя на противоположную стену и думала о том, что ещё совсем недавно здесь суетилась неугомонная Сурганова. Диана втянула носом воздух и почувствовала запах моря. Тогда из глаз потекли солёные слёзы. Девушка ничего не чувствовала, кроме усталости и пустоты. Она не могла остановить слёзы, не могла пинать стены, не могла просто вдохнуть так, чтобы внутри что-то не обрывалось, поэтому Дина просто сидела и иногда вытирала солёные капли запястьем.***
Ближе к ночи Арбенина отошла от некого ступора. Она поднялась с пола, где просидела неподвижно всё это время, и подошла к телефону, перелистывая телефонную книжку, где аккуратным, но мелким почерком Светки были записаны телефоны ближайших друзей. Первым делом набрала Голубеву. — Алло? — Не смотря на поздний час, голос девушки был очень бодр. — Свет, это Диана. — Арбенина испугалась собственного голоса. Он был глухим, ужасно хриплым и грубым, а слова с трудом вылетали из сухих губ. — Господи, Диан, что у тебя с голосом? — Ничего. Свет, ты… — Диана вздохнула, пытаясь придумать, как сказать Голубевой, что Сургановой больше нет. — Ты к Светке не ходила? — Голос дрогнул. — Нет. Я у неё позавчера была, а потом забегалась, не зашла. А что такое? Как она? — Свет. Её больше тут нет. — В смысле? — Голубева начала немного заикаться. — В прямом. Она умерла, Свет. — Нет. — Света тянула это слово, пытаясь думать о том, что Арбенина, верно, сошла с ума, раз такое говорит, но по молчанию на той стороне поняла, что с умом Дианы всё в порядке. — Господи… Нет, не может быть. — Я звонила сказать тебе об этом. Ладно, пока. — Диана собралась положить трубку, как услышала быстрое бормотание. — Диана… ты… чёрт… как ты? Диан? — Голубева всхлипывала, но старалась удержать слёзы в себе. — Я в порядке. Всё, Свет, мне надо ещё людям позвонить. — Я сама. — Она всё-таки не сдержала слёзы, и теперь это было очень слышно, потому что слова были совершенно непонятны. — Спасибо. Не плачь, Свет. — Да-да… — Пока. — Диана отключилась. Она понимала, что должна поддержать Голубеву, может, даже примчаться к ней и вместе напиться, но как она может кому-то помочь, если сама с трудом дышит? Единственное, на что хватило сил, было выполнено, и теперь Арбенина ходила туда-сюда по квартире, не зная, что делать. Ещё вчера она бы, непременно, рванула к Светке. Но куда бежать сейчас? Стены квартиры не давили на психику, а вот понимание того, что в этих стенах нет Сургановой — очень даже. Диана, надеясь хотя бы немного прийти в себя, отправилась в душ. Она включила воду, льющуюся ото всюду в старой сантехнике, и села в ванную. Все раны моментально заныли из-за воды. Арбенина чуть не зарычала от боли, но продолжила терпеливо поливать ноги и кисти. Засохшая кровь не сразу отмылась, оставив на белизне ванны разводы. Диана долго просидела в ванной, поливая себя из душевой лейки, корчась от пекущих царапин и дрожа от холода, потому что вода была еле тёплая. Сурганова бы её, наверное, уже убила за эти вот мурашки на коже и немного синие губы. Арбенина наспех вытерлась полотенцем и, обвязавшись им, вышла в комнату. Найдя пачку сигарет около входной двери, она открыла её, достала сигарету и закурила. Раздалась трель телефонного звонка. Диана аж подскочила на месте, а потом медленно подошла к аппарату, стряхивая пепел прямо на старый ковёр. — Да? — Диана? — Девушка никогда не слышала голоса, который с ней разговаривал. Он был мало того, что незнаком, так ещё и как-то глухой. Было ощущение, что человек либо недавно плакал, либо болеет. — Да, это я. Кто вы? — Это я, Лия Давыдовна. — Здравствуйте… — У Дианы перехватило дыхание. Эта весёлая женщина никогда не говорила таким жутким голосом. — Здравствуй. Держитесь, Диана. Я знаю, что она была вам дорога. — Света. — Диана неожиданно для себя поправила старшую Сурганову. — Что? — Не «она». Света. — Да, Света. Я хотела сообщить, что… — Женщина закашлялась и подавила в себе слёзы. — Похороны будут через два дня. Все собираются около нашего дома… Господи… Я не могла подумать, что столько людей будут собираться около моего дома на похороны моей дочери… — Я… понимаю. Лия Давыдовна, Вы… — Слова застряли где-то глубоко в горле, Диана не могла сказать банального «Держитесь». — Спасибо. — Женщина вздохнула. — До свидания, Диана. — До свидания. От этого короткого разговора на душе стало совсем паршиво. Арбенина не представляла, что чувствует сейчас мама Светы, потерявшая единственную дочь. А самое противное то, что девушка даже помочь не может. Диана вдруг поняла, что безумно нуждается в свежем воздухе. Она нашла в горе своей одежды более-менее чистые рубашку и джинсы, усердно стараясь не смотреть на аккуратно сложенные вещи Сургановой. Светка на неё всегда ругалась, потому что Арбенина не считала нужным складывать свою одежду стопочками, запихивать её на полку и вовремя кидать в стирку. Она бросала куртки, кофты, штаны и ботинки на первое попавшееся место, а потом долго искала необходимую вещь. В результате, она оказывалась не первой свежести. Сурганова закатывала глаза и тихо говорила что-то вроде: «Всё как всегда, Арбенина». Дина тряхнула головой и, хромая, вышла из квартиры, медленно начиная спускаться по ступенькам. На улице было прохладно, ветер бил по щекам. Людей, понятное дело, в такое время не наблюдалось. Диана шла медленно, не разбирая дороги. Она осматривала старые и новые дома, редкие окна, в которых горел свет. В голове вертелись песни. Сургановские песни. Те, которые она часто пела. Диана вернулась мыслями в их общую квартиру, где на тумбочке одиноко покоилась старая тетрадка со стихами. Девушка дала себе обещание, что когда-нибудь найдёт в себе силы пролистать пару страниц и прочесть написанные красивым почерком строчки, которые будут прыгать в разные стороны. А на полях обязательно что-то будет нарисовано. Какой-нибудь цветочек, квадратик, а может что-то покруче. Например, её, Дианины, очки, руки или глаза. Светку трудно назвать художником, но рисовать она любила. Очередной виток мыслей совпал с новым поворотом. Новое направление оказалось знакомым. Здесь жила Голубева. Диана поборола в себе желание подняться на пятый этаж и постучать в обшарпанную квартирную дверь. Светка либо спит, либо пьёт, либо мучает бедную гитару. Арбенина ей не поможет, а реветь в крепких объятиях она не готова. Ноги развернулись и пошли назад.***
Следующие два дня прошли мимо. Диана не отвечала на телефон, который трезвонил с утра до ночи, не открывала двери, общаясь с приходившими через преграду и смотря в глазок на их опухшие и мрачные лица. Рука пару раз дрогнула, желая открыть дверь. На пороге тогда стояла многострадальная Светка и ребята из группы. Но Арбенина отдёрнула руку, разворачиваясь и уходя в глубь квартиры, где приземлилась на пол, облокачиваясь спиной и кровать. Она почти не ела и не спала. Девушка не прыгала на стены, не рвала на себе волосы, не ревела в подушку часами. Она просто просыпалась, лежала на кровати, потом вставала и ходила по квартире, прикасаясь к разным вещам родного человека, запоминая их материал, запах. Арбенина не чувствовала грызущей боли, депрессии или желания выйти из окна. Она была абсолютно пуста внутри. Тоска накрывала с головой. Не спасали ни песни, ни гитара. В тот день, который Диана потом предпочтёт стереть из своей памяти, она вышла из дома рано. Долго бродила по улицам, спускалась к реке и просто сидела на скамейке, смотря куда-то вдаль. Но потом пришлось вставать и идти туда, куда меньше всего хотелось. Грязно-жёлтый дом показался из-за угла своим кирпичным боком. Дина поняла, что немного опоздала — около дверей парадной толпился народ. Они стояли кольцом вокруг чего-то, что нельзя было разглядеть. Арбенина на полусогнутых ногах подошла к кольцу. Из середины слышался заунывный голос батюшки и тихие всхлипы. Здесь были почти все друзья. Парочка незнакомых человек, соседи. Диана положила руку на плечо их общей подруге. Та развернулась, тихо ойкнула, глядя на белое лицо перед собой, и положила свою ладонь на Дианину, а потом пропустила вглубь кольца. Все смотрели на Арбенину, а ей хотелось согнуться пополам, упасть на землю и слиться с асфальтом. Пусть её затопчут, пусть по ней проедет что-нибудь тяжёлое, а батюшка уронит свой крест, ударяя им прямо ей в висок. Ближе всего к тому, что стояло в середине, находились ближайшие друзья. Голубева, чуть дрожа, подошла к Диане, слегка проводя пальцами по тыльной стороне её руки. Тхай, этот огромный мужчина, стоял, наклонив голову, и старался утереть слёзы до того, как они утонут в густой чёрной бороде. Музыканты принесли инструменты и теперь держали их наготове, как будто из этого нечто, стоящего совсем рядом, поднимется Светка и скажет, как всегда: «Играем, ребята!». Диана боялась смотреть туда, где стояла маленькая, сгорбившаяся фигурка. Лия Давыдовна держалась за чью-то руку, боясь упасть. По её морщинистому, но красивому лицу бежали слёзы. Они не останавливались совсем, хотя женщина старалась их сдержать. Она не падала на колени, не кричала диким голосом. И от этого становилось только страшнее. Сурганова-старшая просто стояла, уже перестав вытирать солёные дорожки, и что-то шептала одними губами. Наконец, Арбенина перевела взгляд на центр кольца. И тут она задохнулась окончательно. Грудную клетку снова разорвало, рёбра сломались ещё мельче, лёгкие были открыты воздуху, но Диана всё никак не умирала. Она смотрела остекленевшими и широко распахнутыми глазами на деревянное строение. Слово «гроб» не укладывалось в голове. Внутри этой коробки лежала Светка. Она была совершенно белая, худая. Глаза были закрыты, а Диане до зуда на коже хотелось подойти, поднять веки и посмотреть в серые глаза. Ну они же должны засветиться прежней радостью, теплом, искренностью и весельем. Они просто обязаны! Но глаза не открывались сами по себе. Сурганова по-прежнему лежала неподвижно. Она была одета не в какое-то платье, а в свой белый концертный костюм. Он ей очень шёл. На сложенных замком руках можно было разглядеть кольцо, подаренное Дианой. Полный священник обходил деревянную коробку, затягивая что-то нудное, брызгал водой на людей и на Светку. Какого чёрта вообще? Он же её всю уже облил своей водой! Зачем? И почему Сурганова так спокойненько там лежит? Будто и нет вокруг толпы людей, непонятного мужика с крестом на животе и улицы. Когда Диана нашла ответы на свои вопросы, её ноги подкосились. Она села на корточки, опираясь на чьи-то конечности сзади. Светка не реагирует просто потому, что умерла. Господи. Воздух вышел из лёгких с тихим рыком. Или стоном. Диана сама не поняла, но к ней тут же кто-то бросился, начиная хлопать по щекам. Да не потеряла она сознание, что за чёрт?! Зачем бить по лицу человека, который даже не валяется на земле без признаков жизни? Она оттолкнула чьи-то руки и поднялась, качаясь. Брызги от священника долетели до неё, и она брезгливо отёрла лицо ладонью, направляясь в сторону Светкиной мамы. Встала рядом и просто смотрела на женщину. Лия Давыдовна медленно повернула голову — Арбенина ужаснулась серому цвету и бегущим слезам. Она протянула руку и женщина ухватилась за неё, цепляясь так крепко, как только могла. Тогда по щеке Дианы скатилась одна слеза, теряясь в вороте куртки. Вся эта процедура длилась, по меркам Дианы, ужасно долго. Она почти не шевелилась, лишь изредка сжимая холодными пальцами маленькую ладонь Лии Давыдовны. Глаза Арбениной слезились уже из-за ветра и постоянного напряжённого всматривания в белое лицо Сургановой. Для неё не существовало ничего, кроме закрытых век любимого человека, лежащего абсолютно неподвижно. Девушка закостенела и, кажется, даже не дышала. Поэтому когда все куда-то двинулись, Диана не сразу пришла в себя. Кто-то взял её за плечо и шепнул на ухо что-то о том, куда все идут. Дина разобрала слова «машины» и «кладбище». Сурганова-старшая по-прежнему цеплялась за её руку, но уже шла впереди, таща за собой будто приклеенную к земле Арбенину. Все быстро расселись по средствам передвижения. Деревянную коробку со Светой внутри запихнули в какую-то газель. Диана всю дорогу неотрывно следила за этой машиной, которая ехала немного впереди. Арбенина потеряла счёт времени, поэтому не могла сказать, через сколько они добрались до кладбища. Здесь завывал ветер. Оградки, кресты, памятники, свежие и старые могилы ввели Диану в состояние паники. Она начала мелко дрожать, заламывать пальцы и тихо рычать сквозь плотно сжатые зубы. — Диан? — Лия Давыдона подошла неожиданно. Диана вскрикнула. — Простите, я… — Слова не хотели выдавливаться из связок. — С вами всё в порядке? Воды? — Женщина смотрела внимательно и обеспокоенно, отчего у Дины сжалось сердце. Господи, она потеряла дочь, но находит в себе силы интересоваться состоянием другого человека. Они, Сургановы, все такие, что ли? — Я в порядке. Вы… Как вы? Лия Давыдовна не ответила. Она вымученно улыбнулась, развела руками и быстро смахнула слезу со щеки. От этих действий Диана чуть не потеряла сознание. Её захлестнула собственная и чужая боль. Все куда-то побрели. Куда-то влево, где отвратительно-громко каркали вороны. На том месте стояли двое мужчин с лопатами. Их лица были землянисто-серого цвета, куртки кое-где испачканы землёй. Казалось, что тонкие губы каждого из них никогда и не улыбались. Холодные зелёные и голубые глаза равнодушно скользнули по подошедшим людям. Мужчины кивнули и принялись закрывать гроб, который, непонятно каким для Дианы образом, оказался тут. Девушка смотрела, как тяжёлая крышка опускается, скрывая за собой худую фигурку. Арбениной хотелось кричать, рвануть к этим мужчинам, отодрать их грязные руки от этой чёртовой крышки, поднять Свету, сбежать с ней куда-нибудь и долго выть, сжимая обмякшее тело. Но она просто стояла. Потом мужчины схватили гвозди и молотки. Они пристроили острия гвоздей к разным точкам на крышке гроба. Раздались первые удары. Кто-то сзади взвыл нечеловеческим голосом. Стоящая рядом Лия Давыдовна начала стремительно падать, но её кто-то подхватил. Диана не могла сдвинуться с места. Она чувствовала, будто её вбивают в землю молотком. Звуки удара раздавались в голове невыносимым для слуха эхом. Арбенина зажмурила глаза, но всё равно, казалось, видела сосредоточенные лица мужчин, вколачивающих большие гвозди в дерево. Она шептала что-то одними губами, в надежде, что звук всё-таки прорвётся, и ей удастся крикнуть так громко и жутко, захлебнувшись слюной и кровью, как ей этого хотелось. Но предательские слова не вырывались из горла. С каждым ударом девушка немного сгибалась. Когда молоток последний раз коснулся шляпки уже исчезающего в крышке гвоздя, Арбенина сидела на коленях, сжимая пальцами предплечья. Её бросился поднимать гитарист, но она отмахнулась, искренне считая, что достаточно громко послала его нахер. В действительно, девушка лишь что-то промычала, отпихнув руки музыканта. Затем гроб подняли с земли. Вслед за ним поднялась и Арбенина, шагая следом за мужчинами, которые тащили эту коробку к выкопанной яме. Её кто-то схватил за талию и притянул назад. Руки были женскими, но очень сильными, так что Диане не удалось вырваться. Она смотрела, как гроб опускают в могилу. Он исчез на четверть, потом на половину, а затем пропал из виду. Началась очередная дурацкая традиция: кидать в могилу горсти земли. Диана смотрела, как вереница из людей подходит по очереди к краю пропасти, коей стала для Дины эта яма, и кидают по три горсточки влажной земли. Арбенина видела, как подходит к могиле мама Светы. Она с трудом нагибается, набирает небольшую горсть и долго стоит, смотря на присыпанную почвой крышку гроба. Затем кидает. Её ноги тут же подкашиваются, она почти летит в могилу, но проворные руки оказавшегося ближе к ней мужчины подхватывают обессилевшую женщину, уводя подальше. Диане хочется броситься следом, помочь, утешить. Но она не может. Арбенина подходит на негнущихся ногах к пропасти, захватывает рукой землю и мнёт её в пальцах. Грунт холодный, зернистый и пахнущий водой. Она кидает земляные сгустки на гроб, надеясь, что упадёт следом за ними, оставшись незамеченной, что её закопают, засыпав сверху плотным покрывалом почвы. И её горло, нос и рот будут забиты землёй, ногти сломаются о твёрдые камешки, когда будут рыть проход к свету, а где-нибудь под рубашкой, на уровне ключиц, проползёт холодная земляная тварь, вселяя панический ужас больному сознанию девушки. Но ничего этого не происходит. Она всё так же стоит у могилы, перетирая пальцами остатки грунта. Возвращается Лия Давыдовна, держа в руках стакан с водой. Гроб начинают закапывать. В следующую секунду Диана увидела то, чего очень боялась — мама Светы упала на колени и, хватаясь за всё подряд, пыталась остановить этот ужасный процесс. Диана слышала какой-то нечеловеческий голос женщины, видела, как та целяется слабыми пальцами за всё, как бегут яростные слёзы по серым щекам. Арбенина рванула к ней, неуклюже плюхнулась рядом и, схватив трясущиеся руки, прижала их к себе. Лия Давыдовна ревела подстреленным зверем, царапая ногтями Дианины кисти. Гроб закопали. Теперь на месте ямы возвышался небольшой бугор свежей земли. Мужчины с лопатами удалились, стали разбредаться и некоторые люди из толпы. Диана всё ещё сидела на земле вместе с Сургановой-старшей, буравя стеклянным и отсутствующим взглядом светлый деревянный крест по правую руку от себя. На кресте висела чёрная табличка: «Сурганова Светлана Яковлевна. 14.11.1968-…». Дальше Диана не хотела читать. Она смотрела и не могла поверить, что в этих трёх словах и двух датах заключена теперь её Светка. Маленькая, вечно весёлая, растрёпанная и перебирающая тонкими пальцами струны гитары или держащая смычок в аккуратной кисти. Лия Давыдовна рядом смотрела на землю, будто надеясь, что закопали туда не её дочь. Чудовищная, отвратительная ошибка кого-угодно. А Света сейчас места себе не находит, разыскивая маму, Арбенину и всех друзей. Но ошибки не было. Под ними, в двух метрах от поверхности земли, лежала в коробке Сурганова в своём кристально-белом костюме, со сложенными руками, закрытыми глазами и растрёпанными светлыми волосами. Их двоих с трудом оторвали от земли. Создалось впечатление, что маму и любимую Сургановой просто приварили насмерть к этому месту. Потом их довели до машины, посадили и, вздохнув, ушли. Диана сидела, смотря в одну точку. В голове было пусто. Хотелось просто закрыться где-нибудь в тёмной комнате, лечь на пол и закрыть уставшие, опухшие и красные глаза. Машина тронулась с места, увозя их с продуваемого ветрами кладбища. Арбенина отчётливо ощущала, как оставила на этом месте чуть ли не половину себя. Теперь часть её тела и души лежит под холодной землёй, надеясь согреть остывшее тело под светлым крестом с чёрной табличкой.***
Машины остановились около дома Сургановой. Люди высыпали на улицу. Диана вышла следом, пытаясь не смотреть на место перед парадной, где пару часов стоял гроб. Она собралась уходить, как к ней подошла Голубева. — Диан, ты куда? — Домой. — Арбенина откашлялась, согнувшись пополам. — Ты чего? — Ничего. — Слушай, тут же поминки… — И? — Надо идти. — Я не пойду. — Диан, перестань. Это нужно. — Мне плевать. Иди нахер, а? Мне абсолютно всё равно, что тут дальше будет. Я иду домой, вашу мать! — Арбенина кричала, наступая на Голубеву и размахивая руками, испачканными в земле. — Дин… Пожалуйста, перестань. Всем тяжело. Я её любила безумно. Но надо остаться на поминки. Это дань уважения покойнику. — Свет вздохнула, хватая Диану за руку. — Уважения? Господи, да я даже тебя не могу по имени назвать, потому что тебя зовут так же, как и её. Как я буду сидеть там и смотреть на её фотографию с чёрной ленточкой в углу, заливая в себя рюмку водки? Как, Голубева? — Я не знаю. Остынь, Арбенина. Я уверена, что Светка сказала бы тебе тоже самое, что и я. Арбенина будто в очередной раз взорвалась внутри. Она сжала губы. — Ты не знаешь, что она сказала бы. И я не знаю. Она уже ничерта не скажет, господи! — Девушка взвыла, зарываясь напряжёнными пальцами в волосы и чуть не выдирая их. — Ладно. Чёрт с ним. Я пойду туда. Уважение, чёрт побери… Диана, шатаясь, прошла мимо подруги, подходя к двери парадной. Она очень медленно поднималась по грязным ступенькам, стараясь хоть как-то собрать себя, чтобы можно было смотреть людям в глаза. Старенькая дверь квартиры распахнулась перед ней. Девушка прошла внутрь, зашла на кухню и молча села на свободный стул.***
Диана погрузилась в себя, не заметив, как закончились поминки. Спустя какое-то время она поняла, что всё-таки опрокинула в себя пару стопок водки, потому что покусанные губы жгло, а сознание немного плыло. До неё долетали обрывки фраз, скрежет вилок о тарелки и тихий голос Лии Давыдовны, которая в сотый раз принимала искренние, но абсолютно ненужные ей слова соболезнования. Арбенина не поняла когда и как, но внезапно откуда-то слева раздался родной звонкий голос. Голос Сургановой. Диана резко отрезвела, сердце заколотилось где-то в горле, мешая дышать. Она оглянулась по сторонам, надеясь найти Свету. Увидеть её руки, лицо, губы, в мелких трещинках, которые зимой никогда не заживали из-за того, что Светка слишком много смеялась. Тяжесть осознания смерти отступила куда-то назад. Но чувство томительного ожидания, смешанного с нервозностью и какой-то радостью внезапно и мгновенно сменилось новой яростной болью, сжатым спазмом горлом и едкими слезами в уголках глаз — взгляд Дианы наткнулся на магнитофон, стоящий на подоконнике, из которого раздавался смех Светы. Арбенина не могла выдержать эту пытку. Она несколько часов назад видела, как тело её Сурика опускают в холодную землю в чёртовой деревянной коробке, а сейчас её голос, её песня звучит из динамиков бездушного аппарата. Дина сцепила руки в замок, впиваясь ногтями в кожу. Она не хотела слушать, но слуховые центры в мозгу всё равно улавливали звук. Арбенина не узнавала собственную песню, слыша лишь скрипку и высокие ноты уже погибшего человека. Внезапно, «Снайперы» запели вдвоём, и девушка упала головой на стол, тихонько взвыв. Ещё несколько дней назад, в палате больницы, она стояла рядом со Светкой, улыбалась ей, случайно касалась прохладной руки, когда передавала гитару. Арбенина мотнула головой, резко поднимаясь, не заметив, как уронила стул. Грохот был каким-то слишком оглушающим, поэтому все повернулись к девушке, а кто-то убавил звук на магнитофоне, ослабляя пытку мягким голосом. — Простите, я… Мне нужно… Извините… — Она терялась в словах, голова кружилась, в ушах стоял живой и родной голос Светки, а перед глазами была размазанная каплями дождя картинка, где гроб опускают в землю. Она сжала зубы и сцепила руки в замок, стараясь не смотреть на людей. Девушка как можно спокойнее прошла в коридор, начиная шнуровать ботинки. Краем уха услышала, как кто-то шаркающей походкой приближается сзади. — Диана, простите, надо было подумать о вас. — Лия Давыдовна положила руку на плечо согнувшейся пополам Дианы. — Нет, всё хорошо. Но разве вам не тяжело это слушать? Простите, Лия Давыдовна, можно я пойду? Я больше не могу. — Арбенина редко признавалась в чём-то настолько открыто, но врать в лицо женщине не могла. Да и внешний вид выдавал её с потрохами. — Тяжело. Но я так хотела услышать ее… — Женщина вздохнула, борясь со слезами. — Конечно. — Лия Давыдовна немного помялась, а потом коротко обняла Арбенину. — Спасибо вам. — Держитесь. — Диана впервые улыбнулась. Робко и совсем тускло, желая хоть как-то поддержать маму Светы. Девушка вышла за дверь, а затем рванула вниз по ступенькам, перепрыгивая через одну и чувствуя, как внутри всё замирает, когда тело оказывается в воздухе на пару секунд. Арбенина вылетела из парадной и побежала по городу. Быстро, как только могла. Она задыхалась, в горле саднило, а глаза щипало от ветра, но Диана бежала дальше, в надежде избавиться хоть как-то от голоса в голове. А он продолжал звучать, набирая обороты, силу, краски. Больше всего Дине хотелось случайно споткнуться, удариться головой об асфальт, чтобы только заглушить песню в мозгу. Но этого не происходило, поэтому, пробежав сколько могла, девушка остановилась, падая на ближайшую лавочку. Она не могла отдышаться, жутко хотелось пить. Диана запрокинула голову, глядя на небо. — Сурганова. Какого чёрта? — Арбенина смотрела на небо, начиная разговор со Светой. Дина не верила никогда ни в Ад, ни в Рай, ни в Бога, но ей почему-то представилось, что Сурганова непременно где-то там, в небе. И пусть она умерла не так давно. — Почему я здесь, а ты там? Почему? Что я тут теперь буду делать? Без тебя… — Девушка шипела слова сквозь зубы. Она никогда не была сентиментальной и не считала, что есть вообще какой-то смысл в разговорах с покойниками, кроме утешения себя тем, что ты, вроде как, продолжаешь разговор с тем, кого нет, а значит, что он, возможно, ещё слышит тебя и ты не один. Она считала так ровно до тех пор, пока не потеряла Светку. Теперь ей было плевать, как это выглядит. Было просто жизненно необходимо попробовать вернуть то чувство, которое возникало при разговоре с любимым человеком. Но разговор — вещь не односторонняя, а небо упрямо молчало, не желая выпускать Свету из своих пушисто-облачных прохладных объятий. Сурганова всегда любила это вот необъятное, неизвестное и манящее полотно над головой. Что ж, теперь она там — Арбенина была в этом уверена.***
Проходили дни. Казалось, что их пробежало уже огромное количество, но вырванные листы календаря напоминали, что ощущения не совпадают с реальностью. Диана вставала, занималась какой-то рутиной, стараясь игнорировать тупую боль и мысль, бьющуюся в каждой клетке её тела: «Сургановой больше нет.» В основном получалось, но как-то слишком неуверенно. Арбенина понимала, что всё из рук вон плохо тогда, когда садилась на пол и брала в руки гитару. Она перебирала струны, откашливалась и собиралась что-нибудь спеть, но слова застревали в горле, как рыбная кость, а суставы на пальцах начинало словно ломать. Дина отбрасывала от себя гитару, цеплялась за собственные предплечья, вдавливая ногти в кожу до тех пор, пока не оставалась глубокая отметина полумесяца. Потом она много курила, отвлекаясь от мыслей тем, что сдирала корочки с заживающих царапин, глядя, как выступают капли крови.Девушка почти не выходила на улицу, только для того, чтобы купить новую пачку сигарет или выпросить эту самую пачку у кого-то из знакомых. С друзьями она общалась через слегка приоткрытую дверь комнаты, сцепив зубы от их грустно-жалеющих лиц. Потом резко захлопывала дверь, слыша слишком уж тяжёлые вздохи. Она не открывала шкаф, чтобы не натыкаться на свежий морской запах и аккуратно сложенные вещи Светки. Не открывала тетрадь со стихами, хотя чуть подрагивающие пальцы всё равно тянулись к ней. И старалась не смотреть на уже запылившийся кофр со скрипкой, стоящий каким-то чёрным монументом около стены. В один из абсолютно серых и каких-то клонированных будней в дверь комнаты постучали. Сидящая на подоконнике Арбенина вздохнула и медленно поплелась к двери, закуривая по пути и надеясь, что не слишком долго придётся выдерживать сопереживающий взгляд какого-нибудь очередного друга. Приоткрыв дверь только на небольшую щёлочку, Диана в шоке уставилась на пришедшего. — Добрый день, Диана. — Около двери стояла сгорбившаяся и посеревшая Лия Давыдовна. Она слегка улыбнулась. — Я пришла за вещами Светы. — А… Ну… Здравствуйте. Да, конечно, проходите. Чай будете? — Диана смотрела на тлеющую сигарету и искренне не знала, что с ней делать. Идти до окна казалось слишком далеко и сложно, а выкидывать сигарету на пол — не самая лучшая мысль. — Нет, спасибо. Я хочу просто забрать вещи и уйти. Курите, если хотите. — Лия Давыдовна снова слегка улыбнулась. Арбенина ответила тем же, делая большую затяжку и чуть не поперхнувшись дымом. — Я помогу вам донести тогда. Вещей не очень много, но, думаю, будет тяжеловато. И. эм…можно я попрошу вас оставить кое-что мне? — Оставить? — Сурганова-старшая задумалась, борясь с самой собой. Она не могла смириться с тем, что её дочь жила с этой вот резкой особой, сорвалась когда-то к ней, в этот Магадан, где жила непонятно где и как. Но она старалась хоть как-то принять это, понимая, что сейчас её сомнения в любом случае ничего не значат. Она отпустила когда-то своего маленького Светика в эту коммуналку, так что все остальные её чувства не имели смысла. Тем более сейчас, когда на одном из петербургских кладбищ стало на одну могилу больше. А эта угловатая, дерзкая и слишком много употребляющая никотина девушка со взъерошенными короткими волосами была дорога её дочери, значит, нужно сделать то, что просит нужный когда-то человек. — Да, я могла бы оставить вам вещи. — Спасибо. Я оставлю буквально пару. — Диана рванула к шкафу, тормозя прямо перед дверцей и сглатывая слюну. Пальцы задрожали, что неимоверно взбесило Диану. Какого чёрта, в конце концов? Она не может открыть дверь шкафа? Не может отдать матери вещи её дочери тогда, когда эта самая мать пришла, а она, Арбенина, упиваясь собственной болью, даже не подумала о том, что можно было бы предложить свою помощь хоть в чём-то. Глубоко вздохнув, девушка резко открыла дверцу шкафа, вдыхая полной грудью запах. Делая всё быстро, Диана вынула из стопки длинную белую концертную рубашку, безразмерные серые штаны и простую чёрную футболку, кидая всё это на кровать. Остальные вещи она аккуратно взяла и переложила в пакет, принесённый Лией Давыдовной. — Так. Это из одежды всё. Гитара ещё её, кружка на кухне стоит, книжки. — Диана, а где скрипка? — Скрипка… Лия Давыдовна… А можно… — Диана запиналась, исподлобья смотрела на серьёзную и печальную маму Светки, думая, может ли она просить о чём-то ещё. — Что? — Могу я… — Выдохнув, Арбенина тихо продолжила — оставить скрипку. Сурганова-старшая замолчала, вцепившись взглядом в найденный у стенки инструмент. — Просто… Эта скрипка… Она как будто сама Светка. — Диана начала говорить, не понимая, зачем это делает. — Я не прикасаюсь к ней, даже не смотрю, но мне кажется, что если унести этот чёртов кофр, то вся эта коммуналка, орущие соседи, струны на моей гитаре, сама я просто растворимся. Если бы не ваша дочь, если бы не её скрипка меня бы не было тут. Ни в Питере, ни в музыке. Всё это сделала Светка и скрипка. Я не смогу просто так отдать её. Простите. Я не имею на это права, но я не отдам вам инструмент. — Арбениной хотелось зажмуриться, чтобы не видеть сдвинувшую брови женщину, не слышать тяжёлого выдоха, но она продолжала, сжав губы, не мигая смотреть на Лию Давыдовну. Та помолчала, а потом, бросив на Диану какой-то странный взгляд, начала говорить. — Принесите остальные вещи. Я пока тут до конца сложу всё и пойдём. — Хорошо. Арбенина, не зная, как реагировать, просто выполнила просьбу, собирая оставшиеся вещи. Принесла все это, упаковала и, вцепившись кистями в предплечья, хмуро уставилась на маму Светы. — Все? — Лия Давыдовна подняла сумки, стараясь скрыть дрожь, которая била тело. — Все. — Тогда пойдемте. — Женщина двинулась мимо Дианы, вышла из квартиры и осталась ждать в подъезде. Арбенина, осмотрев как-то резко опустевшую квартиру, с благоговейным выдохом уставилась на стоявший все тем же черным камнем кофр. Слегка улыбнулась, чувствуя непередаваемую словами благодарность, и вылетела из квартиры. Женщины шли молча. Диана только изредка посматривала на Лию Давыдовну, борясь с желанием прижаться к ней и благодарить долго и сбивчиво. Сурганова-старшая же просто шла, глядя перед собой или в небо. — Как думаете, Светуля там? — Женщина кивнула на яркую синь над головой. Диана тоже посмотрела вверх, вспоминая, как недавно сидела на лавочке, выплевывая слова в серые тучи. — Она просто умерла. — Арбениной не хотелось об этом говорить. Не хотелось, потому что боялась показать свою слабость, боялась признаться, что тоже, черт возьми, об этом думает. Реплика осталась не отвеченной. Лия Давыдовна вздохнула и уставилась на серый асфальт под ногами. Диана помогла дотащить сумки. Она остановилась перед старенькой дверью квартиры Сургановых. Вспомнила, как буквально вчера ее Светка просила ее подняться, чтобы поздороваться с мамой. В лестничном пролете будто зазвенел родной смех. Девушка, не сдержавшись, порывисто обняла Сурганову-старшую, на пару секунд прижавшись острой скулой к морщинистому лицу. Отстранилась, опустив голову. — До свидания, Диана. Спасибо вам. — Женщина улыбнулась. Стало тепло, спокойно. Несмотря на родство не по крови, способность улыбаться так, что все проблемы забывались, Светка переняла у матери. — До свидания. Нет, это вам спасибо… за скрипку, за поддержку, за… дочь. Простите, что говорю это сейчас. — Арбенина, сглотнув, развернулась и быстро побежала по ступенькам, стараясь скрыться от нахлынувшей тоски. Она буквально залетела домой, захлопывая дверь. Не раздеваясь, рванула к кофру, села рядом и трясущимися руками дернула за молнию. Откинула крышку, глядя на поблескивающий инструмент. Долго не решалась взять его в руки, но потом, выдохнув, медленно провела пальцами по гладкой поверхности. Взяла в руку, почти любовно погладив струны. — Знаешь, я впервые пожалела, что не умею играть на скрипке. — Диана запрокинула голову, стараясь не думать о том, что начинает разговаривать с тем, кого нет. — И я сейчас говорю с тобой, понимаешь? Я схожу с ума. Тебя нет со мной всего какие-то недели, а я уже не знаю, куда себя деть. Господи, ты можешь вспомнить, чтобы я, Арбенина, сидела и разговаривала со стенами, думая, что говорю с тобой? Я сама себе противна. — Арбенина закурила, снова стряхивая пепел на пол. Оглядела загаженный ковер, усмехнувшись. — Ты бы давно кинула в меня тряпкой и сказала убирать, верно? Черт возьми, ты же не ответишь. — Диана запустила пятерню в волосы, сильно сжав. — Не могу так больше… Затушила сигарету об себя, запрокинув голову и пытаясь сдержать крик. Слёзы покатились по щекам, и она не могла с уверенностью сказать, от чего именно они текут. Арбенина сжала в пальцах маленький тонкий гриф, легла на пол и положила скрипку на грудь. В запястье пульсировало, ожог некрасивым пятном выделялся на смуглой коже. Диана смотрела в потолок, чувствуя, как холодные струны врезаются в огрубевшую кожу кончиков пальцев. Хотелось провести по ним смычком, услышать уже позабытый звук, но нельзя. Не потому, что не умеет. Светка так ревностно относилась к своей скрипке, даже в руки не давала. Дина и так нарушила негласное правило их дома — не трогать инструмент. Пытаться выбить из него звук было бы уже преступлением. Становилось холодно, хотелось курить, болела кисть, но Арбенина не вставала, даже не шевелилась. Было чувство, будто к полу придавило что-то тяжелое. Очень хотелось, чтобы придавил кто-то. Хрупкий, худой, растрепанный, светловолосый. Но оставалась только скрипка.***
Прошло уже столько времени, что Диана потеряла счет. Она вернулась в университет, кое-как объяснив такое длительное отсутствие. Как еще не выгнали, удивительно. Девушка думала о том, что скоро закончит универ и это будет хорошо. Арбенина корпела над тетрадями, стараясь заглушить тоску от очередного одинокого вечера не только в сигаретах и пиве. Кое-как сдав долги, Диана позволила себе немного расслабиться. Впервые с того страшного для впустила в квартиру друзей. Правда, как только кто-то из них произнес имя «Света», выгнала всех чуть ли не пинками, захлопнула дверь и долго сидела, оперевшись о нее спиной, в темной прихожей. Она думала, что начинает немного привыкать. Вроде, не так сильно болит внутри. Но пришло время первого концерта без Светы. Денег не было, нужно было как-то восстанавливать себя в музыке. Репетиции проходили молча. Диана пела и играла с закрытыми глазами, вспоминая, как звучала в тех или иных моментах скрипка, как подпевала Светка. Где-то она всегда смеялась посреди песни, где-то вытягивала ноты, когда не справлялась Арбенина. Сурганова всегда веселила всю честную компанию, разбрасываясь шутками и улыбкой. Дина постоянно прерывала репетиции, чтобы привести в норму готовый сорваться от слез голос.***
Вечер, сцена очередного клуба. Арбенина выходит на сцену под аплодисменты. Берет в руки гитару, смотрит в толпу. И, неожиданно бросив гитару на пол, убегает за кулисы. Появляется спустя пару минут со стулом в руках. Тащит его на сцену, ставит рядом с собой и снова хватает инструмент. — Добрый вечер. — Начинает говорить, но, слыша собственный хриплый голос, замолкает. Люди снова хлопают и косятся на принесенный стул. И только Диана понимает, что притащила его по привычке. Она всегда приносила что-нибудь, на чем можно сидеть, чтобы, если Сургановой станет плохо, она могла сесть. — Я хочу спеть вам не свои песни. Зал начинает понимать и смысл притащенного стула, и слова Дианы. Люди уже не хлопают, а опускают головы. Раздаются первые аккорды не арбенинских песен. Девушка поет, ударяя по несчастным струнам. Голос срывается, хотя она пытается привести его в норму. Наконец понимает, что больше не может, что сейчас просто разорвутся связки, и замолкает. Подхватывает зал, путаясь в словах не слишком хорошо знакомой песни. И Арбенина впервые не сдерживается, позволяя слезам течь, очерчивая еще более заострившиеся скулы. Музыканты продолжают играть, но у каждого на лицах написана острая нехватка скрипачки, ее музыки, настроения, общения. Они играли и смотрели на стул, буквально видя, как Светка стоит рядом с ним, ибо она практически никогда не позволяла себе садиться. Диана пела, отчаянно не справляясь ни с нотами, ни с эмоциями. Но люди терпели, помогая тогда, когда Арбенина замолкала и почти залпом выпивала бутылку воды, потому что в горле безбожно саднило. Концерт закончился. Но люди не спешили уходить, стоя группками рядом со сценой и смотря на Диану глазами, полными сочувствия, боли и грусти. Девушка прятала взгляд, не в силах смотреть на тех, кто пришел. Но и уйти она не могла тоже. Арбенина злилась сама на себя за то, что никак не может прекратить стоять, как дура, отворачиваясь от молчаливой толпы около сцены. Она выдохнула только тогда, когда народ, тихо зааплодировав, начал покидать клуб. Девушка отмахнулась от вопросов музыкантов, сухо кинув, что надо сворачиваться. Собрались быстро. Диана попрощалась с парнями, вышла на улицу, усмехнувшись тому, что снова идет дождь. «Интересно, а Светке больше нравилось солнце или дождь?» — подумалось девушке, пока она шла по направлению к дому, постоянно поправляя лямки чехла с гитарой и отчетливо ощущая холодную пустоту по правую руку — там обычно шла Сурганова. Мысль выбила из колеи. Арбенина даже с каким-то ужасом осознала, что того времени, что они прожили вместе, все равно не хватило, чтобы полностью узнать эту вечно смеющуюся женщину с глазами умудренного опытом если не старика, то явно более взрослого человека, и улыбкой озорной девчонки. Это осознание больно ударило в грудь, чуть не повалив на залитый дождем асфальт. Диана тряхнула головой, стараясь справится с нахлынувшими эмоциями. До дома добралась сравнительно быстро, выкурив по дороге пару сигарет. С усилием прогнала ноющую боль, когда квартира встретила тишиной, темнотой и холодом, будто в заброшенном здании, в котором выбили все окна. Диана так до конца и не поняла, отчего был этот холод. От вечно открытого окна или от пустоты? Раздраженно выдохнув, Арбенина сбросила гитару, уже привычно забралась на подоконник, так и не сняв с себя ничего, кроме ботинок, снова закурила, думая о том, что сегодня была пройдена точка невозврата — сыгран первый концерт без Светы. Это пугало и одновременно заставляло чувствовать легкий огонек надежды. Надежды на то, что Арбенина справится с отсутствием в ее жизни Сургановой. Внезапно в голове возник разговор, который казался уже таким давним.***
Больничная палата была такой же, как обычно — белой, холодной, с запахом лекарств. На кровати, поджав ногу под себя, сидела серьезная Света, глядя на то, как Диана ходит по палате туда-сюда, жестикулируя руками и выплевывая слова. Она в очередной раз ругала Свету за то, что та «никогда не может сказать все, как есть, а отшучивается и переводит тему». Сургановой снова было плохо, и она снова не сказала об этом Арбениной — Дин, успокойся, прошу тебя. Что мне нужно было делать? Сказать тебе, что у меня чуть ли глаза не сварились от температуры и простынь можно было выжимать от пота? — Светлана вздохнула, старясь ухватить взбесившуюся Диану на руку. Та ее отдернула. -Да, Сурганова. Именно это тебе и нужно было сказать. Я не должна узнавать, что тебе вкололи уйму обезболивающего, от которого ты проспала чуть ли не весь день, потому что ты чуть одеяло зубами не порвала, от врача. Ясно тебе?! — Арбенина почти кричала, глядя с яростью на Свету. — Не могу я так, Дин. Я не хочу, чтобы ты лишний раз нервничала. И так со мной проблем навалом, так еще и сообщать тебе все. Сейчас же все хорошо. — Охренительно, блять! А если бы ты умерла, Свет? Просто от того, что не сказала сразу? — Диана впервые заговорила о смерти, и это напугало ее саму до чертиков. Она неловко ахнула, мигом растеряв всю свою злость, и с грохотом опустилась на стоящий рядом с кроватью стул. — Тише, родная. — Света подползла к ней, поцеловав в макушку. Арбенина рыкнула, а затем задрожала. Она не плакала, но казалось, что ей этого сильно хотелось. — Все будет хорошо, слышишь? Мы с тобой еще столько песен напишем, столько всего споем, увидим. — А если нет, Свет? Черт, я боюсь, что мы не справимся… — Сурганова, услышав это признание, тяжело сглотнула. Она не могла говорить о том, что сама иногда думала об этом. О том, что ей не хватит сил. О том, что она подведет Диану. Слышать это еще и из уст всегда уверенной любимой было жутко и почти невыносимо. Но Света лишь снова улыбнулась. — Помнишь, как ты разбила мою скрипку? — Помню. — Нехотя призналась Арбенина, не желая говорить об этом инциденте. Она помнила эту жуткую ссору, возникшую на ровном месте, помнила, как схватила оберегаемую Светой скрипку, которую ей подарили, и с силой ударила ею по металлической ванной. Раздался скрип дерева, вой металла, треск, жалобный плач струн, полетели щепки. Сурганова стояла в проходе, некрасиво разинув рот, держа замершую руку в воздухе. Затем она медленно опустилась на пол, только громко выдохнув. — Свет, ты прости меня еще раз, я… — Да погоди ты. — Света подняла ладонь, призывая к молчанию, и улыбнулась. — Я не об этом. Честно говоря, мне тогда жутко хотелось послать тебя ко всем чертям… — Ты это и сделала. — Хмыкнула Арбенина, вызвав смешок у Светы. — Конечно. Ты разбила мою скрипку, Арбенина. Но я не это хотела сказать. Я тогда думала, что никогда не прощу тебя за моральную травму, вообще разобижусь и уйду от тебя. Мне было чуть ли не физически больно. — Здесь Диана вздрогнула, вновь начиная жалеть о давно минувшем. — Но я тебя простила и даже не стала меньше любить. — Вот спасибо. — Диана фыркнула и засмеялась. — Так ты это к чему? Напомнить, что ты великодушная, любящая и вообще прекрасна, а я сволочь? — Да это, по-моему, известный факт. — Иди ты, Сурганова! — Диана хлопнула Свету по руке, глядя, как та слегка отодвигается и смеется. — Рассказывай давай нормально. — Мы пережили смерть моей любимой скрипки от твоих рук. Мою болезнь мы переживем сто процентов. Диана тогда только засмеялась, чувствуя, как от этого забавного способа сообщить, что они справятся, потеплело где-то в груди. С тех пор она старалась свято верить в то, что образуется. После этого воспоминания чертовски необходимо стало, чтобы Светка снова придумала какое-то дурацкое утешение, которое поможет справиться с болью. Но Светки не было.***
Все шло ровно и никак. Диана справлялась с собой, играя все более энергичные концерты. Она пела свои песни, но о Сургановских не забывала тоже. Казалось, что даже становилось легче их петь. Уже привычный стул стоял там же, где и всегда. Но теперь Диана стала таскать с собой на концерты скрипку. Она не доставала ее на сцене, вообще не вытаскивала из кофра, но ей было спокойнее, когда мыслями она возвращалась в гримерку, где был аккуратно прислонен к стене предмет, хранивший в себе часть ее Светы. Арбенина продолжала учиться, частенько прогуливая пары. Затем, проклиная себя и все кругом, корпела над конспектами до утра, молясь о сдаче сессии. Давала уроки английского, на которые забила после смерти Светы. Она тонула в рутине, но впервые ей это нравилось. Входило в привычку выкуривать по пачке в день, сидеть на подоконнике и периодически тушить бычки об себя. Давнишние раны на руках давно зажили, напоминая о себе лишь небольшими шрамами кое-где. Но теперь предплечья, ребра, ноги были истыканы неровными темными пятнами ожогов. Причин этих поступков не могла назвать сама Диана. Просто как-то вот накатывало периодически состояние жутчайшей тоски, кое-как склеившиеся ребра снова ломало, сердце заходилось в рваном ритме. И тогда она прижимала со всей силы яркий кончик сигареты к коже, сжимая зубы и глядя, как образуется ямка, как выступает кровь. Ей было больно, но это не шло ни в какое сравнение с внутренним состоянием. И девушка вставала, чтобы обработать ожог, выкинуть наполненную пепельницу, поматериться сквозь зубы от боли. Это отвлекало и совладать с тоской становилось легче. Надежда справиться теплилась в груди сильнее. Но все сломалось, когда на календаре обозначилась дата. 14 ноября. Диана споткнулась взглядом об эти две цифры и шесть букв. Пепельница выпала из рук, которые мигом затряслись. Стало неимоверно трудно дышать, вернулось состояние, похожее на то, которое было сразу после извещения врача о том, что «Светлана не пережила операцию». Начало тошнить, закружилась голова. Диана даже рванула в туалет, приземляясь острыми коленями на кафель, думая о том, что выплюнет внутренности. Но ничего не происходило и она легла на холод пола, судорожно прикрыв веки. А затем вскочила, схватила гитару, деньги, куртку и вылетела за дверь. По дороге забежала в какой-то магазин, купила бутылку водки и рванула бегом. Она бежала долго, иногда останавливаясь, чтобы отдышаться. Ноги поскальзывались на мокром асфальте, гитара сползала с плеч, а руки замерзли. Диана оставила позади огни Петербурга и остановилась. Перед ней, утопая в темноте, воде и грязи распласталось кладбище. Выдохнув, Арбенина прошла за забор, крепче сжимая в руках холодную бутылку. Она не была на могиле у Светы с похорон. В голове мигом пронеслись картинки того дня, которые девушка всеми силами пыталась выжечь из себя. Но не получалось. И вот сейчас она шла по памяти, постоянно сглатывая, стараясь унять резь в горле, проводила рукой по мокрым волосам, поскальзывалась на грязи. Один раз она споткнулась, полетев кубарем в небольшую яму сбоку тропинки. Одежда перепачкалась в грязи, бутылка вылетела из рук, чудом не разбившись, а Арбенина, кажется, вывихнула себе руку. Но девушка поднялась, сжав зубы, подняла водку, осмотрела гитару, убедившись, что с ней все в порядке, и двинулась дальше, немного прихрамывая. Диана остановилась как вкопанная напротив темной могилы. Тот же самый крест, та же табличка. Черная ограда. Арбенина не могла вспомнить, была ли она тут раньше. Со скрипом отворив калитку, Дина вошла внутрь, оглядываясь в поисках места, где можно сесть. Она уводила взгляд от небольшого холмика под крестом, не читала табличку. Плюнув на все, девушка расчехлила гитару, уселась на чехол от нее и, резко выдохнув, мгновенно подняла взгляд, тут же вперив его в имя, написанное немного коряво. — Светка. — Диана выдохнула имя, чувствуя, как замедляется собственное сердце. — Прости. Я раньше не приходила. Ты, наверное, смеешься надо мной, да? Я бы смеялась, Сурик. — Арбенина жестко запустила пятерню в растрепанные волосы, зачесывая их назад и усмехаясь на выдохе. — Я выгляжу как сумасшедшая. Торчу ночью на кладбище, с гитарой и бутылкой водки, да еще и разговариваю сама с собой. Но знаешь что? Плевать. Я буду верить, что говорю с тобой, ладно? Просто по-другому уже никак, Свет. По-другому только лечь рядом, а лучше зарыться в землю. Ты даже после… — девушка запнулась — смерти меня спасаешь. Родная, я скучаю. Ты мало от меня чего-то такого слышала, да? Вот и сейчас не привыкай. Боже… Я действительно схожу с ума. — Арбенина засмеялась, а по щекам покатились слезы. Даже сейчас она могла себе позволить быть настоящей, обнаженной, уязвимой только рядом со Светой. Диана открыла бутылку, делая пару жадных глотков из горла. Жидкость неприятно обожгла горло, чуть не вылилась обратно, но девушка усиленно глотала. Затем она закашлялась, но вместо того, чтобы переждать немного, залила в себя еще алкоголя. — Собственно говоря, Свет, я чего пришла-то. С днем рождения. Знаешь, я как-то никогда не знала, что тебе подарить, а сейчас тем более. Но тебе же нравилось, как я пою. Я подумала, что это все, что я могу сделать для тебя. — Диана взяла гитару, которая лежала недалеко от нее, провела пальцами по струнам, молясь, чтобы инструмент пережил перепады температуры и свою окончательно свихнувшуюся хозяйку. — Что бы тебе спеть, м? Давай какую-нибудь совсем старую. Ох, дай Бог аккорды вспомнить. — Арбенина пару раз зажала струны, послушала звук, недовольно качнула головой и попробовала снова. — Вот, точно! Ну, Светуля, слушай. Когда еще услышишь мои пьяные завывания? Ах да, точно. Никогда. — Диана нервно хохотнула, сжав зубы, чтобы удержать яростные слезы. Она должна быть сильной. Для Светки. Всегда. Девушка играла почти не прерываясь. Она била по струнам, слетала с нот. Голос хрипел, гитара расстраивалась из-за холода и резких ударов. Водка была ледяной, но Диана упорно глотала напиток, мгновенно смазывая ледяные струйки, которые текли по шее, когда она промахивалась мимо рта из-за подрагивающих рук. Арбенина держалась до последнего. Она спела много своих песен, спела сургановские. Но на одной из песен бой сорвался на беспорядочные и лишенные ритма удары по струнам вниз-вверх, голос сошел на тихий хрип, а Диана, из последних сил рыкнув, повалилась на землю, комкая мокрую почву на холмике могилы. Она утыкалась в него лицом, чувствуя земляной запах, впивалась ногтями. Пальцы от холода, долгой игры и нервов, согнулись и никак не могли разогнуться, суставы болели. Лицо перепачкалось грязью. Из глаз бежали беспрерывным потоком слезы. — Не могу, не могу, не могу. Не хочу. — девушка то кричала это, то шептала, то рычала. Она понимала, что выглядит жалко, и ей не хотелось этого. Но ничего сделать не получалось. Диана будет ненавидеть себя за эту слабость, за то, что позволила видеть это Свете. Пусть даже мертвой Свете. Словосочетание, пронесшееся в голове, вырвало еще один крик и поток слез. — Ты же умерла. Света, родная, милая. Сурик, твою мать. Ты умерла. Я одна. Не могу. Светка. — Слова вылетали беспорядочно, путались, девушка меняла буквы, запиналась. Она говорила о том, как сильно любит и о том, как хочет придушить Сурганову собственными руками. Диана слишком долго пыталась утоптать это внутри себя.***
На улице медленно светало. Арбенина валялась на земле кулем, перепачканная в земле. Под ногтями собралось огромное количество грязи, она засохла на руках, стягивая кожу. Одежда была вся черная. Пальцы нещадно ломало, тыльные стороны ладоней покрывали красные полосы — Диана царапала себя ногтями. Дрожащие и синие губы были очерчены неровным ободком засохшей крови, вспухшие, слипшиеся между собой из-за красной жидкости и застывшей слюны. Голова разламывалась пополам, ноги плохо слушались. — С-Свет… — Диана собрала остатки сил, чтобы приподняться и принять хотя бы сидячее положение. Она с трудом разлепила губы, чувствуя, как это движение отдалось болью. — Я люблю тебя, слышишь? — Девушка прошептала это, тратя последние возможности своего голоса. Она долго пыталась встать, несколько раз падала, но наконец смогла подняться, опираясь неподвижными руками на оградку. Гитара ужасно тянула плечи, холод бутылочного стекла неприятно обжигал ладонь. Диана, шатаясь, вышла за ограду, пряча взгляд, как побитая собака. Девушка медленно побрела прочь от могилы, стараясь затушить в себе невыносимое желание вернуться и остаться там. Дорога до конца кладбища, которую вчера Арбенина преодолела за короткое время, в этот раз увеличилась по ощущениям раза в два. Немного пришла в себя девушка лишь тогда, когда впереди показались жилые дома. Диана оглядела себя, хмыкнула, понимая, что идти так через весь город — не вариант, и свернула в первую попавшуюся подворотню. Она шла между домами, вглядывалась в серые и пустые дворы и чувствовала, что сама похожа на один из таких дворов: все будто размазано внутри серыми каплями дождя, придавлено свинцовым небом, со всех сторон напирают грязно-желтые стены, в окнах которых периодически появляются изможденно-больные лица, нечеткие, словно смазанный кадр пленки, а она, Диана, вглядывается в них, чувствует бешеное биение сердца в горле, ищет хоть одно яркое пятно, хоть одну улыбку, способную раздвинуть стены, пустить теплое солнце. Ищет, но не находит. И кажется, что внутренний двор навсегда останется серым, мертвенно-печальным и размазанно-застывшим.***
— Мам! — Светловолосый щуплый мальчуган, взлохматив непослушные чуть кудрявые волосы, простонал обращение к родительнице, чувствуя, как июньская жара буквально плавит на нем одежду. Женщина, ведущая его и такую же светловолосую сестру за руки, вынырнула из своих мыслей, смотря на сына. — Мы уже долго идем. На улице жарко, а ты так и не сказала, куда нас ведешь. — Ты давно сюрпризы перестал любить? — Крашеная в белый цвет женщина усмехнулась, проведя рукой по волосам точно, как сын. — Ну маааам! — Ребенок жалостно протянул слово, заглядывая в глаза матери. — Артем! Ты большой мужчина или маленький сопливый мальчишка? — Молчавшая до этого сестра подала голос, неодобрительно косясь на брата. — Марта! — Диана укоризненно посмотрела на дочь, но улыбнулась. Марта всегда была более строгая, боевая, чем Артем. Арбенина гордо заявляла, что дочь в нее. Троица дошла до какого-то закоулка, остановилась и осмотрелась. Диана с полуулыбкой смотрела на улицы, которые давно не видела и по которым успела соскучиться. Они были в Питере, так сильно изменившимся за все годы, но не потерявшего статуса дома. — Итак, народ, рассказываю то, зачем мы сюда пришли. Помните, у меня в комнате стояла коробка такая черная, я вам еще запрещала ее трогать? — Женщина немного согнулась, глядя на детей. Те синхронно кивнули, с удивлением слушая хитро улыбающуюся маму. — Так вот. Там лежит очень важная для меня вещь. Мой талисман. И я сегодня взяла его с собой, чтобы он перестал пылиться без дела. — Мам, вечно ты тянешь. — Недовольно пробубнила Марта. — Показывай! — Раскомандовалась. — Хмыкнула Диана, но сняла с плеч объемный портфель, в который удачно вошла таинственная коробка. — Та-да-да-дааам. — Арбенина вытащила черный предмет, присела на корточки и аккуратно расстегнула замки. Дети, чуть ли не подпрыгивая, встали сзади, нетерпеливо наблюдая за манипуляциями мамы. Спустя пару мгновений на свет показалась старая, но хорошо сохранившаяся, поблескивающая в лучах усталого солнца скрипка. — А, это же эта… как ее… скрипка! Ты показывала нам какую-то старую запись, там была молодая ты и тетя со скрипкой. — Артем благоговейно уставился на инструмент, едва не забывая, как дышать. — Да, Темыч. Тетю звали Света. — Диана грустно улыбнулась, внутренне удивляясь тому, что прошло столько лет, а это имя все равно заставляет все внутри сжиматься. — Это ее скрипка. — Она тебе ее подарила? — Марта аккуратно коснулась маленькими пальцами грифа скрипки, а Арбенина чуть ли не рыкнула, с трудом удержав руку на месте. Она сглотнула и выдохнула, понимая, что это уже маразм какой-то: сначала показать детям вещь, а потом злиться, что они пытаются ее потрогать. — Нет, Мартиш, я ее забрала. — А Света не против? — Я… Нет, не думаю. — Диана подняла взгляд на дочь, которая внимательно смотрела на нее. — Ладно. А то ты говорила, что брать чужое без спроса — нехорошо. — Да. В общем, ребзя, сегодня мы будем учиться играть на скрипке. Точнее, я буду учиться, а вы — сидеть тихо, запоминать и переваривать, ясно? А потом будете пинать меня, чтобы я репетировала. Ну и вас научу, так и быть. Договорились? Дети согласно кивнули и довольно улыбнулись. Арбенина провела грубыми подушечками по нежному смычку и отполированному дереву скрипки, закрыла кофр, подняла его и позвонила в неприметную дверь, на которой висела табличка с рисунком скрипки. Диана вряд ли смогла бы дать себе ответ на вопрос, зачем она поперлась на эти курсы обучения игре на инструменте, но что-то внутри буквально тащило сюда, тянуло за все рукава, хватало за волосы и упрямо вырисовывало картинку, где женщина держит в руках аккуратный и непривычный инструмент.***
Арбенина долго стояла перед зеркалом, держа в руках яркое напоминание о Свете. Оно ей крайне не шло. Хрупкая Сурганова с своей любимой «женщиной» выглядела куда более органично и утонченно, чем до сих пор нескладная Диана. Но решение было принято, а снайперша от своих слов не отказывалась. Ни от слов, ни от чувств. Она до сих пор чувствовала, что не может без дрожи в руках брать инструмент, заглядывать в нижний ящик шкафа, где лежали, кое-где потершиеся, старые белая рубашка и безразмерные брюки, натыкаться на древние фотографии и записи. Их общей квартиры больше нет, но адрес не стерся из головы. Их общий Питер уже зарос новостройками, изменился, но не перестал хранить в себе все, что когда-то принадлежало им двоим. А их общая больница навсегда останется самым ненавистным местом. Диана не жила затворницей, встречалась и расставалась с людьми. У нее были отношения, влюбленности, секс, разбитая посуда и засосы на шее. Но всегда казалось, что все это — более тусклое. Отметины не похожи по цвету на переспелую рябину, посуда недостаточно мелко разбилась, влюбленность не терзает душу и струны гитары. Это не мешало жить полной жизнью, но оседало внутри мелким песком, который грозился наполнить часы и вылезти из-под плотной крышки. Помогали удержать его только два забавных солнца, появившиеся тогда, когда тоска грозила утопить собой в одном из каналов. Но даже в своих детях, которые были знакомы с Сургановой только по записям, она видела части ее. Кудрявые волосы Артема, серьезный взгляд Марты, яркие улыбки обоих. Чувство незримого присутствия оставляло на плаву. Диане часто казалось, что она по-прежнему сходит с ума, но пусть будет так. Она смирилась с такой жизнью, научилась скрывать дрожь, слезы, убегать от воспоминаний, воспитывать детей. Почему бы тогда не позволить сумасшествию завладеть собой? Сейчас это воспринималось проще, даже иногда заставляло просыпаться по утрам. Но совсем недавно Арбенина маялась в пьяном бреду, каждый раз хватая то скрипку, то тетрадку со стихами, убегая на кладбище в домашних штанах и футболке, кусая губы, разговаривая сама с собой и со Светой. К ней приходили друзья, пытались вытащить, помочь, но он гнала всех к черту, подолгу сидела в ванной, поливая себя ледяной водой и завывая. Потом пришлось хоронить Гуся и Голубеву. Тогда Диана буквально молила, чтобы следующей на тот свет отправили ее. Не важно как и где. Приезжающая мама ничем не могла помочь. Она только смотрела, чтобы дочь хотя бы поела. Диана забросила концерты, изредка играя на каких-нибудь квартирниках или в маленьких клубах, почти не выходила на улицу, мало разговаривала. Она выпустила все свои иголки, старательно отгоняя любого, кто мог к ней подойти. Но каждый раз ей казалось, что она загоняет иголки только глубже в саму себя.***
В тот холодный вечер ей пришлось идти с квартирника. Она шла, запинаясь о камни, курила и не смотрела на проходящих людей. Внезапно, резкий толчок вывел ее из мыслей. Арбенина на кого-то нехило налетела. — Простите. — Буркнула Диана и собиралась идти дальше, но была остановлена уже позабытым голосом. — Диана? — Лия Давыдовна? — Арбенина развернулась, во все глаза глядя на маленькую женщину. Морщин на лице стало больше, спина сильнее ссутулилась, но глаза остались неизменными: ярко-голубыми, сияющими и хранящими в себе тепло. — Я так давно вас не видела. — Сурганова-старшая приблизилась, порывисто обнимая. — Как вы? — Она осмотрела еще более осунувшуюся, бледную, повзрослевшую девушку перед собой. — Сойдет. Как вы? — Все хорошо, спасибо. — Вам, может, помочь? Проводить там, еще чего. — Диана слегка улыбнулась. — Диана! Я вполне в состоянии дойти до дома, не такая уж я и старая. — Лия Давыдовна засмеялась, а Арбенина вторила ей, чувствуя, впервые, странную легкость. — Я с кладбища недавно приехала, вот ковыляю домой. Диана замерла. Она вспомнила все, что было. Взглянула в погрустневшие глаза, сглотнула, а затем уставилась на свои дрожащие пальцы с зажатой в них тлеющей сигаретой. Арбенина внезапно поняла, что потратила столько времени на жалость к себе тогда, когда самый родной для Светы человек оставался один, справляясь с болезненной потерей самостоятельно. А она, так желающая сделать для Сургановой хоть что-нибудь, заливала себя алкоголем. Стойкое отвращение к себе вызвало чуть ли не рвотный приступ. — Лия Давыдовна, вы простите. Я ведь ни разу не пришла… — Извиняться Арбенина не любила, но сейчас она не могла привычно трусливо сбежать. — Не переживайте, я все понимаю. — Нет, я должна была. Сейчас уже поздно, но, пожалуйста, прошу, звоните, если вдруг что. Номер не менялся. Как только сменится — сразу же найду вас и сообщу новый. — Девушка обняла удивленную маму Светки. — Спасибо вам. Вы постоянно спасаете меня. Это у вас семейное. — Диана улыбнулась и рванула к дому, даже не попрощавшись. Лия Давыдовна так ни разу и не позвонила, но Диана прилежно сообщала ей все свои новые номера телефонов, изредка звонила, пару раз заходила. Все больше стареющая женщина заменяла ей жизненный компас. Тогда Арбенина поняла, что больше не может упиваться жалостью. И благодаря этому пониманию, сейчас играла концерты, воспитывала детей и могла снова дышать. И ей казалось, что она делает все, чтобы Света могла ею гордиться.***
Рука сжала тонкий гриф, грубые подушечки пальцев прижали струны, а правая рука занесла смычок над покорно ждущим издевательств инструментом. Диана глубоко вздохнула, скрывая волнение. — Мы с вами разобрали немного, попробуйте. — Голос преподавателя доносился будто из-под воды. Арбенина рассеяно кивнула. Снова глубокий вдох. Женщина прикрыла глаза, вспоминая, как ее Светка держала скрипку, как потряхивала головой и улыбалась. Диана улыбнулась в ответ. — Я люблю тебя, Сурганова, слышишь? — Она прошептала это, аккуратно проводя смычком по струнам. Первый звук вышел удивительно точным. Она слышит.