Хейл-Стилински-Арджент

- Да отсюда ничегошеньки не видно же, - заводит очередную шарманку Томас, вытягивая стянутую красной бабочкой шею над лысеющим затылком в кресле напротив. Они сидят на балконе второго яруса в душном зале Метрополитен-опера, отец с двумя дочками возле увлеченно обсуждает либретто. - Томас, - Лидии нужен один взгляд, чтобы сын стал, как солдат в почетном карауле, но скоро его натянутая спина, так и не вылепленная годом верховой езды, предсказуемо сгорбливается, и он снова начинает ерзать. - Томас. - Он прав, у этих мест функционал тот же, что и у последнего ряда в кинотеатре, если ты понимаешь, о чем я, - отвечает Стайлз. Он не говорит, что отдал за билеты половину своей зарплаты, которую приносят ему кресло босса и документы о регистрации ИП. Он молчит, что ужался в техобслуживании на эти полгода - нью-йоркское метро не такое забитое и не воняет только резиной и луковыми кольцами, многие жуют жвачку со вкусом жвачки и пахнут дезодорантом. Стайлз обтирает ладони о брюки. - Мистер и миссис Стилински? - это один из работников Метрополитен - «Джорджо» значится на бейдже, - у него отутюженный по брючной складке костюм и зачесанные назад седые пряди с помощью геля для волос. - Извините, что прерываю вас, но вас ожидают в ложе. - В ложе! Вот повезло, - шепчет отцу старшая девочка, а Лидия смотрит на Стайлза, и ему тогда думается, она ищет в его глазах оправданную за годы супружества инициативу - это вроде той, когда он, еще в синтетической форме Академии, срывал ее лекции в Колумбийском и они занимались быстрым сексом без защиты в туалете. Но Стайлз только растерянно ведет плечом. Бог свидетель, ему нечего ей предложить, помимо того, что у них уже есть. - Вы знаете, мы одни. Наверное, вышло недопонимание. Мы покупали билеты на балкон, - говорит Лидия. - Вас ожидает мистер Хейл, - добавляет Джорджо - и все встает на свои места. Вот он, с укладкой, в модном дизайнерском блейзере, выбритый, как попка младенца, смотрит в бинокль и облизывает ложку, вынутую из картонного стаканчика с мороженым. - Смотрите-ка! Дядя Питер! И у него там «Тилламук» и для нас есть! Ровно три невскрытых стаканчика. И Лидия вскипает, против привитого этикета и пятничных визитов к частнопрактикующему психологу. Но Стайлз не дает ей договорить: - Знаете, а вы как раз вовремя, спасибо, - быстро отвечает он. Лидия приподнимает брови. - Что? У него там лучшие места, должна же от него быть хоть какая-то польза. Когда ты отец, абсолютно все начинает делаться для ребенка: от субботних походов в кино в девять утра с вегетарианскими роллами вместо сладкого попкорна, биониклов в макбуке, на коробках хлопьев и собственных трусах до совместной ложи в театре с дядей Питером, который знает все балетные позиции, «Щелкунчика и мышиного короля» и вносит пожертвования для уток с ожирением печени. Лидия накрывает его ладонь, и Стайлзу впервые хочется одернуть руку. Когда ты отец, муж и взрослый мужик, твоя обида никому не сдалась. Она отдает Томасу свое мороженое. Стайлз тоже. А вот и чувство до смешного нелепой потребности в МакКолле. Стайлз срывает галстук после третьего пируэта. Он думает о Коре и ловит себя на мысли, что ему не стыдно. Потом наклоняется к своей жене: - Срочное дело в агентстве. Возьму такси. Стайлз не целует ее быстро или хотя бы в щеку. В ложе висят запахи мускатного ореха и бананового сплита с печеньем из пустых стаканчиков - не меньше пяти гребаных баксов за каждую, думает Стайлз. План записаться на прием к семейному психологу в Мидтауне теперь не кажется лишенным смысла. Рука Лидии спадает с подлокотника, когда он рывком поднимается. Томас сидит в пол-оборота и не видит его. Он усиленно орудует пластиковой ложкой, розовой, как в «Баскин Роббинс». Лидия стягивает губы, но Стайлз все равно уходит, ощущая скользкие от пота подмышки и осознавая, что брак - это еще хуже, чем керлинг, страсть к мягкой мебели на смену сексуальному голоду и сырая рыба с рисом без жира, которую готовит Питер. \\ В его агентстве все так же: оранжевые пластиковые стулья, дешевые вонючие пепельницы, вентиляторы на батарейках и кулер с горячей водой. - Балет разве уже закончился, босс? - Коффи, которого Стайлз переманил к себе из ФБР сразу после платы за аренду тогда еще разорившейся страховой компании, лениво разминает затекшую шею. Его черная кожа посерела от усталости и хронического недосыпа. - Да... да, закончился, - рассеянно отвечает Стайлз. - Рановато. И за что только деньги дерут? - замечает Рамирес - бывший коп из Нью-Джерси - из-за монитора в углу. Оттуда тянется запах «Тука» с беконом. - Ты в порядке? Погано выглядишь. Жена продинамила тебя в выборе кино, где Моника Белуччи раздевается догола? - шутит Коффи. В его представлении романтический вечер - это заказать доставку итальянской еды, купить пачку презервативов про запас и сидеть смотреть «Америкаснкий пирог», пока дети спят наверху. - Та женщина... Саманта. Она звонила? - Стайлз до непривычки сухой и нервный. - Звонила. Я ей намекнул, что дело-то давно пора передать копам в Чайна-таун. Знаешь, у таких случаев есть название. Они называются провальными, и я такими не занимаюсь. Между нами, босс, не резон это, а мне еще налоги платить и за колледж старшего. - Перезвони и скажи, что мы беремся. Пусть придет завтра с тем фото из колледжа и распечаткой последних платежей по кредитке ее дочери. И проследи, чтобы копы не прочухали. - Босс, ты меня слышишь? Это дело - то еще дерьмо. Влезем в него, и с грани разорения слетим в долговую яму. Агентство без пяти минут банкрот, у тебя на носу годовщина. И мы и без того здесь сутками жопы рвем. Мужик, я уже и не помню, когда целовал свою младшую на ночь. - Я сказал, мы берем это дело, - рявкает Стайлз. В своем кабинете он раскручивает бутылку с акцизной маркой и думает, что Лидия для него всегда была слишком сложной. \\ В гардеробной ее ждет чемодан на сорок четыре фунта, забитый его шлепанцами «адидас», гавайскими рубахами и сливочно-белым бельем от «Бали», которое она купила, пока ждала подтверждения брони на номер-люкс в Майами-бич и брони на парусную яхту с джакузи и персональным шеф-поваром до острова Саус-Бимини. - Мама? - Лидия зажимает мобильник между плечом и ухом, копаясь в шелке лимонного цвета и миленьких кружевах. - В пятницу мы со Стайлзом вылетаем во Флориду - мой сюрприз на нашу с ним годовщину, если ты о ней помнишь. Одну ночь проведем в Майами и две - на Багамах. Будем в Нью-Йорке во вторник. Могу я рассчитывать на тебя или мне звонить няне? И вот, спустя четыре бесконечных дня, она сидит за столиком в задней части рыбного ресторана «Эстиаторио Милос». В черном вечернем платье, тугом, как капрон и чулочные резинки на ее бедрах, с массивными серьгами от «Тиффани», которые оттягивают мочки. - Что-нибудь выпьете, мэм? Пока ждете, - спрашивает официант. Блондинистые прядки жирно блестят от бриолина. - Стакан воды. - Лед и лимон, мэм? Рано или поздно первоначальная сумасшедшая влюбленность перерастает в стабильные отношения, зачастую с менее диким сексом, затем появляются супружество, центр планирования семьи, когда на смену плановой физической близости приходят задержка месячных, УЗИ и потребность в меблировке гостевой под детскую. Венцом супружеских отношений становится рождение ребенка: ты спускаешь по тысяче долларов в месяц на безглютеновую смесь, послеродовой бандаж, антицеллюлитные крема и частные занятия с инструктором по йоге и пытаешься похудеть с десятого размера до восьмого, причем секс вообще отходит на второй план. - И все-таки я, наверное, не откажусь от бренди, - обращается она к официанту. - Французский «Наполеон», но не выше двадцати трех градусов. Двойную порцию. Мальчишка задерживает на ней взгляд дольше, чем позволяют приличия. Но Лидии все равно. Стайлз опаздывает, и она в одиночестве приканчивает бокал бренди за мучительные полчаса, прошедшие с часа, который она провела в ресторане, пропитавшемся запахами австрийских десертов, дубовых полов и табака. - Ты забыл про ужин, да? Скажи честно. Стайлз отвечает после двадцати гудков. Его сбившееся дыхание шумит в динамике вместе с сиплыми гудками барж и помехами в полицейских рациях. - Это место преступления, - доносится до Лидии суховатый голос его напарника-копа. Где-то в далеке сигналит скорая. - Допросите его, когда он очнется. Вытяните все, что он помнит. - Его везут в Маунт-Синай. - Черепно-мозговая травма. - Нам нужен ордер. - Он единственный свидетель. Не вкалывайте ему сильнодействующий анестетик. - Что известно о потерпевшем? - Предоставьте ему адвоката. - Стайлз? Колеса каталки бьются о гудрон, дальше Стайлз снова на проводе, но его голос то и дело глохнет из-за плохой связи. - Не получится приехать. Допрос свидетелей, горячее дело, ну ты понимаешь. Куплю бутылочку твоего любимого вина, и встретимся дома через пару часов. Или снимем номер в «Парк-Саус». Короче, потом решим, я тебя наберу. Прости, детка. Рано или поздно первоначальная сумасшедшая влюбленность перерастает в супружество, зачастую с более высокими требованиями к комфорту и составу пакетированного мыла и кондиционера для волос, зато с обеденным столом, который всегда накрыт. Когда градус притупляет ее разочарование в браке, Лидия возвращается в пустой офис с еще не остывшими принтерами и отпечатками тел на спинках стульев. Питер отмечает, что она совершенно красивая и пьяная, когда она наплевательски сбрасывает туфли со стертых в кровь пяток и срывает серьги. От нее густо пахнет французским «Наполеоном» за восемь тысяч баксов, губной помадой и вишневыми сигаретами. Это Мартин, с которой он хотел заниматься любовью на Сейшельских островах и ужинать лобстерами в ямайском роме на борту его личной яхты. Мартин, которая бы делала ему крышесносный минет, а он водил бы ее на Парижскую неделю моды и закрытые показы в Опере Гарнье. Мартин, которая была бы с ним, как сербский сыр в масле. - Знаешь, почему некоторые мужчины предпочитают спать с женщинами, у которых уже кто-то есть? Им так спокойнее. Ведь женатые менее требовательные. - Хочешь, чтобы я побыл твоим психологом? - У меня есть психолог. Я плачу ему двести долларов в час. - Тогда сексологом? И от слепого не уйдет, что твой со Стилински медовый месяц закончился с посадкой на борт «Американ Эйрлайнс» в Лионе три года назад, дорогая моя. Он не скрывает, что в паху у него все натянулось, брючная ткань и тугие боксеры. Питер знает, что он лучший во всем, составляет эту американскую мечту с реклам элитного парфюма и авто люкс-класса, на которые вздрачивают лысеющие страховые агенты и мультимиллионеры. Он олигархически богат и привлекателен даже в свои неполных пятьдесят два, для него острова с розовым песком, и ароматические свечи, и тест-драйвы спорткаров стали не приятным разнообразием, а стилем жизни. - Вообще я не центр реабилитации, Мартин, но кое-что могу. И потом, все это, естественно, не более чем своевременная в своей надобности моральная поддержка, но Питер втирает в нее слюну и мнет большую грудь своим поганым ртом, совершая акт грязной любви до скрипа вульгарной в своей дороговизне итальянской столешницы.