Liar

Звон цепей. Все, что снится Лихту — это кромешная темнота и звон цепей. Он болезненно морщится и открывает глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на коллеге, потревожившем его сон. — Твой клиент. Тодороки молча поднимается и схватывает со стола отдельно лежащую папку, по пути припоминая который это раз. — Снова что-то натворил? Лихт говорит спокойно, проводя рукой по гладкой поверхности стола и, наконец подняв глаза, соскальзывает рукой на колено. Парень напротив усмехается, падая на стул, и поправляет очки, сползшие на нос. Лихт освобождает конвой. — Может, тебе стоит перестать встревать в неприятности? — Ты раздражен. — Ни капли. Тодороки откидывается на стул, открывает досье и отстукивает пальцами по столу, разглядывая первую страницу так, словно видит её впервые, но на самом деле знает все наизусть. — Ты раздражен, — настойчиво повторяет гость. Лихт захлопывает папку и откладывает её в сторону. — Что на этот раз? — Поджог. Меня достали соседи. Они не дают мне спать своей громкой музыкой по ночам. — Лжец. Лихт снова проходится по столу рукой и замирает прямо над заветной кнопкой. — Твои соседи — пожилые люди, и они настолько глухи, что… Тодороки осекается. Заметно напрягаясь он ищет себе оправдание. — Именно, — оскал напротив заставляет Лихта напрячься сильнее. Одно неосторожное слово и «его клиент» перейдет в другие руки, потому что если что-то и всплывет, то все и сразу. — Они глухи и поэтому их успокаивающая музыка на полной громкости посреди дня выводила меня из себя. Тодороки вздыхает и расслабляется. Люди по ту сторону экрана наверняка ничего не понимают. — Ты противоречишь сам себе. — Ты раздражен. — Ни капли. Он поднимается со стула невзначай задевая кнопку. Люди по ту сторону экрана остаются без ушей и глаз. Через минуту и сорок семь секунд они начнут ломиться в дверь — Лихт засекал. Тодороки не волнует. Он хватает парня напротив за воротник и тянет на себя, заставив его перегнуться через стол. — Я. Ни капли. Не раздражен. — Заметно. Его самодовольное лицо мешает Лихту жить. Так считает Тодороки и притягивает его еще ближе, злобно шипя: — Хайд, это уже девятая жалоба за последние три месяца. — Только так я могу увидеть тебя последние три месяца, знаешь ли. Лихту хочется презрительно фыркнуть, назвать его заигравшимся ребенком и отдать его дело кому-нибудь другому. Тодороки только притягивает его ближе, остервенело целуя, но Хайд не отвечает и отталкивает от себя, когда ему надоедает. — Не знаю как тебе, но мне всякие извращенные эксперименты никогда не приходились по душе. Лоулесс перехватывает растерянный взгляд и смеется. — Сними наручники. Эти олухи мне все запястья растерли, пока тащили сюда. Взгляд Лихта холодеет. Он обходит стол и быстро проходится по кистям рук Хайда глазами. — Лжец. Тодороки толкает Лоулесса к стене и останавливает его руки возле своей рубашки, хватая за цепь между сковывающими его запястья браслетами. — За свою ложь ты должен будешь остаться. Хайд ухмыляется Лихту в спину: сегодня он определенно вернется домой позже.