Шрамы как напоминания

      Первое, что он видит, просыпаясь, это светлая короткостриженная макушка. Когда-то его шевелюра была попышнее, настолько, что отросшие на загривке волосы почти скрывали собой шею. Тогда толстая синюшная полоса, ошейником обвивающая шею под самым кадыком, была мало заметна, по крайней мере не бросалась в глаза. Вейлон долгое время носил водолазки, свитера с высокими воротниками и шарфы, даже если не по погоде. Около полугода он вскрикивал, когда кто-то касался его шеи, в шутку или по-дружески придушивая, с опаской смотрел на молодых девиц, чьи тонкие шейки окольцовывали чокеры, увесистые ошейники, служившие аксессуаром или ленты. Он невольно касался стертой кожи, с которой не сходили лилово-голубые синяки, будто желая убедиться, что на его шее не была затянута петля из толстой, стягивающей кожу веревки. Майлз долго привыкал к тому, что Вейлон слегка дергался, когда тот целовал его под нижней линией челюсти, опускаясь ниже. А сейчас стертая кожа была открыта. Ее не скрывали ни отросшие волосы, ни элементы одежды, ничего. Журналиста не могло не радовать то, что Парк начинал отпускать прошлое годичной давности.       Четырехпалая смуглая ладонь потянулась к верхним позвонкам, оглаживая мертвецки синий след, но не касаясь самой кожи, боясь спугнуть Вейлона. Тот негромко зевнул, кашлянув и подтолкнув подушку себе под голову. Рука Майлза скользнула ниже, проходясь вдоль позвоночника и стягивая легкую простынь ниже, оголяя плечи Парка, лопатки и поясницу. Где-то сбоку - Майлз провел рукой, заведя ее вперед - кривая, белая полоска шрама. Он остался после последней встречи с Джереми Блэром. Сильный удар заточкой в район живота тогда едва не убил Вейлона. Благо они успели доехать до ближайшего населенного пункта, обратившись за помощью в местную больницу. Майлзу до сих пор мерещился металлический запах крови в салоне его машины, даже после того, как он несколько раз перестирывал коврики, чехлы на кресла и отправлял сам джип на автомойку.       Вейлон заворочался, сонно что-то простонал и извернулся, повернувшись лицом к Майлзу, но так и не открыв глаза. Котенок. После того, как он ушел с работы, устроившись на посменную, блондин стал просыпаться позже Апшера, хотя раньше все было наоборот. Журналист притянул мужчину к себе, ткнувшись губами в теплый лоб и растянув губы в нежной улыбке. Задернутые плотные шторы цвета морской волны не пропускали ни одного солнечного раннего луча, но даже без них Майлз видел, как свет игрался с растрепанными короткими волосами программиста, создавая мягкий ореол вокруг него.       Нога Парка неожиданно закинулась на бедро Майлза, таким образом тот придвинулся к шатену ближе, уткнувшись носом в его шею. Скользнувшая вниз по чужой ноге рука с четырьмя целехонькими пальцами огладила коленку и опустилась ниже, ощущая самыми подушечками рубцы на коже. Открытый перелом ноги, который Вейлон получил именно тогда, когда прыгал от Глускина в шахту лифта, заживал очень долго и болезненно. Около трех месяцев он провел в коляске и не мог смотреть на швы на своей ноге. Потом все прошло, но шрам остался, ровно как прихрамывание на раненую ногу.       Тихое сопение и теплое дыхание куда-то в район ключиц успокаивало Майлза, заставляя прикрыть глаза и подумать о том, что в пятничное утро ему особо спешить некуда, поэтому можно позволить себе подремать еще часик. Подремать, обнимая поломанную не меньше себя самого тушку, гладя ее по спине, пересчитывая выступающие к лету веснушки на скулах и переносице, утыкаться носом в светлые волосы, вдыхая запах хвойного шампуня.       В любом случае, время еще есть. Они оба заслужили немного отдыха после всего пережитого.