Неизвестные созвездия

***

      - Просыпайся. Эй, Крейг, - этот голос не вызывал у Такера никаких эмоций ни во сне, ни наяву. Он просто был, жужжал рядом, как назойливая муха. Парень поморщился и открыл глаза, за окном светало, значит, время – приблизительно семь или восемь часов. Субботним утром можно было спать особенно долго, только вот незадача. Либо дверь в квартиру была открыта, либо у Барбары был запасной ключ, который имела право носить при себе только Руби.       - Что ты здесь делаешь? – спросил Крейг и принялся протирать сонные глаза. Барбара слонялась по комнате туда-сюда, её настроение легко было уловить, недовольно поджатые губы выражали искреннюю растерянность по поводу расстеленного перед телевизором дивана.       - Я хотела проведать тебя, но, смотрю, ты и так неплохо проводишь время, - отвечала она, остановившись посреди комнаты. – Выглядишь помято. Что-то случилось, или ты выпил вчера?       - Я уже третий месяц как не выпивал, - Крейг, пытаясь случайно не столкнуться со своей пассией взглядом, слез с кровати и вышел в гостиную.       Убеждаться тут было не в чем, Твик просто ушёл. Ни «спасибо», ни «до свидания», ни запаха кофе, ни записки. Зато появилась пища для размышлений: куда такой, как он, мог уйти в семь утра. Крейг проникся недоверием к самому себе, ему вдруг стало любопытно, чего это он так волнуется за ебанутого одноклассника, которому всё равно осталось жить всего ничего по причине самого себя.       - Кто здесь спал? – Бебе вышла в коридор вслед за Крейгом. Тот устало вздохнул, поплёлся на кухню и поставил чайник, подумав о том, что ни разу в жизни ему не приходилось пить чай с Барбарой.       - Одноклассник.       - Который из?       - Не скажу.       - И часто у тебя одноклассники ночуют?       - Какая тебе разница? – Крейг пробормотал это, не подумав. Девушка обиделась. По её возмущённо сдвинутым бровям и приоткрытым губам стало ясно, что одними извинениями тут отделаться будет сложно, но Крейгу было наплевать. «Нам нужно расстаться» всё вертелось на языке.       - Ты что-нибудь знаешь о доверии? – сказала Барбара и сложила руки на груди. Крейг поднял глаза.       - Нам нужно…       - Нет-нет-нет, здесь ты можешь сказать только «да» или «нет». Какой смысл тогда вообще встречаться? Скажи мне, кто здесь ночевал.       Крейг невозмутимо разливал чай по кружкам, не спросив Барбару, хочет ли она вообще чай. Любит ли она чай с мелиссой? Ему плевать. Она хочет знать, кто спал на диване? Пофигу. Знает ли Такер что-нибудь о доверии? Ни черта. Крейг хотел, чтобы Бебе захлебнулась этим чаем прямо здесь. Тем временем, сам он захлёбывался в раздражении, появившимся вдруг из ниоткуда. Казалось, ещё немного, и заварник в его руках треснет по швам.       Барбара заглянула Такеру в лицо и узрела злобу во всей красе. Она умела угадывать мужские настроения, и эта способность не раз выручала её в такие моменты, как этот.       - Можешь не говорить, мне уже не интересно, - она подошла к Такеру ближе и забралась к нему под футболку рукой с идеально ровным красным маникюром. – Я тут подумала, что там ещё кровать не остыла. Что скажешь?       Крейг посмотрел Барбаре в лицо, оно было предельно близко. Он увидел золотистые пряди волос на лбу, идеально ровные стрелки, блик на губах и подумал о том, как красиво бы всё это смотрелось на фоне алого пламени. Почему пламени? Потому что в аду чертовски горячо.       Барбара не сделала ничего плохого. Совсем ничего. Она навязчивая, взбалмошная, ловит кайф от текилы, экстази и ревности любого, кому не безразлична. Самовлюблённая, растерявшая половину подруг, но сильная и гордая. Сияющая, раздающая поклонникам воздушные поцелуи. Красивая. Слишком прекрасна.       Она никогда не сможет понять того, чего Крейг хочет на самом деле, потому что ей так же, как ему, плевать.       Крейг закрыл на всё глаза и, подхватив девушку на руки, понёс её на кровать. ***       Шаг, ещё шаг, три тысячи девяносто третий, три тысячи девяносто четвёртый. Твик перебирал ногами с огромным трудом. Удар о воду не остался без последствий, сегодня тело отзывалось ноющей болью при каждом движении, а в глазах плыло, и как-то необъяснимо сильно хотелось пить. Кончики пальцев онемели, Твик их не чувствовал. Сейчас больше всего на свете он хотел попасть туда, где есть кофе и горячая вода.       Перила позабытого крыльца подарили сухим исцарапанным ладоням свежесть влажной древесины, Твик даже ненадолго замер вот так, вцепившись в балку, а потом вспомнил, что и она, и лестницы, по которым он ступает, и дверь, что он сейчас откроет, не вызывают у него ничего, кроме желания никогда больше их не касаться. Это дерево насквозь проедено желчью.       Но у него не было иного выбора.       Твик, прихрамывая, вошёл в дом. Здесь горел тёплый свет, пахло булочками с корицей и кофе. В воздухе еле заметно висела пыль. Ещё несколько шагов, Твик оказывается на пороге кухни. За столом сидит миссис Твик, она читает утреннюю газету, по пути причмокивая какао из своей любимой кружки. Она встречается взглядом с Твиком лишь на долю секунды, а затем моментально возвращается к чтению, как будто вовсе ничего не заметила. В любой другой день Твик бы нисколько не обиделся, но новое время было особенным.       - Привет, - сказал он, едва заметно махнув рукой. Миссис Твик не менялась в лице. Она подняла голову по направлению в соседнюю комнату и прокричала:       - Дорогой, Твик пришёл!       В ответ тишина. «Вот, значит, как», - подумал Твик. Он не желал видеть эту женщину дольше минуты.       Подниматься по ступеням было проблематично, но за утро Твик прошёл уже столько, что, казалось, он мог стерпеть всё, что угодно. Нужно было срочно переодеться. Из квартиры Такера Твик ушёл в своей одежде, которая гамбузом валялась в ванной где-то в углу и задеревенела от влаги и грязи. На теле она стояла колом и заставляла бедного парня постоянно чесаться.       Комната обдала Твика затхлым воздухом. Судя по всему, за несколько месяцев никто сюда не заходил и даже не думал. Твик полагал, что из этого помещения рано или поздно родители сделают склад, но нет. Его вещей здесь по-прежнему много, а девать их некуда. Скорее всего, отец с матерью ждут момента, когда Твик окончит школу и уедет восвояси.       Он прошёл к шкафу и достал оттуда пару пыльных вещей. Ещё одна рубашка. Она оказалась поеденной, измятой, поэтому пришлось заменить её на тёмно-зелёную толстовку. Твик решил, что, если он и дальше собирается бомжевать, то тёплая вещь ему не помешает.       Твик ненавидел эту комнату. Она была его персональной тюрьмой долгие годы. Здесь ему снились самые невообразимые кошмары, здесь он ещё малышом в слезах учился самостоятельно травить термитов, здесь по ночам гас свет, потому что миссис Твик ненавидит платить за электричество сверх нормы. Стена над столом увешана изображениями кроликов и котят, потому что так сказал психолог. Твик сам всё это нарисовал. Первое время это действительно успокаивало, но потом мальчик вырос. Теперь ему приходилось успокаиваться самостоятельно, и это не всегда выходило у него хорошо. Последние попытки удержать самообладание закончились падением с моста.       Из шкафа выпал путеводитель. От удара твёрдой корки о пол Твик вздрогнул. Он посмотрел на цветастую обложку, на которой улыбались счастливые туристы, и взял книгу в руки. Он совершенно точно знал весь путеводитель наизусть. Губы сами собой растянулись в улыбке, потому что вот она, жизнь, и вот он, выход, путь наружу из этой ямы. Твик знал номер страницы, каждый её абзац и даже мог нарисовать ту самую картинку по памяти. Руки впились в пожелтевшие страницы. Парень корил сам себя за то, что позволил самому себе забыть эту страницу.       Он наконец-то вспомнил то время, когда по зыбучему потоку времени его сопровождала мечта.