Хейл-Стилински-Арджент

- У меня цикломатический синдром, - твердо заявляет Томас, пропихивая руки в расстояние между сидением и своей попой, обтянутой джинсой брендовых горчичных бриджей. Его рубашка-поло пахнет гипоаллергенным кондиционером для белья. У Скотта чешется нос. - Я не знаю этот синдром, но у тебя его точно нет, - отвлекается на сына Стайлз. Они в аэропорту Кеннеди, в китайской кафешке в зоне ожидания. - Цикломатический синдром - это эмоциональные всплески, гиперактивность, утрата интереса, удовольствия, сексуального влечения, - монотонно перечисляет Томас. - Я тебя просил не залезать на медицинские сайты. - Скажи еще, что утратил интерес к утке по-пекински и Лего Бионикл, - весело подлавливает Скотт. - Уток есть нельзя. Знаешь, что делают с ними на утиных фермах? - Разве ты не говорил это о телятах? То есть о телятине, - уточняет Стайлз. - Нет, я читал и об утках. Им насильно скармливают по шесть фунтов еды в день через трубку, которую вставляют в глотку. У уток случается ожирение печени, и они не могут ходить. Наша природа в беде из-за нас. - Он шальная голова, - отмахивается Стайлз. - Я бы спихнул это на тебя, но Лидия знает, что ты лучший крестный. - Лидия все еще припоминает мне тот фастфудный кентуккийский бунт. - Она назвала это фастфудным кентуккийским бунтом? И все равно тебя она любит больше. А для этого толстолобика авторитетнее Малии один только Эйнштейн. - Малия - моя будущая жена, – соглашается Томас. - Ей тоже нравится Таху из биониклов Тоа Нува, а еще зеленые спагетти и космические динозавры. - Она любит его, - подтверждает Скотт. - Она и тебя любит. А кто любит меня? - Дядя Питер? - предлагает Том и зажимает двумя пальцами зернышко риса, поворачивает его под разными углами. Ноздри Стайлза раздуваются. - Это же дядя Питер сделал из тебя настоящего детектива. - Он всего лишь одолжил мне пару сотен долларов. - Ты хотел сказать двести семьдесят тысяч долларов? - Питер дал тебе почти триста штук? - удивляется Скотт. - Триста штук с роялти иностранных франчайзи, которые ему платят за его торговую марку. Но у Лидии есть свой процент со всех выплат из-за того, что Хейл тогда купил ее бизнес. Так что это были не его деньги. Ну, фактически, - Стайлз нервно заламывает пальцы. - Если бы не Лидия, я бы все еще греб бумажки в нью-йоркском участке. Но даже срал бы я золотыми слитками и менял их на доллары, чтобы отдать Хейлу эти говенные триста тысяч, он все равно бы с меня не взял ни цента. - Из-за Лидии? - Ругнулся - доллар отстегнул, - довольный Томас подсовывает свою ладошку. - Правило есть правило. - С Малии за ругательства ты тоже деньги берешь? - уточняет Стайлз. - А с Малией у нас нет такого правила. - Хорошо, дам тебе пять, если посчитаешь рыб в аквариуме, - уступает Стайлз. - Всего пятнадцать с акулой. Карликовой. - Сколько ты хочешь? - Я тебе не по карману. - Куплю нового бионикла. - Взятки запрещены законом. - Пожалуюсь на тебя Малии, и она перестанет тебя любить. - Она не будет тебя слушать, потому что ты ей не нравишься. С тебя двадцать семь долларов, которые я опущу в коробку сбора средств для уток с ожирением печени. - Где эта коробка? - У кассы. - Тогда ладно, - соглашается Стайлз. Когда Томас сползает со стула и отходит на столько, чтобы не слышать их разговор, Стайлз нервно выдыхает. Жирная от масла бумажная салфетка снова сминается в его пальцах. - Питер, да он ведь только и ждет, чтобы пошарить у нее под юбкой. Все его штатные работники считают, что он трахает ее прямо в конференц-зале. Скотт неодобрительно причмокивает: - Ты серьезно? Она твоя жена, она родила тебе ребенка, по-моему, она еще не давала повод, чтобы ты так о ней думал. - Естественно, ты теперь его защищаешь, он же тебе жизнь спас, - Стайлз горько усмехается. – Слушай, ты вот что мне скажи: тебя, ну, не раздражает, что Малия все еще списывает на статистику разводов отказ за тебя выйти? - Стайлз наваливается на стол локтями. - Я доверяю ей. И если так лучше для нее, то так тому и быть, - сухо отвечает Скотт, и до Стайлза доходит, что он перегнул палку. - Черт возьми... - он устало потирает переносицу. - Знаешь, наш брак, он... Раньше все было по-другому. Агентство отнимает все мое время, и мы с Лидией, ну, ты понимаешь. Этого больше нет. То есть... не так, как хотелось бы. Томас плохо спит, и нам обоим на утро рано вставать. А тут - на тебе - Хейл без повода отправляет курьером эти пухлые букеты гибридных роз - бутоны красивые, мясистые, как пирожные в гофрированных бумажных чашечках. Я... я больше не чувствую себя нормальным мужиком. Со своей зарплаты я едва могу оплатить расходы по квитанциям за ЖКХ - на Манхеттене все такое дорогое. Мы платим по десять тысяч баксов за детский сад Томаса. Да я столько за квартал не зарабатываю! - Почему ты никогда не говорил мне о своих трудностях? - в своей манере хорошего парня - как персонажа из книжки со сказками - удивляется Скотт. Стайлз хмыкает: - А толку? Ты бы чек мне выписал? Да здесь детективных контор всегда было больше, чем кабинетов дантистов, но что это двадцатитрехлетнему мальчишке только из Куантико, тараторящему, как из пулемета, про свое агентство и помощь всему человечеству? Год назад я вел одно дело: отец объявился через пять лет. Ребенок счастлив: день рождения, бисквитный торт и пицца с салями. Застреленный старший мальчишка упал прямо в нее, у него лоб был весь в томатном соусе. Отец забрал младшую. Через неделю поисков мы с мужиками нашли его загородный дом в Монтклере. Знаешь, его потом посадили, но девочку он убил. Я отбил это дело у агентства в Стейтен-Айленд. Теперь думаю, что они бы ее точно спасли. - Ты сделал все, что мог, - говорит Скотт и сжимает его плечо. - Да... да, наверное, ты прав, - отвечает Стайлз и резко встает, срывая Скоттову ладонь. Усталость наваливается сугробами снега в Куршавеле, куда они с Лидией и Томасом ездили на Рождество три года назад. Сыну был год, он спал в кроватке от гостиничного комплекса, пока они с Лидией долго занимались любовью. - Самолет уже сел, - нетерпеливо обрывает его подоспевший Томас, дергая худыми ногами. - Десять минут назад. - И регистрация на мой рейс уже началась, - Скотт смотрит на электронное табло. - Но сперва хочу увидеться с малышкой. - Если ты не забыл, ей уже девять. - Знаю. Потом они стоят в зоне ожидания среди студентов из программы по обмену и американцев с табличками с именами. Им даже не нужно напрягаться со всем этим, потому что только почерневшие от солнца коленки показываются в пропускной системе, Томас тут же бросается вперед. - Элли! - Толстолобик! - все зовут его так, потому что он умный. Они проделывают их хитрое рукопожатие, пока Кора недовольно тянет двухгодовалую дочь к Стайлзу и Скотту. Она пахнет песком, острым мексиканским кетчупом и сексуальностью, хотя Стайлз не должен об этом думать. Даже если ее майка облепляет проколотый сосок так, что не думать невозможно. - Да нас тут целая лига, самое время ограбить Ситигруп и свалить на Кубу по Хадсон-ривер через порт на подлодке Мерриуэзер. Паучок, ты для отхода. - Мерриуэзер - это «гташный» аналог «Академи»? Кто-то слишком много играет в видеоигры. - Я тоже скучала по тебе, Сти, - его дочка костлявая и угловатая, ее острые пересушенные локти больно тычутся ему в ребра, когда она поддается вперед, чтобы обнять его. Совсем как Малия, думает он, но все равно чувствует себя самым счастливым. Потом она обнимается со Скоттом, он легко поднимает ее, и она становится чуть более красной, хотя у нее загар и она никогда Скотта не стеснялась. Ее темные, с горчичным мексиканским налетом ноги болтаются в воздухе. Они длинные, как у девочек-моделей с благотворительных вечеров Хейла по борьбе с раком, которые Стайлз в гробу видал, но малышка лучше, и это не потому, что она его дочь. - Малию еще не уволили за позорно низкий уровень компетентности учителя? - интересуется Элли, сползая со Скотта. - Она отлично справляется. - Вообще-то, Малия и правда поумнее многих. Даже мама не знает все о Мезозое, а вот Малия знает. А еще она может собрать бионикла из двухсот сорока деталей за пару минут и смешно шутит про динозавров и Скотта в команде Тоа Нува, - вступается Томас. - Она снова сравнивала меня с Копакой? - спрашивает Скотт. - Так вот почему она не вышла за тебя - ты напоминаешь ей бионикла, - смеется Стайлз. - С глупым моральным кодексом. - Но Копака благородный и сдержанный. Вся команда Тоа Нува его любит, - встает на защиту Элли. - У Олби есть целых три его экшн-фигурки. - А он обменяется со мной на Похату из старой коллекции? - спрашивает Томас. - Не надейся, скоро мне будет снится, как эти ваши фигурки полезут у меня изо рта, - отвечает Стайлз. - Поверь мне, лучше уродские пластиковые роботы с сюжетом, чем те сопли «скитлс», размазанные по поддонам для рассады, которые раз в месяц я хороню на ранчо со всей процессией. Олби оплакивает их всю неделю, - говорит Кора. - Они называются биониклами, а то, что выращивает Олби, - это почти тамагочи из Китая с вашего века, но сделанный из синтетического сополимера без консервантов, который впитывает воду и позволяет фигуркам расти, - вставляет Элли. - С нашего века? - изумляется Стайлз. - Это сколько нам лет, по-твоему? - Эй, урод! - вдруг кричит ему малышка Джей-Джей. Ее брови в недовольстве сползают к черным глазенкам, на сморщенный лоб налезли сухие блондинистые волоски. - Pendejada! - Севен Джей! - Кора гневно дергает ее за руку. - Что.. что она сказала? – растерянно спрашивает Стайлз. - Что ты полная хуйня! - Элли! - обрывает ее Кора. Глаза Томаса возбужденно загораются. - Даже не думай, понял меня? - предупреждает его Стайлз. Скотт ржет. И это еще хорошо, что с ними нет Лидии.