***
– Молодой человек, разрешите представиться, – пророкотали где-то в небесных далях неимоверно приятным голосом. Но Минсок лишь повёл плечом и даже повернуться не соизволил, бросив сквозь зубы: – Отвали, придурок. – Сладкий, мы помолвлены, и я хочу узнать тебя поближе. – Подойдёшь поближе – потеряешь женилку. – И в кого ты такая вредная лисица?! Минсок молча с разворота влепил ребром ладони по шее, стоило лишь прикоснуться к его плечу. Он подхватил падающее тело и аккуратно уложил на ковёр. Похлопал по щекам, приводя в чувство. Но парень не реагировал. – Ну вот, – проговорили всё тем же голосом где-то за спиной. – Ты убил моего старшего брата. Чем он тебе не угодил? Хороший же, вроде, омега. Минсок не успел вскинуться, как его развернули к себе лицом и прижали к широкой груди. Он глубоко вздохнул, набирая побольше воздуха, чтобы возмутиться, взглянул в лицо прижимающего к себе парня, и поплыл. Забылось желание выплюнуть что-то колкое в лицо и ударить лбом в нос, рассаживая в кровь. Слова затерялись где-то вместе с желанием убить всех, кто позарится на его зад. На него смотрели спокойные тёмные глаза. Без тени похоти или злости. И лишь уголок мясистых губ вздёрнулся вверх в мягкой усмешке. И будь он неладен этот приятный окутывающий аромат какао с кардамоном, что словно густая карамель стал расплываться у Минсока под кожей. Он дёрнулся, желая освободиться от нежеланных объятий, но его прижали лишь крепче и, склонившись к губам, прошептали: – Что-то не так? Минсок попытался боднуть-таки лбом в лицо, но альфа быстро сориентировался и отклонился. Удар пришёлся по ключице, Минсок взвыл, пытаясь зажать хлынувшую носом кровь, и забрыкался ещё сильнее, чувствуя, как темнеет в глазах. В себя он пришёл от осторожных прикосновений прохладной влажной ткани и тихого шиканья: «Убери эту вонючую дрянь от моего мальчика, иначе я эту ватку в зад тебе засуну!». Минсок прищурился, пропуская сквозь ресницы неяркий свет, и огляделся. Над ним склонился обладатель тех губ, которые хотелось искусать и впервые в жизни поцеловать, трепетно ожидая поцелуя в ответ. Позади мельтешил кто-то, пока Минсок не пошевелился, а потом спешно ретировался, хлопнув дверью. – Ну, ты что, лисица? Зачем же лицо разбивать? Думаешь, не возьму тебя в мужья, если будешь драться? Минсок хотел зашипеть в ответ что-нибудь едкое, лягнуть ногой да побольнее, кинуть через бедро со всего маху, распластывая поверженное тело по ковру, вжимая мордой в пол, и…и…А получилось притянуть к себе и поцеловать. – Почему лисица? – тихо возмутился Минсок, отрываясь от своего первого в жизни поцелуя. – Я же не рыжий. – Потому что, – ответил Чонин и позволил омеге вновь прижаться губами.***
Кимы женаты 20 лет. У них растёт двойня шкодливых альф, которым по 19 лет, и альфа помладше, 18 лет. Чтобы взъерошить вихры на макушках старших сыновей, Минсоку едва ли не на табуретку приходится становиться. Вымахали под два метра. Все в отца. А он подпрыгивай, чтобы по ушам навесить. Сехун и Чанёль широки в плечах, как и Чонин. Да и ноги от ушей, как у отца. Красавцы выросли, всем на зависть. Омеги вовсю заглядываются, а у них в голове одни тренировки, игры да музыка. "Это и хорошо", – думают родители, но уже начинают нервничать. Здоровые лбы, а вечерами дома сидят. Бывает, конечно, что остаются на двойную тренировку, и тогда в доме наступает благостная тишина. Иногда братья прячутся в гараже. Родители всё порывались с омегами застукать, а не вышло ни разу. Сидят, струны перебирают, всё чинно-благородно. Чонин хмурился, а Минсок тихо хмыкал, подозревая, что недолго им осталось переживать за сыновей. В последнее время они как-то попритихли: не рубятся в игры и по ночам с кем-то переписываются. Младшенький – отличник Бэкхён – уже поступил в университет и, в отличие от старших братьев, приволок большеглазого омегу-практиканта и заявил, что собирается взять его в мужья. Родители омеги не были против, да и Чонин с Минсоком не перечили, тихо радуясь за сына. Потому в семье скоро станет на одного Кима больше. Или на двух, если дети будут так же сношаться, как и их родители.***
– Нин, Нин! Проснись! – Что?! – Не что, а есть хочу. Пойдём пожрём, а? – Ну, идём, – кивнул Чонин и потопал вслед за мужем. Ночные дожоры им были не страшны, потому что лишние калории сжигались в постели. Да так, что ещё и кто-то худел, будто не ел вовсе. И острые ключицы призывно торчали из всех вырезов так, что Чонину приходилось контролировать гардероб мужа на случай выхода из дома без него. Минсок влез в холодильник, вытащил оттуда блюдо клубники и ранней черешни, Чонину достал запечённого мяса. Сам уселся на тумбу и принялся уплетать лакомство, зажёвывая украденными кусочками мяса у Чонина, что сидел на подоконнике, изредка макая стыренную вкусняшку в соль. Чонин доел свою порцию и с сожалением посмотрел на пустую тарелку. Поднялся и помыл её, зная, как может огрести за грязную посуду в мойке. Повернулся к Минсоку и замер. Ничего особенного со стороны. Просто ягода тонула в аккуратном рту, а юркий язык проходился по подушечкам пальцев, слизывая сладкий сок. Чонин сглотнул и оторвался от созерцания губ, отвлекаясь на прикрытые от удовольствия лисьи глаза. Сморгнул и покачал головой, утыкаясь в обнажённые, будто приглашающе расставленные ноги. Майка после сна перекрутилась, обнажая грудь, ползла с плеча, а задравшийся вверх подол ещё и открывал вид на подтянутые бёдра. Чонин похлопал себя влажными руками по щекам, прогоняя наваждение. Но оно никуда не прогонялось. Минсок открыл свои невозможные глаза, хитро прищурился и медленно облизнулся. Чонин сокрушённо вздохнул, поднял глаза к потолку и прошептал: «Лисица». Как тут устоять? Блюдо с черешней и парой клубничек Минсок отставил в сторону. Страсть страстью, а фамильный сервиз – это вам не хухры-мухры. Чонин подошёл к тумбе и осторожно подсунул ладони под ягодицы Минсока, приподнимая и пододвигая к себе, вжался всем телом, жадно дыша в приоткрытые губы. – Ты нереальный. Знаешь? – Знаю, – хитро прищурил глаза и облизнулся, прикусывая губу и вздёргивая бровь. – И? Чонин потянулся за клубникой и зажал между губ, предлагая Минсоку. Мин щурился и ловким движением языка отнял ягоду, покатал в приоткрытом рту и довольно зажмурился, видя, как напряглись все мышцы на обнажённом теле мужа. Но он продолжал играть, понемногу раздавливая ягоду и упиваясь её сладостью. Руки Чонина на его спине подрагивали, выдавая едва сдерживаемое желание, даже не двигались. Лишь ткань чониновой майки трещала в смуглых руках. Минсок прогнулся в спине, припадая к губам, протолкнул сладкий от сока язык, сплетая с чужим. Вибрации от низкого рыка прошлись по всему телу, поднимая волосы на затылке дыбом, и Минсок обвил ногами за пояс, притягивая мужа ещё ближе, откинулся на отставленную назад руку и погладил обнажённую кожу груди, наблюдая за реакцией. Чонин следил за Минсоком из-под полуприкрытых век и медленно сходил с ума. Кто б сказал год назад, что дерущийся с альфами и знающий себе цену девственник-омега будет его соблазнять изо дня в день так, что устоять будет просто невозможно, он бы не поверил. И, несмотря на свой достаточно богатый опыт и разницу в 5 лет в его пользу, Чонин будет исправно соблазняться, влюбляться всё сильнее и плавиться от желания. Встретившись впервые, ему до боли захотелось получить себе эту лисицу в личное пользование. Чтоб укрыть ото всех и любить-любить-любить. Чонин одной рукой зарылся в волосы на затылке Минсока, немного оттягивая и открывая доступ к шее. Скользнул по ней губами и языком, прижимаясь пахом между разведённых ног. Укусил за ключицу, мазнул носом по шее, сжал одной рукой ягодицу и поймал губами тихий стон. Минсок ехидно улыбнулся и прижался теснее к чужим бёдрам, притираясь. Вскрикнул, когда Чонин ощутимо прикусил шею и первый раз толкнулся, придерживая руками за бёдра. Минсок опёрся на руки и запрокинул голову, вновь открывая доступ к шее и ключицам, задышал часто-часто от скользнувших по груди рук и вскрикнул от лёгкого укуса за обнажённый сосок, пока второй поглаживали сквозь ткань. Чонин придерживал Минсока за спину, позволяя пробежаться кончиками пальцев по напряжённым мышцам, схватиться за шею и прижаться теснее к груди, задевая затвердевшие соски. Возбуждение будто электрическими разрядами пронзало тела, передавалось прикосновениями и поцелуями. Ползло по коже, проникая глубже при каждом толчке, разливалось теплом. Минсок хватал ртом ставший слишком горячим воздух и пытался избавиться от болтающейся на плече майки, что сбилась почти под шею и душила. Но Чонин лишь ускорил движения бёдрами, меняя угол проникновения. Стоны мешались со всхлипами, Минсок жадно глотал воздух, сжимал пальцами и кусал Чонина куда придётся. Не сильно, но ощутимо. Зализывал тут же, будто извиняясь, и пытался сфокусировать взгляд. А Чонин двигался в нужном им обоим ритме, прижимая к себе желанное тело, доводя до пика. После душа Чонин принёс совершенно счастливого Минсока, что даже не мог держаться на ногах, в спальню и аккуратно уложил на кровать. Лёг рядом, прижал к себе разомлевшее чудо и попытался уснуть. Минсок покрутился немного, устраиваясь поудобнее, а потом повернулся к Чонину, поцеловал ямочку на подбородке и заглянул в глаза. – Скажи, что ты не будешь ругаться, – тихо проговорил Минсок. – Что? – Сначала скажи. – Я не буду ругаться. Что случилось? – Только не злись, – Минсок глубоко вдохнул и совсем тихо сказал: – У нас будет малыш. – Что? Минсок зажмурился и вжал голову в плечи. Конечно, забеременеть так скоро. Какому альфе понравится носиться с выводком. Даже не пожили для себя. Но и скрывать смысла нет. Всё равно учует. Только ревновать ещё может начать, подумав об измене. Тишина настораживала. Минсок открыл один глаз, боязливо вглядываясь в смуглое лицо, затем второй. И несмело улыбнулся в ответ на счастливую улыбку, тут же взвизгнув от крепких объятий.***
– НИИИИИИИН!!!!!!!!!!! Чонин выронил чашку, разбивая её о кафель пола, и не заметил расплескавшейся по джинсам горячий чай. Он стремглав побежал на второй этаж, теряя все мысли. Минсок категорически отказался перебираться из спальни на втором этаже в гостевую, потому вверх-вниз его пускали только в сопровождении, а готовку на себя взял папа Минсока. Несмотря на то, что он носил двойню, живот был небольшой, Чонин не собирался рисковать здоровьем мужа и первенцев. – Что? Что случилось? – ошалело спросил Чонин, смотря на замершего в странной позе Минсока. – Пора. Бери сумку, я спущусь. – Я тебе спущусь. Тут стой и жди, – рыкнул Чонин и, схватив сумку, выбежал из дома выгнать машину. Когда он прибежал обратно, Минсок так и стоял в той же позе, прикрыв глаза и дыша, как учили на курсах. Чонин осторожно обнял Минсока и помог спуститься по ступенькам, укладывая его на заднее сиденье машины. Дорога слилась в какой-то размытый образ, который дополнился суетящимися врачами, стуком инструментов и светом ламп, а также яркими пятнами крови на прокушенных Минсоком губах. Чонин в какой-то момент совершенно отключился от реальности, он дышал вместе с Минсоком, позволял сдавливать руку до хруста и всё никак не мог понять, как всё это безобразие терпит муж. О боли он старался не думать и настраивался на лучшее. – Поздравляем! У вас альфы! – произнёс врач и похлопал немного ошалевшего Чонина по плечу. Вот так и родились их первенцы.***
Чонин давно понял, что Минсок – это нечто невероятное. Его нельзя было показывать никому, чтобы ненароком не соблазнил никого. Он многое делал непроизвольно, а Чонин каждый раз сходил с ума. Помогать убираться в доме и тайком подглядывать за поглощённым уборкой Минсоком, стало абсолютно естественным для Чонина. Он заглядывался на оголившуюся полоску кожи между задравшейся футболкой и домашними шортами, подтянутая фигура Минсока будоражила, заполняя сознание картинами яркого пробуждения. Чонин встряхнулся и понял, что вновь завис. Минсок тянулся, встав на цыпочки, чтобы поставить статуэтку на дальнюю полку. Мышцы золотило ласковое солнце и Минсок, будто искрился в солнечных лучах, превращаясь в сияющее божество. Чонин подкрался к сосредоточенному Минсоку и огладил бока, запуская пальцы под футболку, и прильнул всем телом. Омега вздрогнул и откинул голову на плечо Чонина, разрешая трогать везде, где хотелось. Сам закинул руки за голову альфы и перебирал тёмные пряди, щекоча ноготками чувствительную кожу. Альфа, не отрываясь, смотрел в их совместное, немного плывущее отражение в отполированной глади шкафа. Следил за изменением мимики на любимом лице и сходил с ума. Чонин скользил руками по любимому телу, скользнул к паху, вернулся к прессу, зацепил торчащие соски, обвёл контур приоткрытых губ, ощущая, как юркий язык проходится по подушечкам, и тихо зарычал. Уборка срочно откладывалась на неопределённый срок. Сначала стоило подарить свою любовь хитрой лисице, что выскользнув из одежды, оказалась без белья, зато с кружевной подвязкой на сочном бедре. И теперь Минсок, призывно изогнувшись, отступил от Чонина и взялся за протирку пыли. «Как бы не так», – про себя рыкнул Чонин и прижал Минсока спиной к стене.***
– Как так вышло, что мы оказались обручёнными парными? – спросил Минсок, заглядывая в тёмные глаза и вновь растворяясь в них. Чонин только что вернулся от двойняшек, которые устроили целый концерт, требуя привычной бутылки со смесью среди ночи. – Оооо, – протянул Чонин. – Тут целая история. Наши семьи раньше жили в соседних квартирах. Мне тогда почти пять было, когда твой папа ходил беременный тобой. Мне нравилось говорить с его животом, который стучал в ответ в приложенную ладошку. Я как-то среди ночи проснулся, выглянул в окно, а там скорая – твоего папу забирали. В ту ночь появился ты. Я проводил всё своё свободное время с тобой. Рассказывал истории и читал первые книги. Ты очень любил книгу о «Хитрой лисице». Так смешно махал ручками и требовал повторения. Я наизусть её выучил. Играл с тобой и много-много говорил. Когда не прогоняли, спал у твоей кроватки, держа тебя за руку. И учил ходить. А потом родители купили дом в другом городе, и мы уехали. А ты заболел надолго. Я уже потом узнал. Родители смеялись, рассказывая, как рвал и метал тогда твой отец, услышав вместо «па» «Нин». Тогда-то они и заключили договор, поняв, что неспроста мы так привязались друг к другу. Вот и вся история. Минсок осторожно утёр выступившие слёзы и уткнулся носом в смуглую грудь, обнимая крепко-крепко и понимая, почему так быстро принял его. Чонин аккуратно обнял Минсока и почувствовал, как толкнулся малыш в омежьем животе.***
Иногда Чонин думал, что мужа надо запретить. Он не мог спокойно наблюдать за ним, что бы Минсок ни делал. Особым фетишем были Минсок и готовка. Чонин любил помогать, но чаще всего его присутствие рядом заканчивалось чем угодно, но только не готовым блюдом. Неспроста Чонин боялся не сдержаться в присутствии гостей или детей. А Минсок хитро щурился, осознавая свою власть, и нагло продолжал соблазнять мужа одним своим видом, даже особо ничего такого не делая. То на носочки привстанет, чтобы достать с верхней полочки заранее заготовленную домашнюю лапшу для готовки, а мышцы так и прорисуются под кожей, очерчивая идеальные контуры. То попробует блюдо, глядя Чонину в глаза, а потом оближется так, что хоть стой, хоть падай. В первый год жизни Минсок вообще имел свойство ходить в одной футболке или майке Чонина, и пара часто оставалась без ужина, зато полностью наслаждалась друг другом. С появлением детей добавились лишь короткие шортики, что не облегчало участи Чонина. Когда дети ложились спать, а Минсок готовил поздний ужин для мужа, он натягивал рубашку Чонина на голое тело и занимался домашними делами. А вернувшийся альфа занимался ужином лишь после насыщения несколько иного вида голода, вызванного одним соблазнительным омегой. Но иногда Минсок откровенно соблазнял кружевами на своём роскошном теле, полностью наплевав, что альфа был занят в своём кабинете. Все важные бумаги и дела летели к чертям, когда Минсок садился на колени к мужу либо забирался на стол, призывно раздвигая ноги. Чонин видел тонкие узоры ткани на бёдрах, и у него срывало крышу. Он хотел лишь касаться, целовать и выбивать стоны, а не подводить итоги и выискивать ошибки в документах. Конечно, Минсок мог незаметно подкрасться и массажировать напряженные мышцы шеи и плеч, невесомо перебирать волосы, но стоило Чонину поднять глаза, как больше оторваться от мужа не было ни желания, ни возможности. Потому что в кабинет Минсок никогда не приходил одетым, лишь тонкие зачастую чёрные кружева оттеняли его атласную кожу. А перед таким Чонин устоять не мог, даже если были сверхсрочные дела. Он всё равно успевал их закончить, потому что после каждого страстного признания в нём всегда клокотала энергия.***
Годовалые Чанёль и Сехун осторожно гладили живот папы и, повторяя за отцом, что-то лепетали, пока не засыпали. Такие вот разговоры были лучше любой колыбельной. Альфа раскладывал малышей по кроваткам и возвращался к Минсоку. От низкого голоса альфы малыш затихал и будто вслушивался в сказанное, переставая лупить папу по печени пяточками. А когда Чонин прижимался ладонями и щекой к выпирающему животу, Минсок понимал, что абсолютно счастлив. Чонин изъявил желание участвовать в совместных родах, твёрдо выразив желание видеть появление малыша. Его не пугали трудности и трёхнедельная боль в отдавленной неслабым Минсоком кисти. Ради чуда рождения своего малыша можно потерпеть. Ребёнка, что тоже оказался альфой, назвали Бэкхёном. И Минсок счастливо жмурился, разглядывая своё семейство, состоящее из альф, которое часто умудрялось задремать у колыбельки младшенького, пока он готовил ужин. Чанёль и Сехун носились вокруг колыбельки с Бэкхёном, изредка туда заглядывали и просили расти быстрее, чтобы было с кем поиграть. Бэкхён щурил глазки и уверенно говорил «агу», подумывая о том, что «фиг вам, а не игры, я серьёзным буду». Так, впрочем, и вышло. Из активных двойняшек выросли спортивные сорванцы, а из Бэкхёна – сосредоточенный альфа с прекрасным голосом. Он сам выразил желание заниматься помимо прочего ещё и вокалом. Вообще очень серьёзно относился к учёбе и даже получил грант за свой школьный проект. Даже сбитые коленки спокойно давал замазывать хлопочущему Минсоку, стойко терпел и запрещал дуть на ранки, жмуря глаза и всем видом показывая старшим, кто тут альфа.***
Чонин вернулся с работы совершенно разбитым и далеко за полночь. Он едва смог проглотить половину порции, как начал засыпать за столом. Минсок расстелил постель, вернулся и провёл сонного мужа в спальню, помогая раздеться и укладывая спать. Чонин уснул, не успев коснуться подушки. Утром альфа протянул руку, чтобы нащупать любимое тело, но пальцы коснулись прохладных простыней. Чонин нахмурился и разлепил глаза. За окном вовсю сверкало солнце, альфа потянулся и отправился в душ приводить себя в порядок. Сначала заглянул в детские, а потом услышал, как с первого этажа доносился странный перезвон, и Чонин отправился вниз. Как стоял, так и замер на ступенях. Потому что в гостиной творилось нечто запретное. Минсок в полупрозрачном треугольном платке на бёдрах, усеянном бисером и монетками, вращал бёдрами, повторяя движения на экране. Он делал это, закусив губу, и настолько сосредоточенно, что не заметил подкравшегося сзади мужа. Чонин долго боролся с собой: решая что же будет лучше, положить руки на упругие половинки или всё же на гибкие бока. Пока он решал вселенские вопросы, Минсок сделал оборот и от неожиданности чуть не упал, хватаясь за предплечья альфы и распахивая глаза. Но быстро сориентировался, и испуганный взгляд стал коварным. Отпустив мужа, Минсок прогнулся назад, сосредотачивая всё внимание альфы на своей обнажённой груди. Чонин с трудом сглотнул и протянул руку, чтобы погладить напрягшийся живот. – Вот же лисица, – хмыкнул Чонин, отдёргивая руку от соблазнительного тела. Минсок вздёрнул бровь и выпрямился, но тут же облизнулся и слегка приоткрыл рот, зная, как это действует на мужа. Чонин закрыл глаза и севшим голосом поинтересовался: – Дети где? – Бэкхён проснулся с восходом и разбудил двойняшек. Они учинили форменный протест и вытребовали поездки к дедушкам. Поэтому… – Мы дома одни на все выходные, – блаженно выдохнул Чонин, привлекая к себе прячущего улыбку Минсока.***
Бэкхён утирал кровь с разбитых губ и смотрел на окружающих его одноклассников, что обступали и каждый пытался ударить, шипя «малявка». Когда Бэкхён в очередной раз упал и силился встать, вокруг стало подозрительно тихо, ему помогли подняться, а потом в два горла рявкнули так, что одноклассники разлетелись кто куда, мечтая, чтобы ни один из рослых Кимов их не запомнил. – Так вот откуда эти синяки, – проговорил Сехун, протягивая платок хмурому Бэкхёну. – Я бы сам разобрался, – буркнул младший. – Ага, – кивнул Чанёль, собирая разбросанные и разорванные тетради. – Я вот только думаю: кому лучше первым сказать папе или бате? – Папа в командировке. Он прилетит, как ураган, и школу разнесёт, если узнает, что его Хён-и обижают. – Как тогда, когда нас обвинили в драке, а мы всего лишь защищали омегу? – хихикнул Чанёль, вспоминая, как бушевал папа, разобравшись в произошедшем. – Я сам скажу, – невнятно проговорил Бэкхён, запрокидывая голову и пытаясь остановить кровотечение из носа, и покачнулся, стоя на одной ноге. Чанёль придержал брата и поинтересовался: – С ногой что? – Болит, – фыркнул Бэкхён, но опёрся на предложенную руку. Сехун вытянул бутылку воды и помог смыть кровь, Чанёль собранные вещи закинул в свой рюкзак и повернулся к Бэкхёну: – И чего хотели эти придурки? – Хотели знать, что я делаю в классе на год старше. – А сказать, что ты наш брат никак? – Никак. Я сам бы справился. – Ага. Месяц уже справляешься. – И что? – Если будут проблемы, говори. Вот что. А теперь в медпункт. – Но… – Никаких но! – Сехун подхватил сопротивляющегося брата на спину и на бормотание « я сам, не надо, надорвёшься» воскликнул: – Цыц, мелочь! Двойняшки доставили младшего к медбрату, тот вызвал Чонина и отправил всех в больницу. Теперь братья скопом сидели под кабинетом врача. Бэкхён угрюмо смотрел на гипс и хмурился, ожидая вердикта отца, Чанёль и Сехун строили план мести. Чонин не ругался, и Бэкхён не знал, как себя вести. Он впервые попал в подобную ситуацию и откровенно терялся. Двойняшки сообщили, что батя не злой, это от папы б он сначала огрёб, а потом бы пожалели. Чонин выглядел совершенно спокойным и на сообщение Бэкхёна о своём решении посещать ещё и кружок единоборств, лишь кивнул. А вот когда вернулся Минсок, все альфы выслушали лекцию по поводу неумения себя вести, и шокированные сыновья узнали, что папа был ещё той оторвой в школе и не только уши альфам откручивал. Но смеющийся Чонин утащил разошедшегося Минсока в спальню под дружный гогот детей. И сверху как-то подозрительно хрипло крикнул, что дети могут сходить к дедушкам. Даже с ночёвкой. Сыновья сорвались сразу же после разрешения отца, не дожидаясь окрика папы. Подхватив Бэкхёна под руки, ретировались со скоростью звука, успев слинять до первого стона папы.***
– Минсок? Ты что? Завис? Чонин потормошил мужа за плечо. Тот отвлёкся и поднял взгляд на альфу. А потом красноречиво кивнул на целующуюся парочку в углу кафе. – Я тебя хочу, – обиженно прошептал Минсок и опустил голову. – Малыш, ты в положении. Нельзя. Надо подождать. – Ким, ты зануда. Завтра идём на внеплановую консультацию и задаём вопрос. Я и так три недели без секса. Смерти моей хочешь?! Я беременный, а не смертельно больной! У меня даже живота толком нет! Чонин отвёл взгляд и поджал губы. Ему ведь тоже нелегко. Как можно сдержаться, когда такой соблазнительный Минсок под боком. Но он переживал за мужа и здоровье малыша. Это же их первый ребёнок. Тут одни сплошные нервы и запреты. Например, Чонин запретил Минсоку смотреть боевики и вынес из дома все кактусы. Чтоб малыш не вырос агрессивным и в колючках. Минсок смеялся над этими чудачествами, но втихаря поглядывал экшн, уж слишком он любил этот жанр, в отличие от кактусов, презентованных начальником Чо. В кабинет врача Минсок прошествовал в гордом одиночестве, оставив Чонина мучиться неизвестностью. Но через пару минут выглянул, хитро щурясь, и поманил за собой. – Во-первых, поздравляю, – сказал врач, – вы станете родителями двоих малышей. Предыдущий врач что-то не рассмотрел, но я подтверждаю, плода два. Во-вторых, я хочу сказать, что беременность протекает нормально и ограничивать в сексе вас нет смысла. Это будет даже полезно. – Слышал?! – воскликнул Минсок и повис на шее мужа, не стесняясь врача, впился в губы Чонина и потёрся об него, всем видом показывая, чего он хочет. – Но вы должны следить за своим состоянием, – встрял доктор, заставив тем самым распахнуть глаза слишком увлекшихся друг другом Кимов, –измерять базальную температуру и вести дневник. Если вдруг какие проблемы, жду вас на приём. Не слишком усердствуйте. – Ладно, – закатил глаза Минсок. Но тут же жарко зашептал Чонину в ухо всё, чего он хочет в постели. И даже в машине. И на тумбе в кухне. И на лестнице. Ну, ладно, на лестнице опасно. И в ванной. И…***
– Пап?! – Пааааааап?! – Я же говорил, нет никого дома. – Я же говорил, я же говорил, – передразнил Чанёль. – Я вот думаю, что папа дома. И даже почти уверен, что и отец. – Ой, да брось. У папы только была активная фаза. Он, как всегда, сбежал в летний домик от бати подальше. – Это было три месяца назад, – поправил Чанёль. – Ой, та прям, – возмутился Сехун, – им только дай поохать. Как кролики, ей богу. Постеснялись бы! Папе скоро 38, а он что?! – Слышь, мелкий, у нас папа молодой! – шикнул Чанёль. – Сам мелкий! Я тебя на 8 минут всего младше. – Заткнись! – Сам заткнись!! – Вот мне сейчас интересно, мы тут с Мёном ваши парные или чисто здрасьте? – поинтересовались за спиной сцепившихся альф. Парни нехотя убрали руки друг у друга с горла и повернулись к стоявшим позади омегам. – Хан-и, – пробасил Чанёль, – ну не дуй свои прекрасные губки. Хочешь, я тебе сладостей принесу. Папа столько напёк. А знаешь, какие он кексы делает? Ууууу, закачаешься! Омега немного расслабился, заслышав о выпечке и, вложив узкую ладошку в огромную лапу Чанёля послушно пошёл на кухню. Сехун проводил брата с парным презрительным взглядом и скорчил лицо. – Хун! – вкрадчиво, но с эффектом, как у папы, произнёс Чунмён. – Тебе сколько лет? Ведёшь себя, как идиот. Не посмотрю, что мы парные, и с Исином буду встречаться. Фраза подействовала отрезвляюще, Сехун подобрался и выпятил грудь. «Не хватало нам ещё Исинов», – рационально рассудил Сехун, учитывая, что Исин был очень популярным альфой и мечтой мокрых снов не только омег и бет, но и некоторых альф. Парни разобрали сумки с продуктами, разложили еду по тарелкам, взяли пиво и потянулись к большому дивану и огромной плазме в гостиной. Разместились кое-как, сместив омег к центру и закинув свои длинные ноги на пуфики, включили фильм. За просмотром фильма, точнее за недетскими поцелуями, братьев с их парами, застал вернувшиеся Бэкхён с Кёнсу и спустившиеся со второго этажа родители. Минсок шикнул на всех, чтобы не шумели, и решил вдоволь насмотреться на наконец-то повзрослевших сыновей, но Чонин прокрался к двери и громко ею хлопнул, обозначая своё присутствие. Сехун с Чанёлем дёрнулись, а омеги подскочили, кланяясь и краснея. Минсок широко улыбался, разглядывая ладных омег и прикидывая, насколько всё серьёзно. Чонин стоял позади мужа, сцепив руки в замок у него на животе, и старался выглядеть серьёзным. – Пап, отец, это наши…– начал Сехун. – Омеги, – подсказал Чанёль. – Дурак, – шикнул Сехун. – Это наши однокурсники. Ни от кого не укрылись переругивания братьев, но все сделали вид, что не услышали. Родня прятала улыбки, а омеги краснели до кончиков ушей и не знали, куда деваться. – Пап, это их парные, – тихо шепнул Бэкхён. – Да? – вскинул брови Минсок. Потом подумал, и понял, что да, младшенький прав. Только парные готовы терпеть все причуды половинок. Чанёль и Сехун спорили и кидали друг в друга убийственные взгляды, а омеги решили не дожидаться своих альф. Подошли к родным, представились и извинились, что знакомство вышло вот так. – Простите, господин Ким, – поклонился Чунмён Чонину и виновато посмотрел на старавшегося сохранять серьёзность Минсока. – Мальчики сказали, что вы будете к девяти, и мы… – А мы в выходной, который у нас уже скоро год как по понедельникам, – повысил голос Чонин, обращая на себя внимание едва не дерущихся двойняшек, – предаёмся с мужем любви. – Отец! – вспыхнул Сехун. – Вот блин, – вздохнул Чанёль. – Вот влипли. Провинившаяся молодёжь отправили за недостающими продуктами, Минсок суетился на кухне, подготавливая ингредиенты, Кёнсу изо всех сил помогал и старался не краснеть от вопросов старшего. Минсоку же было интересно, как обстоят дела у детей, учитывая, что кое о чём он начал догадываться. Бэкхён с Чонином подпирали двери кухни и любовались своими омегами, что ловко управлялись с ножами. Альфы иногда сглатывали, представляя любимых спецагентами, в совершенстве владеющими холодным оружием, и спешно отводили взгляд. – Какой у меня красивый папа, – тихо прошептал Бэкхён, любуясь смеющимися омегами. – Согласен, – кивнул Чонин, что никак не мог насмотреться на пританцовывающего Минсока и изредка ловил лукавые взгляды из-под ресниц, невольно вспоминая картинки недавнего времяпровождения. Он едва сдержал смешок, вспоминая, как резко затихли громкие стоны Минсока, едва в дом ввалились сыновья. Чонин находил определённо прекрасным моменты, когда Минсок просил зажимать ему рот, чтобы приглушить рвущиеся стоны. Это заводило порой куда сильнее, чем вот тот чёрный кружевной передник, что висел на крючке под другими с яркими принтами или чулки с кружевными лентами, от одного воспоминания которых у Чонина пересыхало во рту и хотелось стонать в голос от накатывающего возбуждения. Ужинать сели за огромный стол в столовой. Хань и Чунмён немного стеснялись поначалу, но родители у их альф были прекрасные, Бэкхён особо не отсвечивал, ухаживая за Кёнсу, потому омеги расслабились и погрузились с головой в домашнюю атмосферу. – Пааап, мы беременны! – счастливо огласил новость Бэкхён и вновь вытолкал прячущегося за его спину Кёнсу, чтобы родители могли порадоваться и обнять зятя. – Какая радость! – воскликнул Минсок и искренне пожал руку Кёнсу. – Будут вопросы, обращайся, – и подмигнул смутившемуся младшему. А потом с улыбкой тихо прошептал будущему зятю на ухо: – Наконец-то, омега! Я с этими альфами с ума сойду. Кёнсу улыбался, кивал и благодарил, кусая губы. Он бы никогда не подумал, что чужие люди примут его и полюбят гораздо сильнее родителей, став по-настоящему родными. – Дети, нам нужно серьёзно поговорить, – прокашлявшись, сказал Чонин. – Мы тоже беременны. Двойней, – он не стал рассусоливать и поцеловал счастливого Минсока, никого не стесняясь. – А я думал, папа просто поправился, – тихо прошептал Чанёль. – Или отцу изменять начал. – Ты идиот?! – участливо поинтересовался Бэкхён и, повернувшись к родителям, взволнованно произнёс: – Я надеюсь, что будут омеги. Очень хочу милых маленьких омежек. А не этих придурков. – Сам дурак, – буркнул Чанёль, прижимая к себе порывавшегося сбежать Ханя. – Ой, фууууу, бать, вы же старые! – взвился Сехун, опрокидывая на себя бокал с соком от подзатыльника Чунмёна. – Заткнись, дурак, – прошипел Бэкхён. – Наши родители самые молодые и прекрасные. Это вы два ушлёпка-подкидыша. – Пааааап! Ну чо он?! – взвыли двойняшки. Чонин с Минсоком переглянулись и счастливо рассмеялись.