Давайте откровенно...

- Почему они всегда бьют одинаково? – Стонал Тэхён, нервно подёргивая уголком губы. – Все одинаково, словно женщину: тыльной стороной ладони, с оттяжкой по щеке, чтоб больнее… Он зашипел, когда ссадину на скуле защипало сильнее от раствора перекиси. Чонгук не особо умел аккуратничать в этих делах, просто старался сильно не давить на рану. Удавалось хреново. Пальцы заметно подрагивали. - Бить тебя кулаком в лицо – как мужчину – наверное, рука не поднимется, - выдавил из себя откровенную бредятину Гук. Тэхён долгим мазком перевёл взгляд на его лицо, а потом скосил на руку, обрабатывающую его рану. Драки в общежитии давно уже вышли из списка регулярных вещей – как-никак парни все взрослые теперь, у каждого есть абсолютно трезвое понимание сути, специфики и особенностей их работы. Семья – семьёй, а контракт по расписанию, и раздоры принесут в первую очередь убытки. В первую очередь им самим. Откровенно говоря, выглядел Тэхён дерьмово. Он полулежал на полу, подпирая лопатками стену. Ремень на его потёртых чуть свободных серых джинсах был разорван (не иначе, резким рывком) и свисал набок, держась на последних двух целых шлёвках. Его любимая домашняя толстовка, в которой он обычно ходил по общежитию зимой (сколько Чонгук себя помнил), свисала с плеча, беспощадно растянутая по всему вороту, щетинясь тёмными нитками из разорванного плечевого шва… Кроме ссадины на лице видимых повреждений на хёне не было, но невозможно было не обращать внимания, как тот поджимает левой рукой рёбра, и как с осторожностью шевелит правым предплечьем, неуверенно сгибая и разгибая пальцы. От старшего не укрылся взгляд Чона, и он осторожно свёл колени вместе, пытаясь подтянуть их ближе к груди. Дрожь в них он тоже не смог скрыть. Чонгук выдохнул. Медленно. Самое обидное, что он опоздал к раздаче буквально на десять минут. Когда вернулся домой с тренировки и открывал дверь, уже слыша за ней мат, хрипы и характерные звуки ударов, то пулей влетел в гостиную, не разуваясь. Хосок уже оттаскивал Юнги в коридор, буквально придушивая горловиной толстовки – Шуга рвался вперёд, не обращая внимания на собственный разбитый нос. Намджун кидался к нему навстречу, размахивая стёртыми в кровь костяшками почти перед каменным лицом стеной стоящего перед ним Сокджина. Чонгуку «повезло» прийти на самое сладкое. Под веками, кажется, надолго отпечатается вечно движущаяся картинка, словно gif-анимация, как Чимин напрягает свои сильные накаченные бёдра, стоя сгруппировано в слишком профессиональной для простого танцора позе, а потом коротким молниеносным ударом ноги бьёт уже покачивающегося Тэхёна по колену сбоку, отчего того как подрубленного косит к полу… до которого он так и не успевает долететь – тот самый удар – тыльной стороной небольшой, но сильной ладони, с оттяжкой по щеке, и Тэхён, влажно всхлипнув, откинув лицо в сторону, сползает бесформенно по стене вниз, теряя с плеча свою безвозвратно испорченную любимую домашнюю толстовку… Кажется, в тот момент Чонгук впервые за эти годы, впервые серьёзно, а не в шутку, поднял руку на хёна. Локоть всё ещё немного отдавал болью в плечо. Сейчас в гостиной о драке напоминал перевёрнутый стол, раскиданные по полу бумаги и журнал и тяжело дышащий Тэхён у стены. Чонгук подавил в себе желание просто поднять трубку и слить всех этих мудаков менеджеру. - Встать сможешь? – спросил он вместо этого, откладывая в сторону вату с перекисью, слегка порозовевшую от крови старшего. Хён снова медленно потянул взгляд к его лицу и приоткрыл слишком яркие от адреналина губы, но вместо ответа просто еле заметно кивнул. Гук помог добраться до комнаты. Он даже не хотел разбираться в причинах всего этого треша, он за время пути от гостиной до комнаты мог навскидку накидать минимум три правдоподобных сценария этой драки, тут и Шерлоком не надо быть. Зачинщик всегда Юнги. Всегда. Даже если первым бьёт лидер. Гук понимал, пройдёт вечер, пройдёт утро, и Чимин первый начнёт скрестись в дверь комнаты Тэ, чтобы извиняться, ныть и размазывать по пухлым щекам слёзы с тоналкой. К вечеру лидер соберёт всех за столом и будет долго сокрушаться, что не может всё держать под контролем, не способен делать всё идеально в их группе, а Юнги за этим столом присутствовать не будет. Гук знал, пройдёт еще ночь, и вот уже на следующее утро, в самую несусветную рань, Шуга будет крутиться на кухне, весь пылающе красный от смущения, будет обжигать пальцы, пытаясь приготовить любимые яичные рулетики для Намджуна, гренки для Хосока и (внимание, сложно!) оладушки для Тэхёна. Гук всё это знает, знает даже, сколько потом пластырей прилепит Сокджин на обожжённые пальцы Юнги. Он всё понимает, но мать вашу..! Тэхён опустился на кровать с плохо скрытой излишней аккуратностью. Его губы заметно побледнели, когда пришлось напрячь пресс, чтобы закинуть ноги на покрывало. - Мы… - Не надо. – Оборвал его младший на полуслове. – Я не хочу даже знать. Хён хмыкнул тихо, как будто интригующе, и Чонгук с раздражением понял, что один этот неоднозначный хмык уже запустил в нем цепную реакцию любопытства. Он с поджатыми губами смотрел на шею хёна, когда тот расслабился, вытягиваясь на подушках. Кадык старшего взлетел вверх, а взгляд Гука невольно перебрался на открытую ярёмную впадину и быстрым мазком пролетел по ключице к разорванному шву на плече. Любопытство не отпускало. А Тэ слишком хорошо знал младшего. - Они вновь закусились по поводу той фразы лидера… о секс-меньшинствах. Гук мысленно закатил глаза, разбивая лицо фейспалмом – это был второй его сценарий. - Я вообще мимо проходил, бесит… - Хён отвёл взгляд, сводя брови. - Ну, и в итоге? – Не смог скрыть хрипотцу в голосе Гук, уже примерно представляя, что мог выкинуть Юнги, что привело к драке. Что этот ублюдок мог сказать. Тэхён обиженно повел плечами, будто нехотя встречаясь взглядом с макнэ. Глаза в глаза. - Предложил отсосать ему. И мой рот, оказывается, годен только для этого. Гук спешно закрыл глаза, разрывая контакт. Он не хотел слышать это. Не хотел представлять, каким тоном репер бросил это в лицо своему тонсену, вальяжно развалившись на диване, а потом (ну это же Юнги), немного раздвинул бёдра, многозначительно скашивая взгляд на свой пах. Он не хотел представлять, каким растерянным был в тот момент Тэхён, как он бегал глазами по старшим, замерев всем телом, округлив свои только что облизанные (ну это же Тэхён) языком губы, которые… давайте откровенно… если бы Чонгук был геем… И он не хотел всё это слышать и представлять. Не хотел, чтобы эти самые слова Тэ произносил, глядя ему прямо в глаза. Предложил отсосать. Эти вечно влажные губы хёна. Отсосать. - Так как все промолчали, я заехал коленом ему в пах. – Тэ как будто отчитывался. Сухо. – Чимин сразу подлетел, а там Лидер… И Юнги уже разогнулся и тоже… - В конце его голос совсем стих и он как-то уязвлено отвернул лицо к стене. Чон открыл глаза, тихо и очень незаметно сглатывая вязкую слюну. Все промолчали. И он бы промолчал, будь он там. Потому что Ким Тэхён. Потому что бесит он Юнги. И никакого отношения он к секс-меньшинствам не имеет и никогда не имел, но когда Юнги говорит что-то такое, никто не находится с ответом. Потому что его линия челюсти, и нос его тоже, с родинкой, и эти глаза – то ли сонные, то ли пьяные, то ли с поволокой, и вообще его мимика с этой ненормальной способностью за мгновение менять эмоцию на лице. И кадык этот чёртов, и ключица, та самая, на которой Чонгук не успел схватить за хвост свой взгляд. И рот этот. Тоже чёртов. Губы, такие, словно непослушные, и язык, у которого, кажется, своя жизнь – свои правила. И его могут бить, как не родного, как Чимин, не рассчитывая ни силу, ни скорость, ни разницу в подготовке, но только не по лицу. Все промолчали, потому что давайте откровенно… если бы они были… Тэхён нахмурил брови сильнее и повернулся, вновь впиваясь взглядом в лицо Чона. Младший буквально между лопатками почувствовал, что ему сейчас очень не понравятся его слова. - Если мой рот больше ни на что не годится… Сердце макнэ притаилось как перед прыжком наружу, как кошка дикая в вольере. - Если я такой пидор, так может, чтобы не было так обидно, взять и отсосать уже всей группе, а? Его низкий подрагивающий шепот, кажется, вскрывал в Чоне второе, третье и четвёртое дно. - Ну а что? Все же молчали, потому что в душе согласны с ним? Мой рот может только сосать, да? И Чонгук услышал, как внутри надрывно ломается стальная нить самоконтроля. У Тэхёна почти слёзы на глазах, но эй, Тэ же никогда не плачет, а рука младшего неотвратимо потянулась вверх к его лицу. Хён замер, будто даже задерживая дыхание, а Чон уже не мог. Не мог совладась с собой. Он мягко коснулся уголка рта хёна своим большим пальцем и повёл по нижней губе, слегка оттягивая вниз, приоткрывая ровный ряд зубов. Тэхён не двигался, а его рот снова, как всегда, влажный, и хотелось, хотелось много чего еще сделать этим пальцем, но Чонгук лишь медленно убрал руку, сглатывая. - Твой рот, - прохрипел он, - может издавать самые лучшие, самые вкусные и красивые звуки среди всех в нашей группе. А Юнги с его шепелявым дребезжащим рэпом просто завидует. И он сейчас не то, чтобы врёт… Чонгук улавливает едва заметно расширяющиеся зрачки старшего и чуть не сбивается на вдохе, когда язык Тэ осторожно повторяет путь его большого пальца. По нижней губе. Влажно. Они слишком хорошо знают друг друга. Так хорошо, что большую часть времени этим семерым вообще вслух говорить ничего не надо. И Чонгук тоже молчит. Только молчит и смотрит на эти расширившиеся зрачки и чуть подёрнутые вдруг краской щёки. А ещё думает, что не будут они ждать извинений Юнги и его пересоленых подгорелых оладушек, а пойдут выбирать Тэхёну новую любимую домашнюю толстовку.