Отступники

Она чувствовала, как миллионы, миллиарды пылинок собираются, слипаются, приставая одна к другой и образуя вновь живое человеческое тело. И душа её горела от этого чувства. Это было хуже, чем ад, из которого её так внезапно вырвало заклинание. Это было хуже любой другой боли, и ей хотелось кричать, но она не могла, и немота тоже приносила сильные страдания. Пылинки, срастаясь друг с другом, жгли и пульсировали. Её раздирало изнутри — несмотря на то, что снаружи она собиралась сызнова. Это была невыносимая боль — и это была разумная плата за жизнь. Но в какой-то миг она закончилась. Резко, внезапно, будто и не было её вовсе. И началась бесконечная пустота. Сначала она не чувствовала ничего, даже собственных пальцев, да и видела и дышала тоже с трудом. О том, где и в каком виде она оказалась, думать было рано — на то, чтобы это понять, уйдут часы, а то и дни. Ей предстояло заново обрести зрение, слух, научиться говорить и ходить… Вспомнить своё имя — или придумать новое. Она не знала, сколько времени на это уйдёт, и никуда не торопилась. Сколько дней, месяцев или лет она была мертва, ей тоже не было известно. Это, впрочем, и неважно. Счёт времени она потеряла давно, ещё задолго до смерти. Она нескоро почувствовала себя по-настоящему живой. И встать ей удалось тоже нескоро. Ноги держали плохо, и она инстинктивно вытянула руку, чтобы обо что-то опереться, но не нашла опоры. Попыталась сделать шаг и снова чуть не упала, лишь каким-то чудом удержавшись на ногах. Мир вокруг неё был таким же, каким она его запомнила, — ослепительно светлым. И свет с радужными переливами пока был единственным, что она видела. Из-за этого вернулась боль, слабая, едва ощутимая, и это, как ни странно, заставило её улыбнуться. То, что она снова начала чувствовать боль, делало её действительно живой, а не просто существующей. Привыкнув к той лёгкой боли, она пошла вперёд. Постепенно погружалась в эту светлую купель, и лучи грели её, медленно заживляя те раны и шрамы, что оставались после соединения частиц, пылинок, пепелинок, в которые она превратилась. Свет приносил удовольствие, однако она вдруг вспомнила, что эта стихия ей чужеродна. Что её всегда, с самого рождения, влекло к тьме. Что тьма была её покровительницей, наставницей и источником сил. И потому, когда свет в её глазах начал гаснуть, она лишь улыбнулась и не стала задерживаться, оставляя позади то светлое место, что стало для неё новым материнским лоном и ознаменовало её новую жизнь. *** Тучи затянули небо над Резерфордом — стоило запрокинуть голову, и начинало казаться, что в небесах образовалась чёрная воронка, где иногда мелькали молнии и куда тебя легко могло засосать по воле высших сил. Джон весь день не покидал замка — не потому, что боялся оказаться в этой воронке. Просто не хотелось попасть под мелкий накрапывающий дождь, грозящий перерасти в ливень, да и дел накопилось по горло. Так что ему было не до прогулок. К тому же из головы не выходил вчерашний сон — за год ему вообще ничего не снилось, а тут… Осязаемая, плотная темнота, сестра в кровавом платье и смутное пророчество… Никак не удавалось выкинуть это всё из головы. Но и думать об этом тоже было, мягко говоря, неприятно: слова Анны вселяли в душу слабую надежду на то, что никогда не произойдёт. По крайней мере, в этой жизни. А эта жизнь для Джона не была наполнена чем-либо, кроме будничной суеты, кроме однообразных дел и до боли надоевших мыслей, прогнать которые у него не было сил. Он пытался не вспоминать то, что произошло с ним год назад, но волна этих воспоминаний была слишком сильной, она захлёстывала его с головой и мешала удержаться на ногах — иногда даже в прямом смысле. Джон знал, что здоровье его подкосилось из-за нервного истощения и алкоголя, поэтому старался больше не пить вообще, а вот с истощением он ничего сделать не мог. Ему казалось, что он не способен больше чувствовать ничего, кроме всепоглощающей тоски. Редкая вещь могла вызвать у него улыбку, а уж смех… Джон помнил, что раньше имел привычку смеяться в лицо опасности, но теперь всё было иначе. Теперь, если бы в его глаза заглянула старая ведьма с косой, он бы, скорее всего, смог выдавить из себя лишь усталую ухмылку. Но смерть и не думала приходить за ним. Жизнь Джона, казалось, вернулась в прежнее русло и стала почти такой же, какой была до войны с Амфиклией. Да, без Анны, её звонкого смеха и громкого, иногда прямо-таки командирского голоса в замке было пусто, несмотря на присутствие прислуги, гвардии, нередких гостей и просителей. А ещё Джон постоянно думал о том, как изменился бы Резерфорд, если бы в нём вопреки всему поселилась Элет. Наверняка комнаты бы оказались пропитаны запахом различных диких трав: полыни, мяты, розмарина, — а ещё ладаном, теплом и волшебством. Хотя Джон прекрасно понимал, что ни при каких обстоятельствах не смог бы сделать эту бедную девушку своей женой и в его замке она бы вряд ли смогла остаться. Как бы то ни было, жизнь его продолжалась, будучи довольно тоскливой и размеренной, как раньше. Однако сильно скучать всё же не приходилось: каждый день находились дела, заботы и вещи, требующие его вмешательства. Как и в тот злополучный вечер. К нему заглянул Уолтер Таннер, управляющий — немолодой мужчина низкого роста, с брюшком и лысиной, зато очень ответственный, предельно вежливый и исполнительный, хоть и не шибко грамотный. Однако отсутствие образования он полностью компенсировал своей преданностью и умением разбираться как хозяйственных делах замка, так и в людях. — Сэр, там к вам девка какая-то, — растерянным тоном сообщил Таннер. — Какая ещё девка? — Джон оторвался от пергамента и насторожился. Если это была одна из тех девушек, с кем ему доводилось делить постель во время своего «изгнания», и она принесла в подоле ребёнка… Он прошёл вслед за управляющим вниз, по винтовым лестницам, тёмным коридорам, небольшим залам — к главному входу в замок. Тучи над ним между тем стали ещё более мрачными, более плотными, густыми и зловещими. Дождь усиливался, капли, уже довольно крупные, ощутимо больно били по лицу, и волосы Джона успели намокнуть буквально за пару минут. Посреди внутреннего двора замка он увидел ту самую девушку. Она была закутана в грубый чёрный плащ, который, впрочем, вряд ли спасал её от дождя; из-под капюшона этого плаща выглядывали довольно длинные мокрые локоны цвета воронова крыла. Гостья опустила голову, и лица её Джон не видел, но, когда он приблизился к ней, капюшон вдруг упал с её головы, девушка резко взглянула на него — и это заставило его отпрянуть. Перед ним стояла Жанетта. *** Джон не знал, каким чудом ей удалось убедить его пустить её внутрь. Однако дождь хлестал с каждой минутой всё сильнее, а когда вдалеке разразился гром и в небе вспыхнула ослепительно яркая молния, он подумал, что это для его же блага. И, наверное, безопасности. Ведьма не отставала от Джона ни на шаг, и это было ожидаемо: он, не тратя времени, сам схватил её за предплечье и потащил вслед за собой, а она, в общем-то, не сопротивлялась. И всю дорогу она безудержно тараторила умоляющим голосом, пытаясь уверить Джона в том, что она — вовсе не Жанетта. — Пожалуйста, выслушай… те меня, — едва не плакала гостья (он уже понятия не имел, как её называть — Жанеттой или как-то ещё), — я всё объясню, просто выслушайте! Я — не она! — А кто? Её потерянная сестра-близнец? — зло ухмыльнулся Джон, буквально вталкивая её в свой кабинет и тут же быстро запирая дверь; растерянный, испуганный Таннер остался в коридоре, не успев и слова сказать. Когда Джон запер дверь на засов, девушка задрожала — и явно не от холода, а от страха, что было очень не похоже на проклятую верховную ведьму. Та, казалось, вообще не ведала никаких человеческих эмоций и чувств. Кроме, разве что, гордыни и жестокости. В кабинете Джона было лишь одно кресло — возле рабочего стола, и гостья, видимо, не решилась попросить разрешения присесть. Хотя ноги у неё дрожали, и стояла она с явным трудом, уставшая, промокшая и испуганная. Однако Джон не спешил проникаться к ней сочувствием. Сам он садиться тоже не стал, лишь остановился около стола, опершись на него, и внимательно взглянул на девушку. — Прошу, выслушайте меня сначала, а потом делайте что хотите, — пролепетала она. — Если вам так хочется сорвать на мне всю свою злость на… неё… — Вдруг она слабо кашлянула, прикрыв рот ладонью. — Я тебя не трону, если ты не тронешь меня, — устало вздохнул Джон. — Я — трону? — девушка горько усмехнулась. — У меня сейчас сил нет совершенно никаких… Она не договорила — чуть пошатнулась, но осталась стоять на ногах. Джон насторожился. Её мокрый, растрёпанный, абсолютно избитый вид отчего-то заставлял его в глубине души ощущать жалость к ней. Возможно, это и правда не Жанетта… Жанетта бы точно нашла способ укрыть себя от дождя, чтобы ни единой капли не упало на её безупречную белую кожу, на уложенные длинными волнами волосы, на изысканное парчовое платье, расшитое золотом, серебром и драгоценностями… Эта же девушка, очень на неё похожая, выглядела, напротив, жалко — Джон решил называть вещи своими именами. Однако кто знает, на какие уловки способна проклятая ведьма, на какие жертвы она готова была пойти, чтобы втереться в доверие и сделать вид, что она — вовсе не она. — Хорошо, что ты хотела мне сказать?.. — сдался Джон. Он на мгновение взглянул в окно, возле которого располагался его дубовый стол. Снаружи начиналась настоящая буря, дождь барабанил по стеклу, а чёрное небо вспарывали молнии. Внезапно в сердце кольнуло странным, суеверным страхом: а не связана ли эта ужасная гроза с появлением Жанетты… Может, если ей что-то не понравится, она тут же испепелит его молнией? Поборов мелкую дрожь в руках, Джон обернулся, выдвинул из-под столешницы небольшой ящичек и извлёк оттуда кинжал: длинное, блестящее, невероятно остро заточенное лезвие, рукоять из слоновой кости с руническим узором… Джон заметил краем глаза, как гостья сжалась и задрожала ещё сильнее. Он понял, что следовало бы взять тот чудесный меч, которым ему в прошлый раз удалось убить чёртову ведьму… Или не убить, но хотя бы на время — на целый год! — вывести из строя. Однако меч сейчас находился в арсенале, под особым присмотром, и Джон мысленно укорил себя за то, что не потрудился забрать его сразу. Впрочем, жалкий вид гостьи заставил его принять то, что напасть на него она пока попросту бы не смогла. — Нас здесь никто не услышит? — сдавленным голосом спросила девушка и снова закашляла, уже сильнее… простудилась, что ли? Джон хмыкнул — при такой-то погоде это вовсе неудивительно. — Никто, если для тебя это так важно. — Сложно будет начать… — пожала плечами она и плотнее закуталась в плащ, который уже почти высох. Впрочем, Джон не испытывал сильного желания тут же согреть девушку у очага и налить ей горячего чая. — И я уже предвижу, что вы мне не поверите. Однако, как я сказала, я — не Жанетта. Да, она выглядела как я, просто… — Она замолчала, нервно взглянула на кинжал в руке Джона, который он внимательно рассматривал, будто видел в первый раз. — Я была обычной, самой заурядной и ничем не выдающейся ведьмой в Шабаше. Как и все девушки, я просто хотела развивать свой дар, направлять его на добрые дела… Но Жанетта решила иначе. Ты же сам видел, какой древней старухой она на самом деле являлась, а долго поддерживать молодость и красоту с помощью иллюзий, эликсиров и рун довольно сложно даже для неё. И она решила использовать меня в качестве… — Она сделала паузу, подбирая слово. — В качестве инструмента, марионетки, называй как хочешь. — Когда это было? — прервал её Джон. — Года… лет пять назад, может, шесть, — вспомнила гостья. — Когда ей пришёл в голову тот план вызвать всадниц и вернуть магии былое величие. На это нужно много магических сил, и, чтобы больше не тратить их на поддержание красивой внешности, она взяла мой разум под свой контроль, завладела мой, как демоны завладевают людскими телами. Он чуть вздрогнул от этого сравнения — в Элет ведь тоже однажды демонесса вселилась… Та явно была подружкой Жанетты и нахваталась трюков у неё. Или наоборот: ведьма научилась вселяться в людей у адской твари. — Она изнутри, из моей головы, из души или сердца управляла мной, заставляла делать то, что я делать вовсе не хотела. Но когда ты… вы… — Джон кивнул, молча позволив ей называть себя на «ты», и опустил кинжал. — Когда ты пронзил меня тем мечом, она исчезла. Ты видел старуху — это и была её душа, поселившаяся в моём теле. Она действительно ничего не знала о свойствах меча ровно до того момента, как он пронзил её… — Поймав вопросительный взгляд Джона, девушка слабо улыбнулась и пояснила: — Нет, не меня. Меня ты не убил — она всячески оберегала моё тело от разного рода повреждений, и даже сквозная рана ничего мне не сделала, хотя, как видишь, восстанавливалась я долго. В общем, твой меч почти не нанёс вреда телу, но он смог уничтожить душу. — Её? — недоверчиво уточнил Джон, подходя ближе к гостье. — Ну, если не уничтожить, то изгнать… изгнать из моего разума, убить её влияние на меня. Я теперь жива, свободна и почти полностью здорова, магия тоже скоро вернётся ко мне. Кажется, она закончила свой рассказ — тяжело выдохнула, снова кашлянув пару раз, и беспомощно опустила руки. Джон оглядел девушку с ног до головы: на Жанетту она и правда была похожа, будто копия, сестра-близнец или чрезвычайно точный портрет… и в то же время совершенно не похожа в этом оборванном коричневом платье, с растрёпанными, секущимися, спутанными волосами, осунувшимся лицом, бледным уже не благородно, а болезненно. И глаза у верховной ведьмы, кажется, были светлее и сияли золотом, будто в них навек застыло какое-то магическое заклинание. У его гостьи же были обычные светло-карие глаза с недлинными ресницами, а ещё искусанные губы и несколько длинных царапин на щеке, шее и открытой части плеча. — И причём тут я? — поднял бровь Джон. — Ты — единственный, кто остался жив из всех, с кем Жанетта взаимодействовала… Ну, из хороших людей, — добавила она, смутившись. — А мне просто некуда больше идти. Мне, как и всем в Шабаше, стёрли память, я не знаю, откуда я родом… — А имя помнишь? — Кара. Вроде бы, — горько усмехнулась девушка. — Жанетта хотела, чтобы я стала ей целиком и полностью, но имя из моих воспоминаний стереть не могла… — Она набрала в грудь воздуха и заявила: — В Шабаш вернуться я уже не могу. Кара, видимо, собиралась объяснить, почему, но Джон прервал её: — И как ты докажешь то, что всё сказанное тобой — правда? Вопрос был жёсткий, даже, пожалуй, жестокий, но он не мог позволить себе допустить хоть каплю слабости. Если она и правда ни в чём не повинная девушка, ставшая жертвой безумной колдуньи, она, пожалуй, сможет ему простить это недоверие. А если это ложь и перед ним настоящая Жанетта, притворяющаяся, лгущая и пытающаяся выдавить из него жалость и сострадание… С ней уж точно стоит быть осторожным, а от его жестокости ей наверняка никакого вреда не будет. — Я не могу это никак доказать, — развела руками гостья. — Но я помню всё, что происходило со мной, когда Жанетта мной управляла, и я… я видела смерть Элет. — Ей приходилось брать паузы, чтобы прокашляться. — Мне… мне очень жаль. — Не говори о ней, — приказал Джон, с трудом подавляя желание направить лезвие кинжала то ли на её горло, то ли в своё собственное сердце. — Ты её не спасла, хотя могла бы. — Это была не я, — в который раз повторила гостья с отчаянием в глазах. Вдруг она снова закашляла, куда сильнее, чем прежде, сжала горло двумя руками, и Джон даже испугался — уж не чахотка ли у неё? Тогда её тем более надо выгнать прочь, чтобы не заразила весь замок… Однако что-то помешало ему сделать это прямо сейчас. Он бросил кинжал на стол, быстро приблизился к двери, отворил её и выкрикнул во тьму коридора: — Таннер! Таннер, где тебя черти носят? Скорее зови сюда лекаря. *** Лекарь смотрел на Джона с укором. Это был не старый ещё монах, начавший службу в Резерфорде не столь давно и пока не взявший в толк, что подчиняться теперь должен власти не только церковной, но и светской. Однако Джон понимал, что укор его справедлив. Лекарь, которого в монахи постригли под именем брат Джереми, велел уложить девушку в тёплую постель, принёс травы, настойки и согревающий компресс, а также предложил служанкам пожертвовать пару шерстяных шалей. Жанетта… или Кара, неважно, выглядела откровенно плохо — лишь укладывая её в постель, Джон заметил, насколько исхудавшей и вымотавшейся она была. Под глазами её пролегли тёмные круги, щёки впали; девушка то и дело кусала губы — видимо, от боли, которую вызывали в горле приступы кашля. Он сам снял с неё сырой плащ, с платьем она кое-как справилась самостоятельно; осталась в одной не успевшей промокнуть серой камизе, закуталась в одеяло и принесённые служанками шали. Однако он понял, что запасные вещи гостье ещё, возможно, пригодятся, и оставил в комнате старое платье сестры — из тёмно-зелёной шерсти, с жёлтой отделкой на рукавах, — которое Анна обычно носила с широким кожаным поясом. Пояс Джон так и не нашёл, и это отчего-то отозвалось в его сердце странной болью. Лекарь тем временем продолжал копошиться над Карой. — Простуда, переутомление… — бормотал он. — Девочка, как давно ты спала? — Прошлой ночью поспала часа четыре, — слабо отозвалась она, делая несмелый глоток горячего травяного отвара. Джону стало любопытно, где она провела весь этот год, на какие деньги жила, ела, где спала и что вообще с ней происходило, но он понял, что расспрашивать сейчас не стоит. — А кто это, сэр? — поинтересовался у него Таннер тихим голосом, пока Кара отвечала на, несомненно, важные расспросы лекаря. — Да так, знакомая, — отмахнулся Джон, — старая, но не очень хорошая. Запомнит теперь мою доброту, — ухмыльнулся он, прекрасно зная, что глаза его вовсе не смеялись. Из головы не выходил рассказ Кары — странный, вызывающий сомнения, сбивчивый и несколько нелогичный… Он не знал, верить ей или нет. Старая ведьма была вполне способна на такое — подчинить себе разум человека, завладеть его сознанием… С неё станется. Однако если она так хотела, чтобы Элет присоединилась к ней в её войне, то почему просто не применила то же заклинание? Джон не сильно разбирался в магических тонкостях, а его покойная подруга была не столь опытной ведьмой, чтобы посвящать его, и посему он решил, что об этом судить не может. Хорошо, но где всё-таки находилась эта несчастная девушка целый год? Сколько она собиралась из того праха, в которое превратилось её тело после встречи с лезвием меча? И главное, у неё не было никаких доказательств, кроме, возможно, неискренних сожалений о смерти Элет. — Хорошо, а теперь отдыхай, — ласково улыбнулся Джереми — ласковее, чем эта девчонка заслуживала. — Если почувствуешь себя хуже, дай знать. Вообще, в любом случае зови. А вы, сэр, пожалуйста, — обратился вдруг лекарь к Джону, выпрямляясь и расправляя плечи, будто пытаясь стать важнее и увереннее в собственных глазах, — будьте с ней внимательнее. Девочка не заслужила вашего равнодушия, видит Бог, не заслужила. Джон лишь закатил глаза и кивком головы отпустил лекаря. Таннер тоже ушёл, оставляя Джона наедине с таинственной гостьей. Та продолжала смотреть на него со страхом и отчаянием в глазах, всё ещё умоляя его поверить одним лишь взглядом. Но Джон не мог. Не мог поверить просто так, на слово. Ему нужно было хоть какое-то доказательство, но Кара предоставить их не могла. И что же им обоим делать? — Как ты оказалась здесь? И вообще, где была всё это время? Не в лесу же ты жила… — поинтересовался Джон, присаживаясь на край кровати в изножье. — Ветра принесли те горстки пепла, в которые превратилось моё тело после столкновения с мечом, в замок Конвей, — отозвалась Кара, отпивая из большой деревянной кружки. Девушка наконец чуть разрумянилась и даже повеселела, перестав быть похожей на покойницу. — Какой замок? — Конвей, это к северу отсюда… Он раньше принадлежал Шабашу, да и сейчас тоже принадлежит, хотя там, кроме одной башни и полуразвалившейся стены, ничего не осталось. Однако это место до сих пор ограждено магией от всех обычных людей. После восстановления из праха, — Кара горько ухмыльнулась и снова закашлялась, сильнее сжимая кружку, — которое заняло несколько месяцев, мне сначала не хотелось ни есть, ни пить. Но потом я заставляла себя набирать воду в ключе неподалёку, нашла в подвалах разные запасы еды… — Она попыталась вспомнить. — Там росли дикие яблони, рядом — кусты малины, заросли земляники… И эти вещи, — Кара кивнула на развешенные у очага платье и плащ, — я тоже нашла там. Это ведь был жилой замок, там тоже жили ученицы Шабаша, только вот он оказался разрушен из-за войны ведьм Беатрис и Дженивер… — Кого? — уточнил Джон, которого, по правде сказать, несколько увлёк этот рассказ. — Верховные ведьмы, такие же участницы Совета, как Жанетта, — Кара откашлялась и продолжила: — Десяток лет назад, или даже больше, они развязали войну за право быть Главой Совета, половина ведьм Шабаша встала на сторону Беатрис, другая — на сторону Дженивер, однако победа досталась Жанетте хотя бы потому, что она не участвовала в сражениях. В итоге Беатрис и Дженивер погибли, как и некоторые их последовательницы, Конвей оказался разрушен, и все силы Шабаша сосредоточились в его главном замке. Разумеется, люди об этой войне ничего не знали из-за магического барьера, окружающего Конвей. Кара вздохнула и замолчала. Интересно, она узнала эту историю из воспоминаний Жанетты или из чьих-то рассказов и записей? В любом случае, это могло оказаться как чистой правдой, так и наглой ложью, но Джон ободряюще кивнул девушке — продолжай, мол. — Я не смогла остаться в Конвее, потому что внезапно нашла там Врата, — сообщила Кара. — Какие ещё Врата? — Он отчего-то вздрогнул, будто она сообщила ему что-то важное конкретно для него, однако Джон мог поклясться, что не знал, о чём речь. — А ты не помнишь, чего именно хотела Жанетта? — Кара вдруг опустила взгляд, будто остывший чай в кружке ей был куда более интересен, чем выражение лица Джона и его реакция на её слова. — Вызвать каких-то богинь… — припомнил он. — Они бы помогли ей захватить власть и сделать магию сильнее, что ли… — Именно. Всё, конечно, куда сложнее, но в общих чертах — да, — кивнула Кара. — И Врата, через которые могут выйти в мир эти самые богини, как раз находятся в Конвее. — Откуда выйти? Где они сейчас вообще находятся? Джону подумалось, что он не хочет знать ответ: слишком уж тёмные и страшные материи оказались темой их разговора… Но всё же знать это было нужно хотя бы по той простой причине, что он оказался связан с этими материями. Связан не по своей воле, а из-за того, что ему довелось встретить в лесу беглую ведьму Элет, которая, опять же невольно, втянула его во всё это. Так что отступать некуда. — Богини-то? — Кара вдруг взглянула на Джона так, будто он был последним дураком и задал ей совершенно глупый вопрос. — Там же, где и все подобные им создания. Там же, где и демоны, и духи, и призраки. Джон вздрогнул от того, что она поставила призраков в один ряд с демонами и духами. Он помнил, что призрак его сестры поначалу был довольно жесток и слеп в своей мести, что он убил ту рыжеволосую ведьму и едва не задушил Элет… Однако всё же оставался его сестрой. Анной Резерфорд, девушкой, изнасилованной собственным дядей и умершей при родах. Она не заслужила такой участи, а потому страсть её призрака к убийствам и мести казалась ему вполне понятной. — Разумеется, чтобы войти в это место и выйти из него, нужны Врата, — продолжила Кара тихим голосом. — А для Врат, как известно, нужен ключ. — И у неё он был? — Был… — Кара вдруг усмехнулась. — До тех пор, пока Элет случайно не украла его. Это был тот розовый камень в её браслете. Именно с его помощью Жанетта поначалу пыталась открыть Врата, но поняла, что силы в нём немного, и вернула его в Шабаш. Как он оказался у Элет, я не знаю, но это действительно помешало планам Жанетты. — Она пыталась его уничтожить, — вспомнил вдруг Джон. На следующее утро после той проклятой ночи слуги, разгребавшие золу в камине, нашли там искорёженный шарик расплавленного серебра и тот самый розовый камень, и это натолкнуло его на мысль, что либо Жанетта, либо сама Элет пыталась сжечь сей странный браслет. Камень он положил в гроб, в руки почившей девушки. — Не уничтожить… она ведь просто сорвала его с руки Элет и швырнула в сторону, — пожала плечами Кара. — В любом случае, Артефакт — так она называла камень — был слишком слабым, чтобы открыть врата, и Жанетта хотела найти другой ключ. И она его нашла. А через мгновение погибла. — И что же… что оказалось другим ключом? — Меч, которым ты убил её. Она замолчала, внимательно глядя на Джона, и уже настала его очередь отводить взгляд. Меч действительно был более чем странным: в один момент он попросту пропал, а потом материализовался в его руке именно тогда, когда был нужен сильнее всего. Больше, правда, загадочное оружие такого не делало, но Джон всё равно был начеку и каждый день заходил в арсенал, проверяя, как дела у старого друга. И вот теперь выясняется, что этот меч — ещё и ключ к Вратам, через которые в мир попадает всякая сволочь… Если девчонка, конечно, не врёт. Но зато теперь ему было понятно, откуда на его пути взялась вся эта пресловутая сволочь. Если раньше Джону доводилось сталкиваться с упырями и болотными кикиморами, если до этого он слышал об оборотнях и вампирах, русалках, полуденницах и полуночницах… Но духи? Демоны? Призраки? Это было чем-то из ряда вон выходящим даже для того сумасшедшего времени, в котором он жил. Джон задумался. Возможно, если его гостья врёт, если не было никакой бедной девушки Кары, телом и разумом которой завладела древняя ведьма, если это всё та же Жанетта, то, может, она бы и не стала раскрывать все свои планы, посвящать его в свои колдовские тайны, вплоть до той истории с войной двух магичек, а также рассказывать о Вратах и ключе. Или эти планы — тоже чистой воды ложь? Сложно было понять. Он уже не знал, чему верить, а чему нет. В его жизни было слишком много того, чему верить не полагалось, однако порой он всё же верил и не ошибался. И что делать теперь? — Что ж, зато я наконец-то понял, зачем ты пришла, — вздохнул Джон. — Тебе нужен мой меч? — Мне нужен ты, — подалась вперёд Кара, во взгляде её заблестела небывалая уверенность, — а потом уже — твой меч. Джон не отвечал, не зная, что сказать. Тогда она привстала, одной рукой всё также сжимая кружку, а другую протягивая к нему. — Ты мог бы помочь мне спасти мир, Джон, — сказала Кара. — Кроме нас, никто не сможет. Подумай об этом.