Стена

      Перед огромной массивной белой дверью в конце нескончаемого коридора стояла невысокая девушка в коротком синем пальто. Ее маленькие, почти детские руки то сжимались в кулачки, то с нажимом вдавливали кнопку звонка в бетонную стену. Около пяти минут она повторяла свои действия, пока в отчаянии не облокотилась на эту самую дверь, устало закрывая глаза. Но едва она ощутила теплые волны спокойствия, как по ту сторону послышались шаги.       — Простите, мисс! Я снова тут за двоих, не успеваю! — Сходу выпалил высокий крепкий мужчина лет сорока. Он спрятал пластиковый ключ в карман своего белого халата. Девушка понимающе кивнула в знак приветствия и отметила про себя, что он выглядит очень усталым. Его темная кожа, освещенная холодным светом ламп, казалась намного светлее. Он выглядел встревоженным. — Мисс, простите еще раз!       — Все в порядке, мистер Джексон. Здесь не лучшее место для работы. — Девушка улыбнулась и похлопала мужчину по спине. — Рада, что вижу вас, а не кого-либо другого. Как он?       Мужчина остановился и тяжело вздохнул. Девушка позади него тоже остановилась. Оба старались не смотреть друг на друга, будто коридор и белые двери по обе стороны от них были куда интереснее ответов на заурядные вопросы. Оба знали, что здесь слова излишни. Наконец, мистер Джексон пошел вперед.       — В понедельник попросил карандаши и не беспокоить его. Вчера поставил шах и мат Эйнштейну.       До конца пути оба шли в тишине.       Дверь открылась с тихим шорохом, пропуская во внутрь палаты искусственный свет, вслед за которым вошла девушка. Ее взгляд устремился на худощавого юношу, стоящего напротив окна. Как бывало не раз, девушка не обращала внимания на окружающую обстановку. Белизна палаты, белая пижама и белый матрац на полу производили на нее гнетущее впечатление, которое она прятала за маской приветливости и оптимизма.       — Паола! Еще пятнадцать минут и я подумал бы, что ты не придешь! Миссис Гарфилд всех звала на еженедельное собрание, и ты снова спряталась от нее под столом?       Девушка рассмеялась:       —Я взрослый человек, Оливер. Мне скоро тридцать. Не вижу смысла прятаться под столом. — Она сделала паузу. — Я спряталась в кладовке. Когда все ушли, я сбежала через черный ход.       Молодой человек подошел ближе, пряча руки за спину. И Паола смогла рассмотреть его. Она неосознанно скопировала его жест, но оттого что ей хотелось взлохматить его черные как смоль волосы.       — Джексон рассказал, как Альберт проиграл мне? Наверно мне не стоило шутить про космологическую постоянную. — Он смотрел в пол, стуча пяткой по неизменно белому мягкому покрытию.       — Все ошибаются, Оливер. Это нормально.       Ей хотелось присесть. Боль в ногах из-за пусть и невысоких, но каблуков, давала о себе знать. Но Паола сделала над собой усилие, чтобы не попросить разрешения сесть на кончик матраца. Для нее это было непозволительно личное. Но Оливер заметил ее усталость и предложил небольшую, конечно же, белую табуретку, что стояла у двери. Паола подвинула ее ближе к матрацу, на котором с удобством разместился Оливер.       — Помнишь, когда мы были маленькие, — Начал он, — Мы с тобой убежали в тот лес? Я взял отцовский фонарь и пистолет, а ты — компас, карту и термос с горячим чаем. Мы встретились у фермы Гаррисона ночью. Я тогда долго ждал тебя, ты сильно опаздывала, а я считал его коров. Не исчезла ли одна из них. Когда ты, наконец, пришла, мы отправились в лес. Я не вынимал руку из кармана, где лежало оружие. Мы шли очень долго, а ты не сводила глаз с компаса. Спустя полтора часа стрелка начала бешено вращаться и ты заплакала. А я шел впереди и как будто не слышал, как тебе страшно… И когда мы прошли большую часть пути и вышли к полю, то услышали лай Гаррисоновских собак… Здорово мне тогда влетело от отца и твоих родителей. И все же там была летающая тарелка. Я видел.       Паола смотрела на него, но не видела ни белых стен, ни измученного, худого молодого мужчину. Перед ее глазами был смелый мальчик и маленькая темноволосая девочка с компасом в руке, которая храбро шла за ним в лесу. Она почувствовала тот неповторимый запах августовской ночи, дождя, прошедшего накануне, услышала хруст еловых веток под ногами. Взрослая Паола улыбалась, вспоминая как маленькая девочка в лесу была самым счастливым ребенком на планете, потому что шла туда, «куда не ступала нога человека».       — А Гаррисон сказал тогда, что это был звездопад, а не НЛО. Столько лет прошло, но я согласна с тобой, Оливер. Просто тогда нам не хватило времени.       — Зато смелости — хоть отбавляй. Стали бы те репортеры, — Он изобразил пальцами кавычки, — просто так угощать нас конфетами, чтобы мы рассказали что видели? Все в деревне ответили, что видели звездопад, а свет — дым от индейских костров. Трусливые.       Оба молчали, и каждый думал о своем. Паола сосредоточенно изучала носки своих туфель, а Оливер рассматривал свои ногти. Неизвестно сколько бы они еще просидели в неловкой тишине, если бы Оливер друг резко не вскочил со своего места, напугав Паолу.       — Помнишь на втором курсе профессор Коллинз говорил, что недостаток почти всех теорий в том, что гравитация остается за бортом? Так вот…       Паола изумленно смотрела в его горящие глаза, но слова уже давно не находили отклика в ее сознании. Успеть за скоростью его мыслей, подобных скорости света, не представлялось возможным. Все что она видела сейчас перед собой — черные глаза. Эти глаза, обрамленные длинными черными ресницами, были двумя яркими точками на всем этом белом фоне. На фоне его бледного лица, белой одежды и белых стен.       — На тебе то самое пальто. Ты надеваешь его второй раз. После того случая в магазине. — Снова меняя тему, заметил он.       — Ты помнишь? — Тихо спросила она.       — Помню? Что? Как миссис Лодж в свойственной ей эмоциональной манере рассказывала про бывшего-мужа садовника. Или как, выходя из магазина, на тебя налетел тот высокий парень и вылил кофе на твое новое пальто?       Паола молча смотрела сквозь него, вспоминая тот день шаг за шагом. Пятница, лекции, она и миссис Лодж идут в магазин, истории о новых сортах маргариток в саду и молодой высокий мужчина со стаканом кофе в одной руке и с телефоном в другой. Далее шли ругательства, извинения, причитания миссис Лодж и вечерний поход в химчистку. Но Оливера не было рядом. После лекций он проводил их до автобуса, а сам вернулся в лабораторию. Его не было в тот день. Видя ее замешательство, он небрежно взял ее руку и подвел к стене.       — Смотри сюда! —Только теперь она заметила, что стену покрывают тонкие длинные черные линии.— Ну? Что ты видишь?       Она не двигала своей правой рукой, боясь, что он заметит и одернет свою. Его длинные пальцы сомкнулись вокруг ее тонкой кисти. Паола опасалась даже пошевелить пальцами, чтобы не спугнуть, словно это были не пальцы, а редкая белокрылая бабочка.       Когда они подошли к стене вплотную, она разглядела что это были за линии. Числа. Интегралы. Производные. Модули. Эти числа и знаки путеводной нитью вели от своего начала у двери, заканчивались у окна и снова возвращали обратно на одну строку ниже. И так до самого пола.       — Что ты видишь? — На выдохе повторил он свой вопрос.       — Метрический тензор энергии-импульса, скалярная кривизна… — Неуверенно начала Паола, маленькими шагами продвигаясь к окну. Оливер по-прежнему не отпускал ее руки и следовал за ней. Девушка дышала через раз. Ей казалось, что один лишь неосторожный выдох и все эти карандашные линии разлетятся как стая пугливых птиц. Как только они дошли до окна, нить указала на обратный путь.       — Но ты же, конечно, знаешь что при таких условиях термодинамическое равновесие между протонами и нейтронами попросту разрушается и... привет, дейтерий! А смотри сюда… — И всякий раз стоило этому огню в его глазах разгореться с новой силой, Оливер вновь начинал трясти и сжимать ее руку. Но Паола лишь скользила взглядом по стройным рядам чисел, которые оставались для нее загадкой, в которой нет ответа. Смысл его предложений улетал от нее, но вместо того, чтобы уловить обрывки фраз, она мысленно задавала себе один и тот же риторический вопрос «Почему я здесь? Почему из тысячи дорог, что открывались мне, я выбрала самую длинную, с глубокими ямами и камнями на всем пути?». — Очевидно ведь, если это условие не выполняется, то вероятность нахождения электрона в любом конечном интервале дельта икс была бы равна нулю. И где смысл?       Она всеми силами постаралась выдавить из себя улыбку и кивала, не глядя в его сторону. Оливер безостановочно говорил что-то про энергию, потом резко сменил тему и завел разговор о погоде и аллергии на абрикосы. Присутствие Паолы для него было необходимостью. Как любому артисту нужен зритель или как книга нуждается в своем читателе. Паола умела слушать и слышать. Она понимала и осознавала. Пусть то был лишь общий смысл. Но там где другие видели бы испорченную стену и бессвязный поток слов, она видела эскиз будущего шедевра на холсте и слышала необыкновенной красоты симфонию. А он продолжал:       — …А квадрат массы струны в ее низшем энергетическом состоянии отрицателен. Вот и шутка про тахионы.       — Разве по нашим представлениям… то есть я хотела сказать, что тахионы нестабильны, так? И теория в данном случае напоминает теорию…       Но он вновь перебил ее, не дав закончить начатую мысль:       — Не сгущай краски. Допусти, что здесь основному состоянию струны будет соответствовать мнимая масса и ее квадрат…       Только сейчас Паола случайно бросила взгляд на противоположную стену. Сама того не ведая, она внезапно шагнула в ее сторону, освободив, наконец, свою руку. Ее беспокойный взгляд устремился к потолку. Вся стена, сверху донизу была исписана мелким почерком. Уравнения и графики. В изумлении она закрыла ладонями рот, не решаясь обернуться к Оливеру. Но тот стоял позади нее и улыбался, теребя длинными пальцами белую рубашку.       — Как зовут директора нашего института? Милтон? Милн? Ма… А, неважно. Темная материя для него не больше чем черная обивка на его кресле. Кто дал ему докторскую степень?       — Оливер. Прошу, дай мне несколько минут, чтобы… попытаться понять. Я хочу понять. — Нерешительно попросила Паола, вставая на табурет. Ее невысокий рост не позволял ей увидеть первые строчки, но вместо этого она сосредоточилась на середине, угадывая по смыслу что было написано наверху. Постепенно двигая табурет к двери, в ее голове стала складываться абстрактная картина. Паззл за паззлом. Где-то на периферии сознания до нее доносились пояснения Оливера о термодинамическом равновесии, коте миссис Лодж, бранах, фотонах. Она не заметила, как черные птицы на стене медленно накрылись темной пеленой. Вечер.       —…Все очевидно. Есть бесчисленные вселенные за пределами этой! — Голос Оливера прозвучал натянуто-бодро. — За пределами этой комнаты есть и другие. Есть комнаты в комнате. Во всем мире… я не знаю, сколько комнат можно насчитать во всем мире. Могу, наверное, с большой погрешностью, но… сколько комнат было за всю истории Земли, сколько есть и сколько будет… И еще в другой Вселенной... — Юноша остановился словно в нерешительности: сказать или молчать, но украдкой взглянув на девушку, он тихо продолжил, — Там ты улыбаешься по-другому, по-настоящему. Потому что мы не знаем друг друга.       Она резко обернулась. Его последние слова эхом раздавались в ее голове. "Не знаем друг друга". Да как такое возможно?! Она с легкостью спрыгнула с табуретки, отчего в тишине палаты на миг раздался стук ее каблуков. Паола присела на краешек матраца, расправляя несуществующие складки на пальто.       — Не смей так говорить, Оливер. Нет такого места, где мы... — Она замялась, подбирая слова. — Где мы, как ты сказал, не знаем друг друга.       Он хотел было возразить, но вместо этого снисходительно улыбнулся:       — Спасибо, Паола. Ты ведь знаешь, что ты самый близкий мне человек. Я счастлив, что у меня есть такой друг.       Девушка сделала глубокий вдох, и, сложив ладони у лица, ответила:       — Я всегда была и буду твоим другом, Оливер. Где бы мы ни были.       Паола вновь закрыла глаза. Тишина последующих минут оказалась не такой гнетущей, как она ожидала. Мысленно она повторяла свой ответ, размышляла, не стоило ли сказать по-другому, что бы это изменило. Внутренние монологи сменялись одни за одним. Время шло. Оба не произнесли ни звука.       Он сидел на полу, обхватив колени руками, и мечтательно глядел в потолок, продолжая свои рассуждения. После он обратил внимание на лунный свет, начавший озарять белые стены, потом перешел на лунную атмосферу, кратеры и моря, открытые недавно учеными из НАСА экзопланеты и о том какие люди дураки, если полетят туда, а если не полетят, то лишь потому что разрушат эту планету раньше, чем поднимутся на борт космического корабля. А могут и не долететь, потому что есть сотни факторов и вероятностей, которые в порыве энтузиазма можно легко упустить из виду.       Паола смотрела на него сверху вниз, не решаясь сделать последний шаг к двери. Она больше не нужна ему. Для Оливера эта комната уже давно была пуста. В его мыслях не было даже этой комнаты. Паола знала это и еле слышно постучала ногтем по белому металлу двери. С другой стороны пропищала пропускная система, и дверь тихо отъехала в сторону. Паола последний раз взглянула на темный силуэт Оливера и перешагнула через порог. Дверь так же тихо закрылась за ней. Охранник тихо вздохнул и проводил сочувствующим взглядом хрупкую фигуру девушки.       Она шла по длинному коридору, по бокам которого были такие же белые металлические двери, похожие на ячейки. Серый пол, бежевые стены и белые двери. И лампы вместо Солнца. Она не отдавала себе отчета сколько времени прошло с тех пор как за ней закрылась та самая дверь. Ее тихие шаги были единственным звуком в этом стерильном пространстве. Она смотрела под ноги и пыталась отметить с какой частотой правая сменяет левую. Но неожиданно она почувствовала, что врезалась во что-то мягкое, но ее мысли прервал мужской голос:       — Простите, как и вы, я не смотрел куда иду. Вы, должно быть, навещали Оливера? Мисс? Вы в порядке?       Паола только сейчас услышала, что к ней обращаются. В таком месте не стоит быть столь рассеянной, поэтому она подняла взгляд на мужчину. Молодой врач с легким укором смотрел на нее темно-карими глазами сквозь очки, даже не пытаясь сделать шаг назад. Почти незаметным движением он убрал темную челку со своего лба и вновь повторил свой вопрос.       — Да. Простите. Не заметила. К нему.       Врач глубоко вздохнул и жестом пригласил Паолу присесть на скамейку в конце коридора. Зная, что разговор наверняка предстоит нелегкий, она быстрым шагом направилась туда.       Наконец, незнакомец в белом халате сел рядом и протянул ей руку в знак приветствия.       — Доктор Мартинес. — Паола пожала его руку и приготовилась слушать. — Вы, должно быть, Паола, друг Оливера.       — Коллега. И друг. — Быстро поправила она. Девушка машинально опустила взгляд на свои руки, словно удостоверяясь, что ними все в порядке.       — Вы, разумеется, понимаете, что происходит с вашим… другом и коллегой. И, безусловно, знаете, что лечения нет. Он много рассказывал о вас, о том, что вы учились на психолога, но вскоре бросили обучение, поступили на физический. Я прав? — Паола кивнула, не поднимая глаз. Он заметил это и продолжил.— Вы единственный человек, кроме матери, кто навещает его. Но, боюсь, что…       — Совсем скоро он перестанет нас узнавать. — Закончила за него фразу Паола.       Доктор Мартинес кивнул, отчего ему снова пришлось поправлять челку и очки на переносице. Воцарилась неловкая тишина. Он смотрел на то, как она, вытянув ноги, постукивала ступнями друг о друга. Минута тянулась за минутой.       — Я тоже люблю «Пассакалию» Генделя… — Наконец сказал доктор Мартинес и с интересом посмотрел на Паолу. — После работы. Музыка напоминает мне, что я еще здесь.       Она зажмурила глаза. «Музыка — это очень личное, нельзя вот так просто, незнакомому человеку, обнажать душу» — думала Паола. Но она ничуть не удивилась, когда доктор в конце их беседы, снова поправляя темную челку, как бы невзначай заметил, что тоже кормит птиц по субботам в Монтерей-парке, но по вечерам, в отличие от Паолы, которая гуляет там с первыми лучами Солнца.       — Что ж, увидимся днем. — Не глядя в его сторону тихо ответила она, направляясь к выходу.       — В какое время? — Бросил смущенный доктор ей вслед.       Но Паола, дойдя до стеклянной двери, вдруг остановилась, словно не решаясь обернуться. И все же, сделав над собой усилие, она развернулась на каблуках. Одарив на прощание доктора Мартинеса улыбкой, она ответила:       — Время ничего не значит, доктор. Ничего не значит.       Девушка быстро зашагала прочь. Глухой стук ее туфель еще долго раздавался эхом в темных коридорах закрытой больницы.       Ночное небо встретило Паолу серебряным покрывалом лунного света и россыпью бесчисленных звезд. И лишь чуть заметный пар от ее дыхания напоминал о прохладе неприветливого февраля. Поддавшись внутреннему порыву, девушка замедлила шаг, устремив взгляд на небо.       «Марс, Венера, Уран. Водород, гелий, метан и тринадцать колец… А “Вояджер” уже слишком далеко, обреченный на вечные скитания по Галактике». — Думала она, подходя к машине.       Спустя несколько минут автомобиль нес ее по Северному шоссе, сквозь однообразный, почти пустынный ландшафт, где холмы и редкие индейские поселения сливались с равниной, а огни города напоминали о себе лишь маленькими точками в зеркале заднего вида. Она вдавила педаль газа в пол и машина с визгом рванула вперед.       — Обреченный на вечные скитания по Галактике… — Повторила она, но ее голос утонул в первых звучаниях соль-минорной «Пассакальи». Паола закрыла глаза.