***
Если бы кто-то раньше сказал Ли Хонбину, что потусторонний мир реален, он бы от души посмеялся в лицо собеседнику. А потом бы еще раз посмеялся и с искренним сочувствием посоветовал бы провериться у соответствующего специалиста. Фантазии фантазиями, а со здравым смыслом он всегда дружил. Когда-то. По иронии судьбы, консультация с психиатром теперь нужна разве что ему самому. Первым тревожным звонком в сознании Ли стала постепенная пропажа из кухонного шкафчика всех запасов сладкого (которых было не так уж и много). Будучи образцовым студентом и многообещающим молодым человеком, Хонбин содержал помещение однокомнатной съемной квартиры в идеальном порядке и никогда (даже так: НИКОГДА) не позволял себе разбрасываться вещами. Пропавшие сладости быстро обнаружились в шкафу в спальне. Это радовало, но успокаивало как-то не слишком. Следующей странностью стали скрип и подозрительное сопение, слышимые сквозь сон. Ли спал очень чутко и просыпался на любой шорох, но стоило ему открыть глаза и включить свет, комната погружалась в полную тишину. Проще было спихнуть подозрительные звуки на недосып и игры уставшего от учебы рассудка. "Тем более", — повторял он себе снова и снова, — "ты постоянно один. Такими темпами, мозг сам начнёт придумывать себе воображаемых друзей. Стоит хотя бы собаку завести." Однако, заботиться ещё об одном живом существе рядом с собой было, по меньшей мере, проблематично. Когда лучший друг попросил пару недель приглядеть за его псом, бедное животное заскулило и сбежало, едва переступив порог чужой квартиры. — Прости, Воншик-а, ничего не выйдет, — Хонбин улыбался почти отчаянно, не найдя ни одного разумного объяснения случившемуся. Где-то в глубине квартиры громко скрипнула дверца шкафа, подтверждая его слова.***
В один из редких вечеров, когда Ли наслаждался ничегонеделанием, поедая чипсы за просмотром фильма, его рука наткнулась на другую, тоже тянущуюся к пакету конечность. Конечность эта обладала длинными, заостренными на концах ногтями и доверия не внушала. — Эй, — Хонбин не узнал собственный голос, непривычно высокий и напуганный, — это, блять, не смешно, я вызываю 911. Сейчас же свали из-под моей кровати. В ответ раздался набор нечленораздельных звуков, заглушаемый хрустом злополучных чипсов. За рукой (ой, рукой ли?) показалось оттопыренное и тоже заостренное к концу ухо, целая копна каштановых кудряшек и несуразно большие нос и губы на худом лице со впалыми щеками. — Какое ещё 911, глупый, — обиженно сверкнул глазами незнакомец, при ближайшем рассмотрении оказавшийся жутко тощим юношей лет двадцати в хонбиновой футболке и с крошками возле рта, — я же только пожрать хотел. Какого... В рациональном мозгу Ли Хонбина случилось замыкание на почве несоответствия существующих представлений реальности. Иначе говоря, он бухнулся в обморок. К тому моменту, как Ли очнулся, темнота уже полностью поглотила очертания предметов в комнате. Было похоже на то, что он просто задремал перед телевизором и увидел странный сон. По крайней мере, ему хотелось бы в это верить. — Ты как, живой? — озадаченное лицо незваного гостя, склонившегося над ним, отказывалось подчиняться законам элементарной логики. Хонбин сдавленно застонал. Надежды на здоровую психику катились к хуям. — Значит, живой, — просиял незнакомый парень, взмахнув руками с угрожающе длинными ногтями. На данный "безобидный" жест Хонбину захотелось отодвинуться подальше, а еще лучше, развидеть это ушастое недоразумение в придачу с обертками от шоколада на бывшей когда-то идеально чистой кровати. — Ты эльф, что ли? — ляпнул он первое пришедшее в голову и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник за тупость вопроса. Незнакомец важно прокашлялся и ухмыльнулся довольно зловеще: — Зови меня Кен, имя не имеет значения. Можешь считать, что да, если тебе так проще.***
Не то, чтобы в жизни Хонбина недоставало проблем. Но только с тех пор, как он обнаружил, что живет не один, Ли сумел осознать, что такое НАСТОЯЩИЕ проблемы. Во первых, Кен решил, что раз его раскрыли, можно больше не прятаться и принялся в открытую уничтожать всё съедобное (и не очень) содержимое хозяйского холодильника. А во вторых... Хонбин бы никогда не поверил, если бы ему сказали, что у нелюдей бывает аллергия на сладкое. Так вот, бывает. — Всё, больше ты их не увидишь, — раздраженно отчитывал он Кена, выкидывая остатки прошлогодних конфет, которые каким-то немыслимым образом обнаружились в шкафу среди горы носков. — Но, Бинни, — заныл незадачливый сладкоежка, — у меня начинается ломка. Хочу сладенького! И не дожидаясь, когда уже открывший рот Хонбин начнёт читать ему длинную лекцию о вреде сахара (а еще "ты заебал ныть потом, что всё чешется", "у нормальных эльфов не бывает золотухи, как у глупеньких детишек"), Кен щелкнул пальцами и растворился в пространстве.***
Возвращаясь с учебы в один из вечеров, Ли всё же не выдерживает — покупает себе мороженое, в тайне надеясь, что никто не надумает навестить его сегодня. В голове путаются мысли о том, сколько всего предстоит сделать на завтра, на носу сессия, и хочется хоть как-нибудь избавиться от накопившегося стресса. Если не запить, то хотя бы заесть. Нет ничего удивительного в том, что Хонбин засыпает, стоит ему опустить свою измученную тушку за стол перед компьютером (череда бессонных ночей не проходит без последствий). Удивляется он, когда просыпается от того, что нечто влажное и шершавое скользит по его пальцам, испачканным в мороженом. А потом это что-то сменяется ощущением чужих (довольно острых) зубов. Сон улетучивается моментально. В темных глазах Кена вспыхивают огоньки то ли голода, то ли похоти, Хонбин не различает. Он завороженно наблюдает, как незваный гость медленно выпускает изо рта его пальцы, пошло проводит языком по возмутительно блядским пухлым губам и смотрит прямо, с насмешкой и вызовом одновременно. Когти скользят в опасной близости от шеи, гладят выступающий кадык. Хонбин нервно сглатывает, всё оставшееся внутри него от инстинкта самосохранения кричит об опасности, но вместо того, чтобы сбежать подальше, он обвивает руки вокруг чужой шеи, подчиняясь манящей черноте во взгляде напротив. Губы Кена оказываются мягкими и очень удобными для укусов, впрочем, Хонбин чувствует, что именно его здесь собираются съесть. Он охает и цепляется за костлявые плечи, когда с него стягивают домашнюю толстовку и вгрызаются в молочно-белую кожу под ключицами. На подтянутом животе яркими росчерками расцветают длинные полосы от ногтей. Ли вскрикивает, потому что Кен не собирается останавливаться на ласках и кусает до боли. Он снова целует Хонбина в губы, и тот пугающе ясно осознаёт, что к сладкому привкусу мороженого примешивается вкус его собственной крови. — Я подозревал, что ты вкуснее, чем сладости, и не ошибся, — голос у Кена тягучий, как карамель, а в каждом прикосновении — дикая, необузданная жажда живого тепла. Хонбина физически разрывает между страхом и желанием, к которому примешивается что-то ещё. Что-то другое, необъяснимое для человеческого рассудка. Он выбирает второе. Где-то на дне шкафа лежит выцветший от времени студенческий на имя некого Ли Джехвана. Хонбин догадывается, но не знает, когда наконец наберется смелости, чтобы назвать всё своими именами.