Чат для одиноких

Мышка: Сегодня был ужасный день. Тина осмотрела отдел и, тяжело вздохнув, направилась в архив. Интуиция кричала, что где-то она уже встречала этого угонщика, его почерк и манию к дорогим машинам. Братья Ли сдержали свое слово и сообщили, что их человек сказал им, что автомобили, очень похожие на украденные, были замечены в доках. Не самый разумный выбор места, куда прятать награбленное, особенно, если посмотреть статистику, но это уже была зацепка. Правда, не самая лучшая, ведь там не было ничего, кроме грязи, шума и недовольных работников, которым она мешала своими присутствием и глупыми вопросами. Но сдаваться девушка так просто не собиралась, особенно после очередных намеков капитана об этом. — Они уже ждут тебя, Голдштейн. Уже считают дни. Мышка: И мне не с кем поделиться, кроме тебя. Дверь в архив была слегка приоткрыта. Это было странно, так как туда редко кто ходил, ведь все дела ближайших пяти лет находились в электронном виде, и стоило только залезть в нужную папку. К своему несчастью, Тина там ничего не нашла и собиралась в очередной раз, вдруг что-то пропустила, попробовать счастье в обычной бумажной работе. Возможно, кто-то тоже решил порыться в записях и поискать что-то. Неслышно войдя в комнату с таким количеством пыли, что та напоминала грязный снег, девушка аккуратно прошла вперед, к одной из полок, когда услышала какую-то возню и тихие голоса. Ей они показались знакомы. Похоже, кто-то решил уединиться посреди рабочего дня. Неизвестно почему, но ее воображение нарисовало Грейвса и Миранду, которая любит напоминать ей, что он шикарный мужчина и как жаль, что она замужем. Глупо хихикнув и действительно посочувствовав мистеру Джонсу, она прошла дальше, в самую глубь комнаты, когда, повернув за очередную полку, резко остановилась. — Голдштейн, это не то, что ты думаешь. Ее кулаки сжались, и Тина решительно сделала шаг вперед. Зануда: Что случилось? Грейвс потирал подбородок, смотря то в одну сторону, то в другую. Это было странно. Очень странно и непривычно. Он всегда разнимал братьев Ли друг с другом, обещая прибить одного, а другого подставить, и всегда это заканчивалось тем, что до конца дня Курт и Кит приходили к нему, принося планы убийства брата и дальнейшего бегства живого в Бразилию. Теперь же эти двое едва удерживали вырывающуюся и грозящую уничтожить всех на своем пути Голдштейн, которая напоминала больше сумасшедшую фурию, чем спокойного и рассудительного полицейского. Абернати и Ковальски, стоящие чуть поодаль, молча наблюдали за этим: первый с нескрываемой усмешкой, а второй — с неким страхом и опухшим лицом, а под левым глазом уже начал «зацветать» синяк. — Хватит! — крикнул капитан, и стеклянная дверь слегка завибрировала. В кабинете стало тихо, лишь было слышно тяжелое дыхание. — Где виновница всего? — У Даута, сэр, — ответил Абернати и получил взгляд полной ненависти. — Он ее успокаивает. — Хорошо. Все свободны, кроме виновников драки. — Но, сэр… — начал один из братьев Ли, но, увидев поднятую ладонь, замолчал. Парни отпустили Тину, и та, на удивление, что-то пробубнив себе под нос, стала потирать кисти и убийственно коситься на своего коллегу. — Спасибо и свободны, — повторил мужчина и присел на край стола, ожидая, когда все лишние уйдут. Как только дверь закрылась, он кивнул девушке, показывая, что та может начинать свой рассказ. — Я была в архиве, сэр, — начала Голдштейн, стараясь хоть немного успокоиться. — А там был он и моя сестра! Они там обнимались и целовались! Последние слова она выкрикнула с такой силой и громкостью, что Грейвс нахмурился, ощущая боль в ушах. — Ясно. Спасибо. Что скажешь ты? — Ничего аморального мы не делали, — ответил Якоб Ковальски и отошел в сторону, так как Тина очень резко развернулась. — Ничего аморального? Да ты прижал ее к стене! Ты бессовестно лапал ее! Как ты вообще посмел пригласить ее в это пыльное место! — кричала девушка, начиная краснеть от шеи и до корней волос, но больше не кидалась с кулаками. — Ты все неправильно поняла! — Я неправильно поняла? Я неправильно поняла! Ты чертов извращенец, Ковальски! — Я… — Такие, как ты — главная проблема этого города! — Но… — пытался вставить слово Якоб, но его снова и снова перебивали. — Кажешься таким порядочным и добрым, а на самом деле чертов извращенец, который пользуется невнимательностью и доверчивостью девушек. — Голдштейн! — теперь подал голос капитан, видя попытки своего подчиненного оправдаться и поведать свою версию происшедшего. — Мы должны выслушать Ковальски, а уже потом обвинять его во всех правонарушениях сразу. — Но, сэр, я… — Капитан Грейвс, я не делал всего того, в чем меня обвиняют, — наконец, проговорил Якоб и серьезно посмотрел на начальника. — Ну конечно! — протянула Тина и сразу получила гневный взгляд мужчины. — Поверьте, все было по согласию. Я никого не совращал и не принуждал. — По согласию? Да ты посмотри на себя в зеркало! На себя и на мою сестру! Да она и в страшном сне на тебя не посмотрела бы! — Голдштейн! — не выдержал уже Грейвс. — Если ты еще хоть раз перебьешь его, я заклею твой рот скотчем, чтобы ты замолчала, раз самостоятельно не умеешь держать его закрытым. Она сделала шаг назад, видя раздраженное лицо шефа. — Все было по согласию, ведь Куинни — моя девушка. — Что? — переспросила Тина и не заметила недовольного взгляда капитана. — Что ты сказал? Вы с Куинни встречаетесь? Ковальски, ты случайно головой недавно не ударился? Это бред! Полнейший бред! Если бы вы встречались, она бы мне все рассказала! А она молчала! И если тебе так интересно, то она ходила на свидание со своим коллегой! Ты понимаешь? Коллегой! Тем временем Грейвс достал из верхнего ящика стола широкий рулон скотча и, взяв ножницы, отрезал небольшой кусочек. Вернув его на место, он выпрямился и подошел к девушке сзади. Его ладонь легла на ее плечо, привлекая к себе внимание. Она повернулась, явно не ожидая подвоха, но почти сразу почувствовала, как липкая лента коснулась ее кожи, и через секунду поняла, что ей заклеили рот. Пораженно смотря на начальника, девушка округлила глаза, не веря в это. — Я предупреждал, Голдштейн. Ты меня не услышала. А так будет потише. Продолжай. Ковальски, усмехнувшись, тут же вернул серьезность лица. — Мы встречаемся с Куинни Голдштейн, сэр. Уже целый месяц. И именно со мной она ходила на свидание, сказав, что идет с коллегой. Как только это дошло до ее ушей, Тина начала что-то мычать и топать ногами, а руки стали пытаться сорвать скотч со рта, как бы это не было больно. Это увидел капитан и, взяв со стола наручники, мгновенно схватил ее левую руку, заводя за спину, а потом и правую. В кабинете послышался щелчок браслета, а за ним еще один. — Я просил по-хорошему, чтобы ты не лезла, — прошептал он ей на ухо, из-за чего девушка дернула руками и чуть не упала вперед, если бы он ее не придержал за локти. — Ох, Голдштейн! Заканчивай, Ковальски, пока она не расшиблась сама и не уничтожила мой кабинет. Карие глаза злобно сощурились и начали сверлить спину мужчины, пока тот возвращался к столу. — Я не хотел скрывать наших отношений, но Куинни сказала, что пока не готова рассказать все сестре, поэтому нам приходилось прятаться. — В участке, в архиве? — Простите, сэр. Такого больше не повторится. Просто у нас сегодня небольшой юбилей — месяц вместе, — ответил Якоб и весь засветился от счастья, по этой причине Тина отвернулась и лишь хмыкнула, выражая все свое недовольство. — Все с тобой ясно, Ковальски. Я тебя прощаю, но это первый и последний раз — архив не номер в отеле, ясно? — Да, капитан. Я обещаю. Кивнув, Грейвс махнул головой в сторону двери, и Якоб, бросив извиняющий взгляд на девушку, покинул кабинет. Темно-карие глаза теперь смотрели на нее с нескрываемой усталостью и легкой усмешкой. — Как хочется оставить тебя так, Голдштейн, ты бы знала, — сказал он и поднял со стола небольшой ключик. — Идеальный полицейский получается: молчаливый, симпатичный и ничего не крушит. Его тонкие губы растянулись в довольной усмешке. Он быстро расстегнул наручники и снова положил их на стол. — А со скотчем сама. Освобожденные руки нащупали край, и, собравшись с силами, Тина резко дернула липкую ленту. — Черт! — выругалась она, ощущая, как кожа вокруг рта, которую неприятно стянули, начала болезненно разглаживаться. — Верю, неприятно. Голдштейн повернулась и направилась к выходу, но ее остановили. — Я не отпускал тебя. Глубоко вздохнув, девушка решительно повернулась и, скрестив руки на груди, вопросительно приподняла брови. — Я не буду извиняться перед Ковальски. И мне нужно поговорить с Куинни, чтобы она сказала мне правду. — Правду? — Да, правду! Неужели Вы не видели, что он нагло врет! Моя сестра никогда в жизни не будет встречаться с таким мужчиной! — Почему? — удивился Грейвс, хмурясь. — Да Вы видели его?! — И что? Да, Ковальски не похож ни на одного актера, играющего Бонда и Супермена или на Бреда Питта, ну и что? Он отличный полицейский, и у него хорошее будущее. Он надежный, проницательный, и у него отличная интуиция. Через пару лет он вполне может занять мое место, если не растеряет энтузиазма и проявит больше терпения. К тому же он помогает своей семье, у которых неплохая булочная в Бронксе. Также я не вижу проблем, почему твоя сестра не может встречаться с Якобом. Таких, как он, еще надо поискать в Нью-Йорке. — Так выйдите за него! — крикнула Тина в ответ и прикусила губу, понимая, что только что сказала. — Извините, сэр, но Вы не правы! Куинни… — Совершеннолетняя, взрослая женщина, которая вправе сама выбирать, с кем ей встречаться, спать и целоваться в архиве. Господи, неужели они не нашли менее пыльное и людное место? — Вы не знаете, о чем говорите! У Вас никогда не было ни братьев, ни сестер, как я понимаю! И Вы понятия не имеете, как это сложно — иметь красивую младшую сестру! — Согласен, — ответил Грейвс, устало вздыхая и смотря в ее глаза. — У меня никогда не было ни брата, ни сестры, и я никогда этого не пойму. К тому же я лезу в чужую личную жизнь. — Именно! — Но я как наблюдатель и абсолютно беспристрастный в этой ситуации человек могу сказать чистую правду: твоя сестра так боится тебя, что не сказала про свои новые отношения, зная, что они тебе не понравятся, и была права. И своими же руками, а точнее кулаками, ты дала повод для крупной ссоры. Девушка открыла рот, чтобы возразить, но сразу его закрыла, понимая всю правоту каждого слова. — Я не враг тебе, Тина. Пойми это. Свободна. Мышка: Я осталась одна. Войдя в квартиру, она почувствовала легкий холодок, который проник под одежду, через кожу, внутрь, к сердцу и погрузил ее в отчаяние. Куинни нигде не было. Как и ее одежды: любимой куртки, кедов и туфель. Как и кота, которого она, по всей видимости, не хотела оставлять такой сестре. Бросив рюкзак на пол, Тина прошла на кухню и, осмотревшись, упала на пол, ощущая себя настолько скверно, что ничто не могло помочь ей оправдать саму себя. Оставшись одна и разочаровав, наверное, всех, ее пальцы нащупали холодный металл в кармане брюк. Одна ли? Мышка: Я уверена в этом. И виновата только сама. Зануда: Ты сама признала свою вину — это первый шаг к решению проблемы. Зануда: Я так считаю. Зануда: Главное, не плачь, хорошо? Мышка: С чего ты взял, что я плачу. Зануда: Я просто знаю женщин. Шмыгнув носом, она вытерла слезы из уже успевших покраснеть глаз. Мышка: Перестала. Зануда: Точно? Мышка: Да. Зануда: У тебя есть место, где ты всегда отдыхаешь ото всего мира? Тина подняла голову и посмотрела на соседнее окно. Поднявшись по пожарной лестнице, которая отвечала на каждый шаг жалобным скрипом, она остановилась, и ее взору предстала пустая крыша, где ей нравилось прятаться ото всех, погружаясь в свои мысли и раздумья. Мышка: Я на месте. Зануда: Готов поспорить, что там красиво. Глубоко вдохнув аромат вечернего города, пропитанного спешкой, вечной жизнью и нескончаемой энергией, о котором не зря все говорили: "Нью-Йорк никогда не спит", девушка посмотрела вперед, где горели фонари Бруклинского моста, помогая путникам не заблудиться во тьме, на дома, где в окнах горели лампы и кипела жизнь разных, необычных, непохожих людей. Осматривая темное ночное небо и виднеющиеся далекие огоньки самолетов и спутников, таких маленьких, что сложно представить, существует ли такая цифра в мире, чтобы посчитать расстояние, она укуталась в плед, который взяла с собой, понимая, что приход весны не всегда бывает теплым, и села прямо на пол. Ветер, несущий свободу и зовущий на ночные приключения, коснулся ее лица, слегка мокрых глаз и запутавшихся от слез ресниц, давая возможность украсть его в легкие одним вдохом. И девушка сделала это, чувствуя, как вся усталость и боль пусть и медленно, но растворялись внутри, помогая голове и мыслям в ней охладеть, приводя все в порядок и немного убирая проблемы с покатых плеч. Мышка: Ты прав, мне немного лучше. Зануда: Я рад, если это правда. Мышка: Не совсем. Мышка: Мне кажется, что будь ты рядом, мне было бы еще лучше. Грейвс откинулся на спинку стула в своем кабинете, снова задержавшись допоздна. Зануда: Я бы тоже хотел оказаться рядом с тобой. Мышка: Но у тебя работа. Я знаю. Мышка: Просто хотела, чтобы ты это знал. Зануда: Думаю, у нас все еще впереди. Зануда: В любом случае, я в это верю. Легкая улыбка коснулась ее губ, и Тина подняла голову, смотря в небо, и, кажется, почувствовала, как что-то невидимое, но теплое коснулось ее руки. Чтобы не случилось, у нее есть человек, который всегда ее поддержит и спасет, даже если этого не понимает. Это открытие стало греть ее сильнее, чем весеннее солнце, теплый свитер или горячее какао перед сном. Она нужна кому-то такой, какая есть.