Эмма

Сегодня утром мне опять привиделось, что я ее вижу. Она идет по мокрой от росы лужайке, а за ней следом бежит перепачканный в грязи Сэм. Ее плащ ей не по размеру, широк в плечах и свисает до самой земли. Ее румяное от пешей прогулки лицо опять испачкалось в глине, я знаю, что этим утром она опять бродила по зеленой роще. Сэм - ее неизменный спутник, такой же испачканный и счастливый, как и она, бежит и звонко заливается лаем. Ее темно-русые, растрепанные, непослушные волосы, что слегка завиваются на кончиках, прикрывает старый платок. Но негодники, подобно виноградной лозе, что вьется по старым стенам этого дома, завлекая за собой во все укромные уголки, выбиваются из пышной пряди, и, взъерошенные ветром, мягко бьют в глаза. Она улыбается. Ее улыбка - лучше всякого солнца в самый холодный денек, лучше ледяного ливня после засухи. И вот она, ступая своими крошечными босыми ногами по каменной кладке тропинке ведущей в Долину ветров. По-моему, это было самое ужасное название из всех, что только можно было бы дать такому прекрасному дому, да и как это звучит? Словно, придя туда, Эмма бы с гордостью говорила своим гостям "Добро пожаловать в Долину ветров", а они в свою очередь, дабы не показаться бестактными сделают удивленное выражение лица и уточнят, а не ошиблась ли она и точно прочла название этого поместья, что было начертано на его входе. И она, конечно же, подтвердит это, но вскоре все забудется и все устроятся в теплой гостиной за ленчем. Они будут болтать обо всем, так невпопад обсуждать погоду или спортивные новости, а потом придет Роберт и подаст им кофе с гречишными лепешками. Эмма будет о чем-то шептаться с жеманной мисс Лоуренс и та будет ей поддакивать, изредка бросая резкие замечания. Но сейчас она просто идет по этой тропинке, и вот она уже у дома. Эмма оборачивается и ее волос касается холодный порыв ветра, который еще не согрелся в лучах только взошедшего солнца. Несмотря на весь ее неопрятный вид и лохмотья, в которых она прошла столько тропинок и путей, и вот она зовет к себе Сэма, они влетают в дом: счастливые и непринужденные. Она сбрасывает с плеч плащ и торопится в спальню, поскорее привести себя в порядок. Через час подадут завтрак. Чья-то теплая рука коснулась моего плеча и я, вздрогнув от неожиданности, слишком громко вздохнула, чем, наверное, озадачила стоящего передо мной Роберта. Его всегда приветливое лицо выражало искренность, он слегка улыбнулся уголками губ, но, приметив на себе мой взгляд, тут же придал своему образу выражение холодной серьезности. - Мне жаль, мадам, - он склонил голову и удалился, а я все еще стояла у дверей и думала, стоит ли мне заходить? Я почти его не знала. Хотя он и относился ко мне как к дочери, таковой я для него не была. Эмма - она была его дочь. Любимая дочурка, которая прибегала к нему в кабинет после прогулки и рассказывала о том, как учила малыша Сэма приносить ветку, как она весело играла в саду, пока няня Эллен была занята. Но я не могла не прийти к нему, не могла не оказать чести умирающему, она бы мне этого не простила. Я отбросила все лишние мысли и вбежала в дом, я не помню как добралась до его спальни, но, остановившись у двери, я еще долго не решалась взяться за ручку. За дверью я слышала голос Роберта, он помогал отцу подложить подушки. Я так долго стояла за дверью, что проснулась от мыслей лишь тогда, когда Роберт открыл дверь и наткнулся на меня. Он почтительно склонил голову и быстро прошел по коридору, у него было полно дел, а я вечно путалась под ногами, мне было очень неудобно и всегда хотелось извиниться за свое поведение, но вот не представлялось такой возможности. Собравшись с духом, я со всей своей робостью, присущей вчерашней школьнице, отворила дверь; не смотря на то, что она ничем не отличалась от других дверей в этом доме, отчего-то отворить ее стоило усилий. Ноги и руки словно становились ватными. Я очень боялась войти к нему в спальню и увидеть, что он, совсем без сил, тянет руки и сквозь боль, еле находит силы открыть глаза, а затем, не узнав меня шепчет "Эмма...", но ее здесь нет и не будет никогда. Это была довольно светлая комната, в каждый ее уголок проникал солнечный свет, который так царапал сонные глаза своими острыми лучами. Но когда боль проходила, можно было широко распахнуть усталые ото сна веки и впитать в себя все тепло этого утра. Такая просторная спальня, думала я, и так много книг, словно спальня - это библиотека. Наверное, это так странно, что человек, который объездил пол земного шара, теперь лежит здесь и читает своими почти ослепшими серыми глазами какие-то книги. Теребит уголки книг не успевая дочитать и половины текста. Углубляется в тот мир, где он наверное, не прикован к кровати, в тот, где он может гулять по ночному берегу моря, по только остывшей гальке, что так приятно касается ступней. - Отец, - проронила я, так нерешительно и тихо, что казалось, что он даже не услышал меня. Я подошла ближе, Сэм краем уха уловив чье-то присутствие, не узнал меня и залаял, на его голос отозвался сидящий в кровати мужчина. - Проходи, моя милая, как ты? - ласково спросил он. Порой он смотрел на меня так, словно не узнавал в этом образе меня, словно видел ее - Эмму. - Лучше скажите, как вы? - я пыталась скрыть дрожь. Раньше мне не доводилось видеть подобного. Он ронял слезы, мне казалось, что он не чувствовал боли, словно болезнь приглушала все его душевные терзания. И он ронял слезы счастья. Одна боль всегда уносит другую, а после приносит новую. - Я не меняюсь, детка, а вот ты молода и еще совсем не знаешь жизни. Мне тяжело видеть тебя такой одинокой... - Я вовсе не одинока, - я оправдывалась что есть сил, но его не обмануть, я и впрямь была одна, и никого в этом мире у меня не было. - Подойди же и сядь ближе, - я послушно села рядом с ним на край стула и поймала на себе взгляд его нежных глаз, таких глаз, которыми дарят любовь и заботу старики своим внукам, он сжимал мою руку некоторое время, а после отпустил ее и бережно похлопал по ней. - Я умираю, - продолжил он, после небольшой паузы повисшей между нами, - я потерял когда-то близкого мне человека, но Бог сжалился надо мной и послал мне тебя, моя дорогая. Я очень благодарен ему за такой ценный подарок. И теперь, - он прокашлялся в платок, на котором виднелись капли крови, - я не могу оставить свое единственное сокровище одну-одинешеньку. Я лишь пожала плечами, неужели он хотел найти для меня приют, убежище, дом - где я бы смогла спрятаться от ужасных обстоятельств этого мира, но он продолжал, и каждое его слово пугало меня своей неизбежностью. - ...теперь, я жалею о том, что стал подумывать о твоем будущем лишь стоя одно ногой в могиле, - он ласково взглянул на меня, - пора найти тебе достойного мужа. Такого, который бы любил и заботился о тебе. Того, которому я могу с верой отдать тебя, зная что он сделает тебя самой счастливой. Я с трудом представляла себе эту картину. Я стою у алтаря, в белом платье, а рядом со мной мой супруг. И в этот момент я думаю не о своем будущем, а, к примеру о том, как было бы приятно вновь прокатиться на пони по саду, будучи маленькой девочкой. Но потом меня пробудит их этих детских мечтаний голос священника, и я, глядя в бездонные глаза своего мужа, прочту клятву верности, все также заботясь о том пони, где-то в глубине души. Я была не готова к семейной жизни. Я даже не представляла чем занимаются молодожены в свободное время. Ведь содержать дом - дело не простое. И даже если у вас целый полк прислуги, все же сидеть сложа руки не приходится. Он умер быстро. Во сне. Я помню, как Роберт медленно прошел к его кровати и, более не нащупав на его шее пульс, с горестью прикрыл его веки своей рукой. Осенив себя крестом он вышел из комнаты, и вскоре начались траурные процедуры. Все это время я прибывала как во сне. Я не помню, что я делала, где ходила, с кем беседовала. Я была где-то далеко, там, где сейчас гуляет Эмма. Наверное, она еще не знает, что ее отец умер, так и не дождавшись ее появления. Дом быстро наполнился гостями и кого-то из них я помнила, а кого-то видела впервые. Они беседовали о умершем, причитали, делились воспоминаниями, но искренности я не увидела ни в одном из них. Такое положение больше всего меня задевало. Я прекрасно понимала, что все эти люди приехали сюда не для того, чтобы искренне попрощаться с отцом. Их целью было узнать, что и кому принадлежит по завещанию. А после, они разнесут эти отвратительные слухи, где будут высмеивать и промывать косточки всем и вся. Я со стороны наблюдала, как они напиваются, наедаются и после вовсе забывают о цели их визита. Не проявляя ни толики уважения ни к прислуге, ни даже ко мне, они вели себя так, как ведут себя избалованные дети, которым стало все дозволено так скоро, как матушка их позабыла закрыть буфет со сладостями. Все эти мучительные дни я провела в обществе Роберта. Он предавался воспоминаниям, как это обычно делают люди в его возрасте. Я с удовольствием слушала. Он много рассказал о своей жизни, о том, как попал в этот дом и даже о том, как он помнит меня еще совсем крохой. Я видела как ему было нелегко, как он делил со мной все тягости этих дней. Потеря близкого человека - тяжелое испытание. И если оно выпало на вашу долю - крепитесь. Помню, в один из таких дней, за ужином, миссис Элиссон, сжала мою руку и высказала свои пожелания мне, это был некий знак того, что она - одна из тех, кому мой отец не был безразличен. В отличии от других гостей, она уехала первой. В последнюю ночь, проведенную здесь, она плакала. Я сидела за дверью, и слушала всхлипывания, стараясь сдержать свои собственные слезы. Осталась ли я одна? Одинока ли? Я еще не знала...В силу своей неопытности я даже не имела понятия, что мне теперь делать, ведь на мои плечи свалилась непосильная ноша - родовое поместье и вечная память скорби. Сбылась ли мечта моего отца? Полагаю, что нет. Супруга он так и не успел отыскать мне, а сама я не особо горела желанием, хоть и чувствовала необходимость в сильном плече. Вновь выйдя в сад, я села на мокрою траву, глядя вдаль. Сэм бегал по поляне и очень радовался этому пасмурному дню. Мы быстро забыли о смерти, ведь так проще. Я вновь иду по мокрой от росы лужайке, а за мной следом бежит перепачканный в грязи Сэм. Мой плащ мне не по размеру, широк в плечах и свисает до самой земли. А румяное от пешей прогулки лицо опять испачкалось в глине, я знаю, что этим утром Роберт опять отругает меня, что я водиночку бродила по зеленой роще. Но я была не одна, верно?!