Уничтожить пустоту

Шэрая понятия не имела, как звали ту девчонку из клана Умбр. Воительница Арден всегда называла её доской, и это было вполне справедливо — груди у той не было совершенно. Шэрая вечно насмехалась над этим, а девчонка только хмурилась да корчила страшные рожи. Субтильная бледная девочка с грустными глазами казалась Шэрай совсем ребёнком. Субтильная бледная девочка со странно-безумными глазами с неожиданной силой притянула Шэрую к себе, прижалась к ней тощим тельцем. Потянулась к шее, прикусила и чуть оттянула нежную кожу, оставляя яркий след. Шэрая не сопротивлялась — пребывала в каком-то оцепенении. Всего минуту назад они как обычно переругивались, решали, куда стоит идти дальше — вернуться в город или продолжить поиски пропавшего пастуха, а сейчас Доска целовала её с какой-то дикой, совсем нечеловеческой страстью. Шэрая вздрогнула, когда почувствовала прохладную ладонь у себя под доспехом. Маленькая ладошка легла ей на грудь — точно по размеру — и с силой сжала её. Шэрая как-то странно вздохнула-выдохнула, ощущая, как начала кружиться голова. Доска расстегнула её доспех, наклонилась к затвердевшему коричневатого цвета соску. Она тяжело дышала, воздух с хрипом вырывался из приоткрытого рта. Она прижалась ещё теснее к Шэрая и, облизнувшись, приникла губами к её груди. Она слегка посасывала и покусывала сосок, обводила его заострённым влажным языком. Шэрая отчаянно зажмурилась, еле сдерживаясь, чтобы не застонать. Возбуждение, постыдное, ненормальное и совсем несвоевременное возбуждение растекалось по телу, и словно волна, бьющаяся о берег, её пронизывало, накрывало с головой тяжёлое желание. Доска сжала зубы на соске ещё сильнее, прижимаясь к промежности Шэрай так тесно, что девушка чувствовала ставшую влажной ткань на её открытом костюме. То, что девчонка не носила нижнего белья, сюрпризом не стало, но всё-таки Шэрая отчаянно покраснела и закусила губы, сдавленно мыча что-то неразборчивое. Другая ладонь легла на вторую грудь, сжимая, надавливая, выкручивая ставшие сверхчувствительными соски. — Господи, — не выдержав, в голос простонала Шэрая, когда Доска толкнула её к холодной каменной стене заброшенного сельского дома. Умбра тёрлась об неё неистово, и всё тело Шэр дрожало и горело, а во влагалище было дико мокро — даже в Мёртвой Трясине влажность ниже. Умбра отпустила её грудь, задирая вверх отороченную мехом юбку, пробираясь под неё пальцами. Скользнув рукой между бёдер, Доска чуть ущипнула Шэр, вызвав болезненный полустон-полувскрик. Она настойчиво раздвинула Арден бёдра, водя ладонью по лобку, надавливая и опускаясь всё ниже. Тонкие ледяные пальцы быстро коснулись набухшего влажного клитора, потёрли его, заставляя Шэрую инстинктивно сжаться, затаить дыхание и тут же тяжело выдохнуть, захлёбываясь удовольствием. Шэрая вздрогнула, побледнела, словно увидела лицо самой Смерти, когда Умбра опустилась перед ней, сминая тощими коленками пожухлую траву. Безумно хотелось закрыть глаза, и не открывать, пока это шоу не закончится. Это словно одержимость – Шэрая так отчётливо чувствовала каждое прикосновение аккуратных рук к напряжённому телу, так ярко видела перед собой бледное с едва заметным румянцем на щеках лицо, расширившиеся зрачки светло-серых глаз и голубоватую венку на тонкой шее. Внезапно стало безумно, просто невероятно хорошо, до смазанных пятен перед глазами; потеплело в груди, словно ветер летний подул. Доска заставила Шэр расставить ноги, приоткрывая половые губы. Шэрая поджалась, напряглась ещё сильнее, не сводя настороженно-обречённого взгляда с девушки. Та устроилась у неё между бёдер, и на секунду их взгляды встретились, но умбра тут же опустила глаза и, подрагивающими руками разведя половые губы ещё дальше, подула на возбуждённую плоть и провела языком вверх-вниз по вагине. Шэрая судорожно выдохнула, сжала зубы, едва слышно постанывая. Мыслей в голове не осталось совсем никаких, хотелось лишь забраться в постель и уснуть, но тут, словно в насмешку, злая, возбуждённая и отчего-то невероятно красивая Доска… Она сделал острый выпад языком, касаясь набухшего, раздражённого клитора, затем начала быстрыми рывками вылизывать область вокруг него, то приближаясь, то отдаляясь, делая так безумно сладко, что Шэрая в ужасе, в экстазе стонала, стыдилась откровенной позы, влаги между ног, лёгких порывов ветра, касавшихся ноющей от жара промежности. Она стонала и подавалась бёдрами навстречу горячему острому язычку; молила продолжать, когда Доска чуть ослабляла напор; извивалась и чувствовала себя последней шлюшкой, но от этого становилась только отчаянней. Распалённое возбуждение, сошедшее с ума тело, отвечавшее крупной дрожью на ласки, хриплые стоны самой Доски, сжавшейся в один субтильный комок, прижимавшейся до невозможного близко. Она опустила шлейки своей одежды, обнажая грудь, и тёрлась бледно-розовыми сосками о дрожащие ноги Шэрай, всё резче и размашистее ласкала её клитор, лизала и слегка прикусывала этот пульсирующий комок нервов, пока Шэрая не кончила, прикрыв глаза и запрокинув голову, а с её губ не сорвался стон, больше похожий на рык. Доска вторила ей не стоном — яростным, страстным криком. Она отстранилась, поднялась на ноги, со странным выражением на лице глядя на Шэрую. Та тяжело дышала и разглядывала Доску из-под полуопущенных век. Ругаться не хотелось, да и вообще говорить в такой момент было кощунством. Доска нахмурилась, когда Шэрая вдруг довольно ухмыльнулась и резко приблизилась к ней, обнимая за тонкие плечи. Доска была такая маленькая и хрупкая, и Шэрая чувствовала, как пульсирует под тонкой кожей грудей ярко-алое сердце. Казалось, что если сжать объятия чуть сильнее, то девчонка переломится пополам, точно фарфоровая кукла по вине нерадивой хозяйки. Шэрая отбросила влажную от пота чёлку и коснулась пересохшими губами горячего лба девушки, та положила ей голову на грудь, пряча покрасневшее, заплаканное лицо. Давящая пустота в груди Шэрай постепенно зарастала, словно рана на коленке, точно в закрытое на замок миролюбивое сердце вновь стучалась весна.